ТУРБЕВИЛЛЬ, которую мы не узнали

Для фэшн-фотографа, каким профессионально и является ТУРБЕВИЛЛЬ, казалось бы, должно быть нехарактерным обращение к теме умирания культуры, но, возможно, имея дело с постоянной изменчивостью, дешевым блеском бижутерии, столь милым современности, кто как не она осознает трагичность бытия и горечь безвозвратной утраты высокого стиля. На фотографиях — в виде постеров — на выставке представлено лишь несколько работ: разрушенные усадьбы, дворцы, в чьих декорациях живет русский балет, кладбища и лица, лица, лица. Все лишено четких очертаний и всякого намека на натурализм. Здесь одна тридцатая доля секунды срабатывания затвора фиксирует не одну тридцатую реального времени. Неотвратимая точность отмеряющих мгновения шторок фотоаппарата растворяется в русской вечности: время на всех фотографиях будто лишено всякого насилия и льется свободным потоком на зрителя, даря возможность пережить опыт протяженности одной человеческой жизни через всю историю, бывшую и будущую. Но парадокс — зачастую граница между изобразительной плоскостью и взглядом русского зрителя становится границей между вечностью небесной и вечностью преисподней: происходит ли момент узнавания образа — далеко не факт.

На открытии выставки 17 мая в «Робе» едва ли не единственным, кто говорил о «Русских годах», не скрывая своего волнения от общения с искусством ТУРБЕВИЛЛЬ, был председатель омского отделения Союза фотохудожников России Николай СЕНИН. Большая же часть собравшихся совершала броуновское движение в не занятом фотографиями пространстве, с выписанным на лицах недоумением: а где же резкость? Но в определенный момент публика оживилась: в выставочное пространство вошел Андрей КУДРЯВЦЕВ. Успешный коммерческий фотограф нес за спиной невиданный по «стильности» доселе в наших пределах фоторюкзак. «Какой стильный рюкзак у тебя, Андрей!» — принялись восклицать менее успешные коллеги. «Какой фотограф — такой и рюкзак», — убрал всех КУДРЯВЦЕВ и, заявив, что на этой выставке имя автора интересней работ, удалился в гламурные пределы. Но, как говорится, много званых, да мало избранных. В последующие дни работы выставки зал редко пустовал, принимая тех, кто готов был отдать часть своей жизни на то, чтобы быть фотографиями ТУРБЕВИЛЛЬ, славно волшебным транспортом быть доставленным в Россию, которую мы уже окончательно потеряли и счастье от прикосновения к которой могут подарить лишь полуразрушенные старые стены да случайный взгляд непонятно откуда взявшихся на этой земле ангельских глаз, вобравших в себя в своей печали, кажется, все небо и землю.