Театр – это особый мир, где нет никаких случайностей, и даже случайно оброненная кем-нибудь апельсиновая кожура должна привести к неминуемой трагедии или трагикомедии, или еще к какому жанру. Театр – это сказочный мир, и об этом знает каждый школьник, и даже молодые люди постарше при слове «театр» округляют глаза, мечтательно напрягая веки и поднимают взоры выше линии бровей.
Театр – это священная гора, вершина которой уходит за облака, и только в определенные дни тени насельников священной горы спускаются к смертным, чтобы великодушно дать бедолагам возможность ощутить себя кем-то еще. И смертные начинают чувствовать дыхание вечности и позже совершать благородные поступки или вовсе неблагородные — без разницы, важно то, что до мистерии они себя так не вели. Искусство преображает мир. И только на вершине священной горы всегда горит ровный свет и, как и века назад, нет никаких случайностей. В омскую Драму приехал главный бог священной горы – главреж Георгий ЦХВИРАВА и вторым, после знакомства с труппой, делом встретился с теми, кто живет в промежуточном состоянии между небом и землей – с журналистами.
В полумраке малой сцены Омского академического театра драмы журналисты ждали выхода ЦХВИРАВЫ, но из-за задника тихо, почти бесшумно скользя вдоль стены, ни даже кивком головы не выдав своего внимания к журналистам, старясь сделать все возможное, чтобы его появление осталось как можно более заметным в коллективном бессознательном прессы, прошел актер Александр ГОНЧАРУК. Пауза. Через минуту вдоль той же стенки, громко поздоровавшись и решительно устремляя свое тело вперед, промчался суховатый человек с волевым носом. «Здрасти!» — вяло пропели отдельные журналисты. «ЦХВИРАВА, что ли?» — подумали те, кто не успел поздороваться. «Верховный бог» в тот момент только телом был с журналистами, сознанием оставаясь на вершине горы. Видимо, не все ладно в небесном королевстве. Во всяком случае спустившаяся раньше Главного «тень» ГОНЧАРУКА свидетельствовала о том, что борьба за иерархические ступеньки на вершине уже началась. Только смертным этого знать ни к чему.
Поэтому первый вопрос к ЦХВИРАВЕ: «Надолго ли в наши палестины?» Ответ: «Контракт долгосрочный, на один год я бы не поехал, не имеет смысла, я приеду сюда с семьей, и добровольно из Омска я не уеду, буду работать, пока не выгонят». Вопрос: «Ваши творческие планы?» Ответ: «Я буду ставить два спектакля в год, афишу своей фамилией я забивать не собираюсь, разговариваю с ведущими режиссерами страны о планах постановки ими спектаклей в Омске». В разговор вступает директор омской Драмы Виктор ЛАПУХИН: «Планы всех интересуют, продолжайте». ЦХВИРАВА продолжил. ЛАПУХИН улыбался, смотрел на стол, утирал лицо платком, подкладывал руку под щеку. ЦХВИРАВА продолжал. ЛАПУХИН, обведя зал взглядом, вступил в короткую паузу речи ЦХВИРАВЫ. ЛАПУХИН говорил о том, какое счастье театру, что ЦХВИРАВА согласился стать главрежем, и какие проблемы у бывшего горячо любимого МАРЧЕЛЛИ, о том, что ЦХВИРАВА не будет ездить снимать кино в столицы. ЦХВИРАВА стоически ждал. ЛАПУХИН закончил. У журналистов появились вопросы. ЦХВИРАВА говорил о своей любви к актерам, о том, что он рыбак, что лучшие спектакли свои пока поставил не в Омске; о том, что театр — это жестокое место. «Тени», надо думать, в это время трепетали на вершине горы, а журналистам уже хотелось земной еды. Вопросы иссякли. И слово взял ЛАПУХИН. Журналисты начали потихоньку расползаться. Те же, кто дождался финала, смогли услышать благую весть – цены на билеты в омскую Драму заморожены до конца года. Обитатели священной вершины удалились в свой мир. Журналисты остались с убеждением, что на этот раз эпатажа не будет, но что-то меняется на Вершине, и смертных ждут новые иллюзии.