Игорь ВЯТКИН: «Ты заходишь на объект, чтобы добывать торф, а тебе говорят – плати четыре налога! Неудивительно, что ничего не развивается»

Дата публикации: 01 ноября 2018

Глава Омского отделения РГО поделился своим видением современных омских проблем. 

В чем сила, брат? В Иртыше, этническом единстве, нефти, а может быть, вообще в сапропеле?.. Обозреватель «КВ» Анастасия ПАВЛОВА заглянула в гости к председателю Омского регионального отделения Русского географического общества, руководителю Омского филиала федерального бюджетного учреждения «Территориальный фонд геологической информации по Сибирскому федеральному округу» Игорю ВЯТКИНУ, чтобы узнать, чем живет Омская область изнутри. В самом что ни на есть прямом смысле слова.

Превентивные этномеры

– Игорь Алексеевич, расскажите, пожалуйста, сначала, над какими проектами сейчас работает Омское отделение Русского географического общества. Что нового?

– Заканчиваем работу над научно-популярной книгой «Народы Омской области». Хотелось бы донести до широкой публики то, что народы – это не только танцы, кухня и прочие развлечения, а что именно разнообразие культур нас сближает. На этом зиждется жизнь на Земле – на биоразнообразии. Старшее поколение помнит серию национальных конфликтов в республиках СССР в конце 80-х годов. Тогда Лев Николаевич Гумилев написал гневное письмо директору Института этнографии АН СССР, где были примерно такие слова: «Чем вы занимались все это время? Этнография – это не только изучение культурных особенностей, а поиск мирного сосуществования друг с другом!».

В общем, это наша первая книга столь серьезного масштаба для широкого круга читателей, до этого исследования носили в основном специальный характер и не охватывали описание более чем 40 основных народов, проживающих вместе в Прииртышье.

– У нас вроде в области все и так весьма мирно сосуществуют…

– Все сложнее, и не всегда так происходит, что все однажды достигли взаимопонимания раз и навсегда да и успокоились. Это ведь как с любовью – ее нужно постоянно подкреплять вниманием друг к другу. Понимание общих и различных черт разных народов должно лежать в основе фундамента культуры. Люди ведь по-прежнему приезжают к нам – из того же Казахстана, например. Их нужно включать в российскую культуру и помочь им не потерять свою собственную. Омские армяне, например, сетуют, что их дети уже не знают армянского языка, а это ведь один из древнейших народов на Земле!

– В общем, это что-то вроде профилактики этнических конфликтов?

– Да. У нас был такой случай: в 2012 году мы ходили в экспедицию по пути Ермака и землям бывшего Сибирского ханства. Недалеко от Искера – бывшей столицы Сибирского ханства и места предполагаемой гибели завоевателя Сибири – есть село, где в основном живут сибирские татары. Там мы зашли в магазин за продуктами, и продавщица, татарка, поинтересовалась, откуда же мы взялись такие «чужестранцы». Узнав о нашей цели, она воскликнула: «Ермак?! Ах этот разбойник! Да наши мужики его вон на том острове прикончили». Я оживился: «Стоп, где, вы говорите, это произошло? А где кольчуги, шлемы? Это ведь дорого стоило, просто так такое не бросали на поле боя». «Этого я не знаю, – спохватилась она. – Нам так учитель истории говорил. И вообще я Кучума люблю, а если бы знала сначала, вам сыр бы не продала». Это не плохо и не хорошо, это глас народа. А дело вот в чем: когда государствообразующая нация (в данном случае русская) приходит на территорию, она привносит свои элементы культуры, поднимает экономику, образование, медицину. Что случилось в 90-е годы? Эти территории бывшего царского улуса Сибирского ханства – север Омской и юг Тюменской областей – просто бросили. Коренные жители сетуют: «Мы были в центре государства, его столицей, а теперь оказались на задворках!» Нужно подтверждать наше право зваться государствообразующей нацией и всячески поддерживать принятые в общую семью народы. А когда на севере Омской области деревни разбиты, нормальных дорог нет, школы пустеют – какое у их жителей может быть к нам отношение? Они живут сами по себе. На такие индикаторы и должна реагировать местная власть!

Корешки сепаратизма не должны развиваться, им нельзя давать шанса! К слову, событий на Украине тоже никто не ожидал. Дело в том, что межнациональным, межконфессиональным взаимоотношениям не уделялось должного внимания. В 2013 году я был в Севастополе, и местные жители рассказывали нам, что мэр не допустил в школы украинские учебники. Новые поколения сохранили российскую аутентичность и исторически верное знание о событиях крымской истории.

Чтобы помнили

– Еще при подготовке к 300-летию Омска мы предлагали проект почтения памяти великих географов, изучивших нашу территорию, природу, народы за последние три века – ученых, путешественников, исследователей. Мы решили, что их нужно каким-то образом собрать в одном месте – эту плеяду, «могучую кучку». Мы выбрали 32 человека. Есть там и известные меценаты, попечители Русского географического общества. В этом списке есть Семен Ремезов, Петр Симон Паллас, Герасим Колпаковский, Петр Семенов-Тян-Шанский, Григорий Потанин, Михаил Певцов, Николай Казнаков, Николай Ядринцев, Петр Драверт, Ян Черский, Андрей Палашенков, Дмитрий Фиалков, Варфоломей Мезенцев и многие другие. Общество коренных омичей поддержало эту идею. Год назад на меценатские средства, выделенные попечителями отделения В.К. ВЕРЕТЕНО, А.Н. БЕЛЯЕВЫМ и В.Л. СЕДЕЛЬНИКОВЫМ, была создана концепция монументальной художественно-архитектурной композиции «Площадь географов», посвященной деятельности Русского географического общества в азиатской части России и Центральной Азии. Учитывая, что эти ученые не только омского, но российского и даже мирового масштаба, это поднимет имидж нашего города. Хочется, чтобы и сами омичи, и наши гости вспомнили, что у Омска была совсем иная роль в былые времена. Фактически весь XIX и часть XX века мы были Третьей столицей страны. Все были генерал-губернаторствами, а мы – областью. Наш генерал-губернатор Петр Михайлович Капцевич имел право без согласования с Петербургом вести военные, дипломатические и торговые действия. Омск, насчитывая в середине XIX века 25 тысяч человек, фактически управлял территорией от Северного Ледовитого океана до Тянь-Шаня. Итак, у нас получился проект «Площадь географов» 9х9 м, на котором будут стоять 16 пилонов, украшенных бронзовыми барельефами наших знаменитых соотечественников и табличками с текстами о них. Они будут снабжены QR-кодами, позволяющими все узнать о великих исследователях. Площадь будет иметь вечернюю подсветку и скамейки-тумбы, на которых можно сидеть, слушать гида и смотреть на собирательный образ путешественника-исследователя, отлитый в бронзовом памятнике. Расположится комплекс на Музейной улице как выносная «рука» Музея просвещения. Там можно будет проводить экскурсии, а в целом это просто камерное пространство, имеющее мемориальную часть, познавательную для туристов и самих омичей. Концепция монументально-художественной композиции одобрена архитектурно-градостроительным советом Омска, ее место и образ утвердили, инициативу членов Омского отделения РГО и его меценатов поддержали.

– Так когда мы увидим новую достопримечательность?

– Все зависит от наличия средств... Нужно создать рабочий проект, изготовить памятные пилоны, отлить памятник, оформлять площадь. Это требует около 10 млн. рублей. Есть практика, когда друг другу помогают региональные отделения РГО. Например, мы поучаствовали финансово в установке памятника Н.М. Пржевальскому в Смоленске. Так что кинем клич, обратимся к попечителям, членам РГО, омичам. Попросим власти включить проект в программу благоустройства города, ведь на это выделяются федеральные деньги. Почему бы не сделать эту достойную площадь в 2019 или 2020 году? В 2020 году как раз исполнится 175 лет Русскому географическому обществу.

– Чем еще занимаетесь?

– Проводим детские туристско-краеведческие экспедиции для трудных подростков по Омской области, организуем ежегодный лагерь «Истоки» на озере Линево. Есть у нас идея организовать парусную кругосветку в честь 200-летия открытия Антарктиды, но продвигается пока все очень сложно. Работаем над путеводителем по Иртышской оборонительной линии, которая пролегала от Омска до Усть-Каменогорска по правому берегу Иртыша в XVIII в. По пути бывших крепостей и форпостов этой линии в перспективе можно сделать международный туристский маршрут, фактически повторяющий северную ветвь Шелкового пути. Здесь нужно ставить памятные знаки, заниматься исторической реконструкцией. Также занимаемся просветительской деятельностью в воинских частях. Ведь кто были члены Императорского РГО? Офицеры, которые, попадая на труднодоступные территории, применяли свои географические знания и навыки исследователей, чтобы выжить и нанести на карту доселе неизвестное. Школьников, пенсионеров, студентов и всех желающих тоже обучаем, показываем научно-популярные фильмы, читаем лекции. Проводим экологические субботники. Обновили атласы Омской области для младших и старших школьников – они не менялись более 20 лет. Все это при помощи нашего попечительского совета, который согласился возглавить губернатор региона Александр БУРКОВ.

Иртыш и спорные решения

– А что насчет научных исследований?

– В 2015-2017 годах проводили экологическое исследование Иртыша, изучали состояние его вод от Павлодара до Ханты-Мансийска. Предыдущее подобное исследование было только в 1991 году и то не все охватывало. Провели мониторинг состояния птичьего царства на расстоянии от Омска до Тобольска.

– И каково оно?

– Из-за снижения судоходства и высокого уровня воды многие острова и участки берегов Иртыша превратились в девственную «Амазонку», стали труднодоступны и редко посещаются человеком. Теперь там царство птиц, где господствуют чайки, цапли, коршуны, орланы-белохвосты и множество других видов. А река стала чище, о чем говорят данные биомониторинга.

– Раз уж мы заговорили об Иртыше, как вы считаете, к лучшему, что Красногорский гидроузел так и не построили?

– Начну с того, почему вообще возникла мысль о строительстве гидроузла. Он предполагался как составная часть Южно-Омской оросительной системы, чтобы нивелировать падение уровня воды в кризисные годы и питать оросительные каналы. Систему так и не создали, но в 21 веке к идее вернулись. Оказалось, что с казахстанской стороной почему-то не договорились – «хвостик» водохранилища от плотины в Харламовском створе заходил на их территорию. В целом мы от РГО выступали за гидроузел – он планировался сначала выше города. При естественном режиме Иртыша – до строительства гидроузлов – его водность менялась от 19 кубокилометров в год до 48. А тут речь шла всего о 1,5 кубокилометрах объема накапливаемой воды. Когда поставили гидростанции, такая разница в объеме стока снивелировалась. Но сейчас в целом нехватки воды у нас нет. В Омском створе проходит в среднем 28 кубокилометров иртышской воды в год, из которых мы используем только 350 млн. кубов – чуть более одного процента! Проблемы с водностью нет, есть проблема, созданная людьми, – просадка уровня воды, т.е. обмеления, особенно по берегам. Началось это с той поры, когда в Омске создали базу для освоения Севера. Но Иртыш по водности относится к средним рекам. На нее же поставили флот для крупных рек, который имеет глубокую осадку и требует глубокого фарватера – почти три метра! А еще стали добывать песок в русле – использовать на строительство. В черте города такую добычу запретили в 1982 году законодательно, но «черных» копателей, да и «белых» (возьмите историю с «Ареной») это не остановило.

– Так как решить проблему с уровнем воды?

– Заглубить водозабор – самый простой и наименее затратный способ. Можно восстановить перекаты – поднять уровень воды при помощи бетонных конструкций с проходами для судов. Так сделали на Дону и других реках. Это дороже, но посильно. Полагаю, в 1 млрд. рублей можно уложиться. А есть самый дорогой способ – перекрыть реку, построить плотину (пусть даже переливную). Гидроузел строят ниже по течению от города – нигде такого нет, только у нас. Плотина всего на 4 метра должна возвышаться над меженным уровнем реки. В результате на расстоянии 67 км возникает «водный треугольник». Его объем – примерно 680 млн. кубометров, если я не ошибаюсь. То есть вместо 1,5 кубокилометров у Харламово – 0,68 в Омске. Для города это будет иметь какое-то значение, но наш основной водозабор находится на юге, на излете этого треугольника. Там увеличение уровня воды идет всего на 30 см. Ради них все это городить?! Говорят, увеличится объем воды. Увеличится, конечно, и будет такой, как обычно у нас весной. Но в окраинных зонах реки уменьшится скорость течения. Есть опасность зарастания, ухудшения качества воды. Это нехорошо, учитывая, что там населенные пункты, пляжи. Это придется расчищать. На чьи деньги?

– Наши, естественно..

– Представь, что Настя Павлова вернулась домой и набрала ведро воды из крана – а у нас едва ли не лучшая вода в России. Смотришь ты и думаешь – какая-то вода чистая. Взяла, накидала в нее всякой дряни. Думаешь – ну какая грязь! Идешь в магазин за реагентами. Очищаешь. И ты счастлива… Сами создаем себе проблемы, сами их перепрыгиваем. Зачем – не понимаю!

Кроме того, подъем уровня воды в реке усилит подтопление и затопление левобережной поймы. Гидравлический подпор повысит уровень грунтовых вод, что крайне неблагоприятно для строительства, которое почему-то у нас ведется в обводненной пойме.

Еще один момент связан с судоходством. Создана у нас ремонтно-эксплуатационная база флота, которая выше по течению от плотины. То есть через нее, через шлюз, будут проходить корабли на базу и платить деньги. А зачем?! На одном из совещаний гендиректор ОАО «Иртышское пароходство» Иван ЯНОВСКИЙ спрашивал губернатора Л. К. ПОЛЕЖАЕВА: «Как с этим быть?» ПОЛЕЖАЕВ предложил перенести РЭБ в Тару или Большеречье. ЯНОВСКИЙ возмущался – вы придумали, а я должен переносить! На какие деньги? Тому совещанию уже более 10 лет…

– Давайте продолжим водную тему. Почему мы очищаем воду Иртыша для питья, а не используем подземную?

– У нас очень мало хорошей подземной воды. Исследованы подрусловые воды (то есть уже очищенная естественными фильтрами вода Иртыша) в районе Омска и пригородах, и именно питьевой там мало. В условиях чрезвычайной ситуации ее хватит, чтобы напоить только Советский округ  Омска. Если говорить о более глубоких подземных водах, да, есть резервные скважины, но они не решат все проблемы – там и дебита хорошего нет, и она не идеального качества. Лучше иртышской воды ничего нет.

– В области постоянно проблемы с питьевой водой.

– На севере области подземную воду нужно очищать от железа и марганца, на юге – от солей. Иртыш располагает большим запасом пресной воды, как и старичные озера – Любинское, Изюк и другие. Воду оттуда вполне можно брать в экстренных случаях перебоев. Нам вообще очень повезло с Иртышом. Возьми Москву, Екатеринбург – там рек больших нет вообще. Они очень уязвимы в плане гражданской обороны. Всегда буду удивляться, как было решено раздуть до 20 миллионов населения Москву на маленькой речушке, чтобы перебрасывать воду с Верхней Волги?

Недра в запасе

– Что скажете по поводу баженовской свиты? Она ведь захватывает почти половину Омской области.

– Раньше не было технологий вовлечь ее в эксплуатацию. Все нефтяники сейчас рассматривают ее как перспективную. Нельзя сказать, что захватывает всю нашу область. Да, есть потенциально продуктивные горизонты, но не факт, что там есть нефть. Тем не менее у нас есть на севере два десятка с лишним участков любопытных недр.

– Почему их не включают в экплуатацию?

– Сейсморазведочные работы частично не подтвердили наличие перспективных структур, а остальные надо подтверждать бурением, это очень дорого.

– То есть это под силу только «Роснефти»…

– Только крупным компаниям, да. Ни центр, ни юг области у нас практически не изучены...

– Все упирается, как водится, в финансирование?

– Да, ведь ответственность ложится на недропользователя. К сожалению, федеральные программы по изучению недр на углеводороды в последние годы стороной обходят область, другие регионы в приоритете на эту тему. Сама знаешь, сейчас у нас по большому счету есть только Крапивинское месторождение, и оно находится на спаде добычи, как и любое месторождение после длительной эксплуатации, действует закон параболы. Конечно, запасы не вечны, но многое зависит и от способа добычи, коэффициента извлечения нефти. Углеводородная история у нас не закончилась, потому что территория до сих пор не изучена современными методами. Это надо планомерно продолжать.

– А что насчет циркон-ильменитового месторождения в Таре? Все заглохло?

– Рудные пески там есть, но есть и проблемы с добычей: образовались провалы, которые требуют рекультивации, вложения средств и времени. Профессиональный коллектив, который там работал, распался, и соответствующих специалистов нет. В 1992-95 годах планировалось подключать наш оборонный комплекс – из этого сырья делают титановый прокат, электроды, ультрадисперсные порошки для нейтрализации выбросов токсичных газов, титановые белила, цирконовые стержни для атомных реакторов. Средств не нашлось, но был получен гостированный концентрат (коллективный и раздельный). Нам что, производство титанового проката не нужно? Месторождение можно доводить до ума, но нужны команда, инвестиции и заказчик. У нас ведь и в Пермской области подобное производят, и в Челябинской. А еще в составе этих рудных песков есть редкие земли, хотя этим толком никто не занимался. На мой взгляд, это очень перспективно. Целая провинция на глубине 70-80 метров! Это был берег океана миллионы лет назад. Россыпи образовались из-за выноса рудных песков древними реками, тяжелые минералы осели, образовав прибрежно-морские россыпи – эта зона тянется в Томскую, Новосибирскую области.

– А что сейчас котируется в плане минерально-сырьевой базы?

– Строительное сырье в основном. Наши кирпичные заводы работают на нашем сырье – кирпичных суглинках и глинах. Но и здесь та же история, что с нефтью. Сырье новых месторождений оценивается по новым технологиям, но новыми технологиями стоит проверить и старые месторождения. Раз в 20 лет положено делать их ревизию, но пока все происходит очень медленно. Востребована вода – техническая, питьевая, минеральная, лечебные грязи. Таких регионов на самом деле не много в стране.

– Почему мы не используем это настолько активно в туристическом плане?

– Ну почему, используем. Взять Ачаирский монастырь, «Русский лес», горячий бассейн в лагере им. Стрельникова, санаторий «Евромед». Представляешь, это вода, которую пили динозавры 70 млн. лет назад! Также у нас лежат огромные запасы торфа, сапропеля. И в качестве топлива торф использовали, и для мелиорации. Что такое торфяное болото в законодательном поле в 2005-2006 гг. (да и сейчас тоже)? Это водный объект, объект лесопользования, объект недропользования и земельный объект. Ты заходишь на объект, чтобы добывать торф, а тебе говорят: плати четыре налога! Четыре налога за одно и то же! Неудивительно, что ничего не развивается. В Госдуму вносили предложение от Сибирского соглашения сделать отдельный закон о торфе, ввести один налог на пользование торфяным объектом. Но не увенчалось успехом. Был такой проект (он, правда, по большей части остался лишь на бумаге) – перевести часть котельных северных районов Омской области на смешанное торфо-угольное топливо. Если сделать брикет – получается кусок калорийностью 3800 килокалорий/килограмм, то есть одинаково с кузнецким углем. Разница в том, что уголь нам поставляют из Кузбасса. А торф у нас есть в области, никуда везти не надо. Если смешать торф с углем в пропорции 70% на 30%, то получится превосходное топливо, но в разы дешевле.

– Почему эта программа не получила развития?

– В Больших Уках в 2001 построили экспериментальный цех по производству таких торфогранул. Поставили оборудование наподобие Агрегата Витаминной Муки (только сырье другое). Гранулы практически не пачкаются, они легкие, удобные в обращении. Провели испытания – все прекрасно. Потом почему-то цех сгорел…

– Все ясно… А что с сапропелем?

– У нас делали из него сапропелевые кормовые добавки для сельскохозяйственных животных и птицы, косметику, и мыло, и экстракт – стимулятор роста для семян (делает на 20% крепче пшеницу, например). До медицинского использования последнего не дошло, но лабораторные эксперименты были. Говорят, жидкий экстракт сапропеля помогал залечить язву желудка. Из выжимки сапропеля делали деготь, содержащий меньше канцерогенов по сравнению с березовым. Большие поражения кожи, ожоги залечиваются в три раза быстрее. Всеми этими разработками занимались в медакадемии, в институте технического углерода СО РАН, но их постигла участь, как на цирконовом месторождении: коллектив развалился – основные организаторы ушли из жизни, кто-то уехал, инвестиций не поступало, и все сошло почти на нет. Мы в нашем фонде геологической информации сделали в 2014 г. справочник сапропелевых ресурсов – описали составы месторождений, что из сапропеля можно делать. Его пока купил только один предприниматель. Нет активности, предложения сделать опытный участок… Ресурсы есть, но они лежат без дела! Надеемся на возрождение сапропелевой отрасли продолжателями С.И. Соболева, В.А. Левицкого, Г.В. Плаксина, В.Д. Конвия. Кстати, патенты на рецептуры продукции из сапропеля, полученные за счет государственных средств, лежат мертвым грузом в минимуществе региона уже почти 10 лет. Их срок скоро закончится…

Есть у нас в области бентонитовая глина, которая используется в бурении скважин – для смазки труб, она помогает минимизировать трение. Сколько у нас скважин бурится в России? Сотни тысяч в год! Буровые растворы закупаются во Франции и других странах дальнего зарубежья, часть в Курганской области, Татарстане и Хакасии! Надо выходить и нам на этот рынок.

– То есть бизнес не хочет вкладываться в развитие региона?

– Разработка месторождений полезных ископаемых вообще дело не быстрое, дорогое и имеет средние сроки окупаемости инвестиций 7 – 10 лет. Такое дело может себе позволить компания с надежной финансовой, технологической и кадровой «подушкой безопасности». Кроме того, у нас само федеральное законодательство не предполагает комплексное освоение территории. И очень напрасно. Возьми сапропелевое озеро: 3 – 4 метра вглубь освободили от отложений – и оно чистое. Исчерпали сапропель – у нас осталось естественное водохранилище, которое можно использовать и для рыборазведения, и в туристических целях. Возьми торфяник. Мы уже с тобой говорили – это и недра, и земля, и лес (рядом кедровник, клюква). Дело не только в торфе, вы осваивайте территорию полностью – собирайте дикоросы, добывайте торф, разводите рыбу. А ведь это все восстанавливаемые ресурсы! Как только лес/торф/клюква закончатся – переходите дальше. А на этом месте устройте точку внедорожного туризма. Спустя время ресурсы восполнятся, и можно снова собирать клюкву, рубить лес, добывать торф. За это время будет восстанавливаться соседняя территория. Это должна быть система рационального природопользования.

В заключение можно отметить, что, конечно, легко сказать – трудно сделать. Это так. Но пробовать новому поколению предпринимателей стоит – важен исключительно профессиональный подход к делу.



© 2001—2013 ООО ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «КВ».
http://kvnews.ru/gazeta/2018/oktyabr/41/103180