12 июля известному омскому скульптору Александру КАПРАЛОВУ исполнилось 55 лет. Юбилей он отметил большой персональной выставкой в Доме художника среди друзей и созданных им произведений.
Александр КАПРАЛОВ – единственный, кто занимается в Омске сварной скульптурой. Периодически кто-то пытается его повторить, но держаться на равных с тяжелым черным металлом дается не каждому. Один из немногих, КАПРАЛОВ работает и в жанре городской скульптуры. Его Дон Кихот у ТЮЗа и ИТ Банка, «Динамическое равновесие» («Весы») у Музея имени М.А. Врубеля, «Коммунальный карась» («Между небом и землей») возле офиса компании «Белый свет» знакомы всем. То, что можно отнести к малой пластике, он регулярно показывает на выставках.
Его угловатые человечки говорят с нами об одиночестве и любви, о душевных метаниях и муках творчества, о корысти и самоотречении, о верности и предательстве – обо всем том, что свойственно людям, что делает их красивыми или безобразными. Скульптурные композиции иногда так густо населены, что кажутся моделью планеты. Привычный мир преломляется в ироничном взгляде художника, рассыпаясь на символы и метафоры, главное из которых – колесо. КАПРАЛОВ сажает папу римского в повозку рикши, памятуя о его скромном отказе от личного автомобиля. Он запрягает в тройку драконов, и исконно русский образ становится у него китайским. В мастерской на Ленина, 46 среди тяжелой массивной мебели, созданной исключительно руками КАПРАЛОВА, чувствуешь себя в средневековом замке. Кухонная полка подвешена на мощных цепях. «Столик» на колесах, позаимствованных у какой-то телеги, проще подкатить к стулу, чем перемещать по комнате этот тронообразный предмет.
ДОСТОЕВСКИЙ и Эйфелева башня
— Александр, когда вы начинали заниматься скульптурой, у вас был более спокойный, традиционный материал – мрамор, шамот, дерево. И вот пошел сварной металл, ковка. Как вы пришли к этому и чем вас это увлекло практически на всю жизнь?
— Началось все, конечно, от бедности. Литье сделать сложно да и дорого. Я работал с камнем, деревом, даже гипсом, но чувствовал, что это не мой материал. Потому что и дерево, и мрамор – это сразу обобщение, округлые формы. А когда я только первую скульптуру сварил, я понял, что это мое. В этом материале можно делать все что угодно, любые отверстия, можно не соблюдать законы физики.
Да, это не бронза, ну и что! Что в бронзе патина – то в черном металле ржавчина, это одно и то же, окисляется металл. Просто надо перебороть этот барьер высокомерия. Ну а потом я даже пытался делать литейку, печь налаживал, химикаты из Германии привез, но не лежит душа. Другие льют – пусть льют. А я нашел свое дело и буду им заниматься.
— Вы защищали диплом эскизом памятника ДОСТОЕВСКОМУ. Потом у вас был ДОСТОЕВСКИЙ — скульптура «Крест несущий» в сквере у Театра драмы. Помнится, не сразу ее приняли. То есть у вас к ДОСТОЕВСКОМУ какое-то особое отношение?
— В студенческие годы у меня была тяга. Молодые были, хотелось быть умными. Толстые книжки покупали, пытались их читать. Ничего не получалось. (Смеется.) А ДОСТОЕВСКОГО хотелось сделать именно омского. Надо было как-то решить это – ДОСТОЕВСКИЙ и Омск. И я пришел к такому символу – блоку. Это и перекрытие тяжелое, давящее на человека в остроге, и с некоторых точек зрения – это крест. Не принимали. Когда-то и Эйфелеву башню не принимали.
Тут осенью приезжали с канала «Культура», делали фильм. Они где-то в Интернете прочитали, что «Крест несущий» — лучший памятник ДОСТОЕВСКОМУ.
Жизнь без розовых очков
— В ваших работах часто присутствует тема власти, иллюзорности величия. К власти у вас тоже особое отношение?
— У меня не только эта тема. У меня вот сейчас шесть – семь работ посвящены такому шоу, театру. Даже не театру, театр – это серьезно. А тут скорее балаган. Это то, что творится у нас в стране.
— Все-таки с властью у вас что-то не то.
— Это не у меня не то – это у всех не то. Вон там моя свежая работа, «Репетиция» называется. Люди, один в фашистской каске, второй – еврей в кипе, третий – еще кто-то, пляшут под одну музыку, связанные в единое целое. Руки у них закованы, а ключи висят ниже. Это мой ответ событиям на Украине. Я смотрю, там половина с еврейскими корнями, тут же националисты, тут же это, тут же то. А ключи у кого-то еще. У того, кто заказывает эту музыку. В искусстве ведь прямо не скажешь, вот я и выражаю свои ощущения через какие-то образы.
— Искусствоведы находят в вашем творчестве некую символику, архетипы. А мне еще видятся отголоски сюжетов БОСХА, БРЕЙГЕЛЯ. Вдохновляли вас эти художники на создание работ?
— Не знаю. Может быть. БОСХ и БРЕЙГЕЛЬ – серьезные художники, и сюжеты их вечны.
Ну а я такой человек – не в розовых очках хожу. Смотрю по телевизору: то чиновника арестовали, то губернатор сбежал куда-то. Ведь эти люди вели за собой миллионы и рассказывали, куда надо идти, чтобы было хорошо. А потом их ловят в Англии, где они прячут деньги. И вот мои "Слепые", они где-то и оттуда, где-то и от БРЕЙГЕЛЯ. Мы думаем, что мы зрячие, но мы слепые. Нас ведут куда-то, ключи забрали.
Сибирское искусство – на невских берегах
— У вас в Москаленках еще сохранился парк скульптур, о котором все говорили с таким восторгом?
— Было когда-то. Теперь все по-другому. Дома рядом понастроили, мой уже так – сарайчик. (Смеется). У меня там выставочный зал был в моей мастерской, дети ходили на экскурсии. Продержался где-то год. А потом я понял, что не в состоянии содержать сто квадратов, даже вот в плане уборки. На улице еще было около двадцати больших скульптур, сейчас осталось несколько штук.
— В принципе под открытым небом они же, наверное, портятся? Железо ржавеет, да и вандалы могут что-то открутить.
— Откручивают. Ну, ничего страшного. Все это не так дорого стоит, можно что-то и приварить, не проблема. Главное – чтобы уличная скульптура все-таки была. Я вот не каждый год, но через год хотя бы смотрю, ДОСТОЕВСКИЙ стоит ржавеет. Я беру краску, пару пацанов, лестницу в галерее «Квадрат», и мы идем в сквер красить ДОСТОЕВСКОГО. Я раз шесть его уже красил. Потому что Дон Кихота ТЮЗ красит, «Весы» — музей, а ДОСТОЕВСКИЙ, он ничей, это мой подарок городу. И я сам его крашу.
— А вот у вас есть же, наверное, частные заказы? Что-то интересное бывает?
— Заказы – работа не творческая. Хорошо, когда тебе дают свободу действия, наметив только общую тему. Тогда бывает интересно на эту тему фантазировать. Но чаще говорят: вот это, вот так, вот сюда. Делаешь, потому что надо кушать, надо жить. Но сейчас я от заказных работ в основном отказываюсь, у меня другие заботы. Скоро в Санкт-Петербурге открывается моя галерея – 80 квадратных метров. Там уже сделан ремонт, стоят 60 моих работ.
— Вы хотите уехать из Омска?
— Нет, уезжать не собираюсь. Я здесь родился. С начала жизнь уже не проживешь. Надо жить там, где привык, где тебе комфортно. Просто хочу попробовать. У нас с покупателями напряженка, а там перспектива какая-то – большой город, иностранцы. К тому же пусть посмотрят, что мы в Сибири умеем.
Рыцарь металла
— Какие инструменты вы используете?
— Болгарки разные, чтобы резать металл. Кислородно-пропановый резак. Большие маятниковые пилы. Там диск крутится, а ты держишь деталь и можешь ее обточить со всех сторон. Потом собираешь в одну конструкцию. Конечно, грязное, тяжелое дело. Но мне зато не нужен ни формовщик, ни литейщик, ни еще какая-то цепочка людей. Я одиночка. И мне нравится, что я в этом углу начинаю работу, а в том углу ее лаком покрою – и все. Ни от кого не завишу. Конечно, что-то этот материал может, чего-то не может. Вот в этих рамках и крутишься.
— А материал где берете?
— Раньше брал во Вторчермете, сейчас покупаю в фирмах, где металл продается. Металлолома уже нормального нет, все сдали и увезли. (Смеется.)
— Помнится, у Сергея БАРАНОВА был такой проект — «Всадники». Он там известных людей, и вас в том числе, изображал в виде средневековых рыцарей. У вас такая работа с металлом, когда он настолько брутальный. Вот что-то старинное в этом есть? Вы ощущаете какой-то дух рыцарства?
— С тем временем – да, есть какая-то связь. Вообще время было интересное.
И вот у меня вы почти не найдете таких работ, где бы человек был в галстуке или в современной одежде. Там обычно какой-нибудь балахон или еще что-то такое, что могли носить и в XVI, и в XVII веке, и может надеть человек сейчас. Я это делаю сознательно. Мои герои – они вне времени. Потому что человек не меняется тысячи лет. У него появляются новые аксессуары, телефон, телевизор, еще что-то. Но в главном, со всеми плюсами и минусами, он остается прежним.
