Ольга КОВАЛЕВА, мать умершей от COVID-19: «Предполагаю, что на каждом этапе оказания медпомощи в ГКБ № 1 были просчеты, и они могли привести к ухудшению состояния и фатальному исходу моей дочери»

Дата публикации: 20 сентября 2020

Рассказ матери. 

Редакции «Коммерческих Вестей» поведала свою печальную историю Ольга КОВАЛЕВА. Дочь нашей героини скончалась от Covid-19. Стремление доказать, что ее ребенка можно было спасти, вынудило КОВАЛЕВУ обратиться в полицию. Обозреватель Анастасия ПАВЛОВА записала ее версию произошедшего:

— У моей дочери, Евгении КОВАЛЕВОЙ (на фото), 26 августа 2014 года отказали почки. 28 августа ее перевели из БСМП-1 в БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова, где была сформирована фистула для перехода на диализ. Девять месяцев моя дочь находилась на диализе.

В июне 2015-го моей дочке трансплантировал «материнскую» донорскую почку заведующий вторым хирургическим отделением БУЗООО ГКБ №1 им. Кабанова Сергей СЕМЧЕНКО – сейчас он в этом медицинском учреждении не работает. Спустя две недели у Евгении развился перитонит, но врачи на протяжении трех дней утверждали, что это «сидит у нее в голове». К слову, в 2015 году большинство реципиентов с аналогичным анамнезом умерли – и им говорили то же самое.

После проведения лапароскопии все-таки выяснилось, что у моей дочери перитонит, в результате она девять месяцев находилась в БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова Омска и неоднократно подвергалась хирургическому вмешательству. Из-за многочисленных операций у Евгении возникла непроходимость кишечника, и ей провели еще одну операцию – в декабре 2015 года. В течение пяти лет после трансплантации Женю неоднократно госпитализировали в этом медицинском учреждении из-за проблем с работой почки и неоднократного криза отторжения трансплантата. В ноябре 2018-го Евгению отправили в московскую клинику им. Шумакова для прохождения обследования по решению консилиума врачей БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова. Доктора столичной клиники не согласились с курсом лечения, сообщили о том, что проблемы работы почки и криз возникли из-за неправильного лечения с 2015 года, проводимого врачами омской ГКБ № 1 им. Кабанова.

Само собой, я осознаю, что врачи не боги и имеют право на ошибку. Однако когда промахи регулярно повторяются, возникает ощущение, что их причиной являются не объективные трудности, а низкая квалификация специалистов и издержки системы управления медицинской организацией. В любом случае, несмотря на описанные перипетии, моя дочь продолжала жить, а предъявлять претензии и портить отношения с врачами медицинской организации, к которой мой ребенок был привязан пожизненно, мне не хотелось. Тем не менее не могу не отметить, что неоднократно лично сталкивалась с не совсем корректным отношением врачей, в частности, со стороны хирурга Олеси СВИРИДОВИЧ. Даже приходилось жаловаться руководству больницы.

Поводом же для обращения в правоохранительные органы послужили дальнейшие события, приведшие к смерти моей дочери.

Эпизод № 1

В марте 2020-го Евгения легла в БУЗООО ГКБ №1 им. Кабанова во второе хирургическое отделение с диагнозом «криз отторжения трансплантата». Там ей произвели «пульсацию гормонами». В апреле и мае с аналогичным диагнозом Евгения снова попала в БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова, где ей сформировали фистулу для перехода на диализ. Заведующий вторым хирургическим отделением Вячеслав ТЕРЕЩЕНКО и хирург Олеся СВИРИДОВИЧ приняли решение отказаться удалять трансплантат, несмотря на то, что донорская почка была увеличена.

В июне 2020 года ТЕРЕЩЕНКО сообщил Евгении о том, что ей необходимо уменьшить дозу иммуносупрессии (скриншоты переписки имеются в редакции). В июле СВИРИДОВИЧ предложила провести пульсотерапию почки на базе диализного центра «Нефромед» по причине закрытия на карантин второго хирургического отделения.

Эпизод №2.

Из-за всех проведенных процедур почка у Евгении еще больше увеличилась в размерах, появились тошнота, рвота и понос. 28 июля моя дочка легла на операцию в БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова с температурой 38о. Температура каждый день то опускалась, то поднималась в течение полутора недель, дойдя в том числе до 39 о. При этом у Евгении была интоксикация организма. В начале госпитализации врач СВИРИДОВИЧ предлагала провести еще одну пульсотерапию, но Женя отказалась.

По непонятной мне причине проведение необходимых для операции анализов затянулось более чем на неделю. Среди обследований была и МСКТ. По ее данным Соvid-19 не было, легкие были чистыми. Седьмого августа начальник медицинской части БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова Анатолий МАЛЮК назначил операцию по удалению трансплантата. Для проведения операции был приглашен квалифицированный хирург из омского онкоцентра КОПЫЛЬЦОВ Е.И. Однако 6 августа ТЕРЕЩЕНКО отправил Евгению на диализ, который был проведен тем же вечером. Это привело к срыву операции. Не хочется верить, что ТЕРЕЩЕНКО сделал это, поскольку настаивал на операции в Москве 17 августа. Но при такой температуре Женя боялась не долететь и не дожить до операции.

7 августа Женю отправили сдать дополнительно анализы на коронавирус в «Евромеде» – мазок и кровь, в случае если полетим в Москву на операцию. Результаты оказались отрицательны.

Евгении с каждым днем становилось хуже, температура периодически превышала 39о усилились проявления интоксикации. ТЕРЕЩЕНКО отрицал развитие сепсиса, о наличии которого мне впоследствии сообщила замглавврача ГАСАНЕНКО Л. Н, когда уже Евгения лежала в реанимации – за четыре дня до ее смерти. Из-за срыва повторная операция по изъятию трансплантата была перенесена на 13 августа 2020 года.

Эпизод № 3

Перед операцией, 12 августа, при установке подключичного катетера в результате нескольких неправильных попыток Евгении повредили легкое. Контрольный снимок легких не был сделан. После был установлен бедренный катетер. Возможно, что профессиональные просчеты врачей привели к пневматораксу, который обнаружили только на седьмой день после операции (это было выявлено после МСКТ от 19 августа), несмотря на то, что Евгения обращалась к ТЕРЕЩЕНКО В. Ю., сообщив, что задыхается на третий день после операции. На ее жалобы никто не реагировал. Я лично просила 15 августа ГАСАНЕНКО провести моей дочери МСКТ.

В результате пневмоторакса у Евгении развилась пневмония всего правого легкого и частично левого. По результатам вскрытия выявили и гемоторакс. После обнаружения пневматоракса Евгении был установлен дренаж правого легкого, с которым она была оставлена на сутки без должного присмотра врачей в ПИТе хирургического отделения. Кроме того, при проведении компьютерной томографии, в ходе которой у Евгении были диагностированы пневмоторакс и пневмония, наблюдалось «матовое стекло», на что врачи не обратили внимания, решив, что это обычная пневмония, несмотря на то, что это считается признаком Соvid-19.

Эпизод № 4

20 августа 2020-го Евгения была переведена в торакальное отделение на активный дренаж легкого в общую палату.  Вечером на жалобу Евгении, что ей больно и тяжело дышать, подошла женщина из медперсонала, проверила работу вакуума, а боли объяснила дренажом. Вечером этого же дня Женя, находясь на диализе, почувствовала себя плохо, начала задыхаться, и только когда ее состояние ухудшилось, после моего звонка ГАСАНЕНКО в районе 21 час, врачи торакального отделения подошли к ней и обнаружили, что дренажная трубка забилась. Дочке был предоставлен кислород непосредственно в диализаторе, до этого ей его не предоставляли.

Эпизод № 5

21 августа сатурация (насыщение кислородом крови) достигла 60%, Евгения была помещена в реанимационное отделение, где она была введена в искусственную кому и подключена к ИВЛ. В таком состоянии она находилась до 28 августа.  За день до смерти  сотрудники в БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова Омска сообщили мне, что у Евгении был обнаружен Covid-19, который не был обнаружен до операции. То есть лечение началось спустя шесть дней после введения ее в кому, не дало должных результатов. Моя дочь скончалась.

По моему мнению, коронавирусная пневмония, с учетом объема поражения легких, не могла сыграть решающую роль в фатальном исходе. Даже если ее влияние было более существенным, чем я предполагаю, я уверена, что без череды изложенных выше событий, приведшим к тяжелому состоянию моей дочери, она, с учетом молодого возраста, не могла бы погибнуть от коронавирусной пневмонии. И не терминальная стадия поражения почек привела к смерти (как указывает патологоанатом). Дочь с июня находилась на диализе, что является замещающей терапией терминальной стадии поражения почек. С данным диагнозом люди живут на диализе годами.

Отношение к моей дочери со стороны тех, кто устанавливал катетер, со стороны врачей торакального отделения можно расценивать как неоказание помощи больному.

Считаю, что моя дочь могла стать стала жертвой неквалифицированных действий прежде всего врачей 2-го хирургического отделения, представителей администрации БУЗООО ГКБ № 1 им. Кабанова, заместителей главного врача. По моему мнению, на каждом этапе оказания медицинской помощи допускались те просчеты, которые, суммируясь, могли привести к прогрессирующему ухудшению состояния и фатальному исходу. Возможно, администрация лечебного учреждения не смогла построить эффективно работающую систему оказания медицинской помощи. Надеюсь, правоохранительные органы обратят на это пристальное внимание.

Ранее материал был доступен только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 16 сентября 2020 года.



© 2001—2024 ООО ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «КВ».
http://kvnews.ru/news-feed/122647