Выход книги фантастической прозы омского автора – это вообще, прямо скажем, дело редкое. А тут вышли сразу две. Да еще и автор книг – обозреватель «КВ».
В общем, все как-то так удачно совпало. Понятно, редакция «КВ» не могла пройти мимо события. И журналисту «КВ» Николаю ГОРНОВУ была поставлена непростая творческая задача: взять интервью у писателя Николая ГОРНОВА. Сначала писатель Николай ГОРНОВ для приличия отнекивался: мол, непубличный он человек, но после некоторого внушения безропотно согласился ответить на интересующие «КВ» вопросы. Был выбран тихий уголок в его квартире (в кабинете писателя еще не закончен ремонт, поэтому интервьюировать пришлось на кухне), налили сто граммов чаю (каждому), внимательно посмотрели друг на друга, после чего журналистом Николаем ГОРНОВЫМ был заброшен разминочный вопрос:
— Какие ощущения вообще? Обычно выходу первой книги принято радоваться. А тут сразу две первых. Значит ли это, что радость двойная?
— Можно и так сказать: двойная радость (нервно смеется). А если вообще, то мне теперь часто вспоминается анекдот про молодого писателя-фантаста, популярный в 80-х годах, в период моей поздней юности. «Когда у молодого писателя-фантаста вышла первая книжка, вместе с ним радовались его жена, дети, внуки и правнуки». Правда, до внуков у меня, слава Богу, еще есть время…
— Самый популярный вопрос, который задают всем соавторам: как вы пишете вдвоем? И считает ли, кстати, писатель ГОРНОВ своим соавтором журналиста ГОРНОВА?
— Куда же мне деться от такого соавтора... Но вдвоем нам работать, скрывать не буду, трудно. Все ж таки газетная публицистика и художественная проза – это продукция с разных планет. И очень редко их смешением можно добиться хорошего результата. А вот насколько удается разделять журналистику с прозой и насколько качественной получается каждая составляющая – это уже другой вопрос. Запутал, да?
— Еще не совсем…
— Тогда продолжу. Соавторство у нас имеет место быть по определению, но оно вовсе не состоит в том, что мы садимся рядком и пишем ладком. Нам вообще редко удается достичь консенсуса. Журналист ГОРНОВ очень не любит писать, поэтому помогает мне советами. Да и то редко. Чаще недовольство высказывает тем, что получилось. Правду жизни ему подавай. Фактуру. Полезность для читателя. Публицистичность. А какая, простите, правда жизни, если роман, допустим, фантастический?
— А роман точно фантастический? Обычно под фантастикой понимают нечто другое. Про пришельцев, космос, галактические войны, путешествия во времени…
— О том, что такое фантастика и с чем ее необходимо употреблять, пытаются спорить давно. Не стихают эти споры и среди читателей, и среди критиков, и среди моих более успешных коллег. Повторяться не хочу. И тем более спорить ни с кем по этому поводу не собираюсь. Я просто знаю, что на некоторых литературных порталах меня числят в фантастах. Ну и ладно. Буду фантастом. Однако, говоря откровенно, я сам предпочитаю использовать определение, которое дал моим повестям питерский критик Андрей ЧЕРТКОВ, – сибирская психоделика.
— Вообще-то, действительно. Есть в этих текстах что-то от «психо»… Местами даже кажется, что и у автора не все в порядке с головой…
— По поводу моей головы можно не беспокоиться (смеется). Я в надежных руках. Жена у меня по второму образованию психолог. И если бы не преподавание и не научная работа в области философской антропологии, она вполне могла бы, я уверен, зарабатывать на жизнь психологическим консультированием. А еще в городе Николаеве у меня есть старый приятель – Владимир ШИНДЕРОВСКИЙ. Очень хороший психиатр. У него опыт работы в клинике – больше 20 лет. Так вот, когда я сам порой начинаю сомневаться, то прихожу к нему и прямо спрашиваю: Володя, скажи честно, у меня с головой все в порядке? На что он мне всегда честно отвечает: Коля, абсолютно нормальных людей не бывает.
— А не пробовал проще писать?
— Не пробовал. Но обязательно попытаюсь. Другой мой приятель из Николаева, писатель-фантаст Владимир ВАСИЛЬЕВ, мне уже неоднократно советовал: Коля, пиши проще, и станешь знаменитым, как я.
— Сколько времени ушло на эти книги?
— По нынешним временам непростительно много – 10 лет. Лидеры книжного рейтинга успевают за это время и по 100 романов издать. А я вот торможу постоянно.
— В твоих текстах постоянно натыкаешься на Омск. Это намеренно?
— Намеренно и осознанно. Омск для меня – не просто топографическая привязка. Всей бессмысленностью своего существования наш любимый город прекрасно ложится на психоделическое полотно. Что ни напиши, все равно фантастично получается (смеется).
— Похоже, мы плавно переходим к содержанию книг. Обычно писателям задают какие-нибудь концептуальные вопросы об их произведениях, а писатели очень умно отвечают. Но концептуальные вопросы мне в голову как-то не приходят…
— А мне как-то не приходят в голову умные ответы. Может, без них обойдемся? Тем более что все ответы можно будет найти в текстах. Если не в этих, то в следующих обязательно… Впрочем, я здесь не оригинален. Так же точно пытается отвечать журналистам уважаемый мной Борис СТРУГАЦКИЙ. Но ему все равно не верят. И продолжают задавать глупые вопросы…
— Тогда и я задам глупый вопрос. Вот, например, в романе «Общество мертвых пилотов» есть вполне положительный персонаж – Генсек. Зовут его Леонид Ильич. Автор романа что, ностальгирует по временам Брежнева?
— На этот вопрос обязательно отвечать?
— Обязательно!
— Хорошо (вздыхает, прихлебывая чай). Попытаюсь. Хотя не думаю, что мне поверят, будто ностальгии у меня никакой нет. Идея «Назад в СССР» притягивает очень многих. Но я еще не забыл, как нам всем жилось в 70-х и в начале 80-х. Просто иногда возникает ощущение некой недосказанности, недоделанности, недоосмысленности. Мы решили однажды, что был некий застой, и на этом как бы успокоились. Пошли, так сказать, вперед. Решительно наступая на грабли. Если и пытаются изредка сопоставить то, что произошло за последние годы, с событиями тридцатилетней, например, давности, то всегда делаются однозначные выводы. А у меня однозначных выводов нет. У меня от раздумий о 70-х и 80-х годах возникает стойкий когнитивный диссонанс… Не очень заумно ответил?
— Нормально. Можно продолжать…
— Да это, собственно, все. О политике, экономике, глобальных вызовах, роли нашей страны и нации в новом мире, патриотизме и прочем таком я говорить не буду. Эти темы я всегда оставляю своему соавтору – журналисту. Надо же и ему о чем-то для газеты писать. А я пытаюсь разобраться исключительно в проблемах отдельного человека. Куда податься, например, если ему неуютно в социуме. Чем не тема? Или вот еще одна: прав ли этот социум, который всегда пытается человека поломать, приспособить для своих нужд?
— Тексты, которые пишутся для газеты, устраивают по качеству? Или это зона вне критики?
— Нет, я обязательно критикую. Если что не так, сразу сообщаю соавтору. Без стеснения. Просто я газеты не очень люблю. Писателю, на мой взгляд, за текущими новостями следить противопоказано. Газетная публицистика оперируют фактами, а литература – смыслами. И этот бурный и мусорный новостной поток напрочь сбивает всю тонкую настройку. Когда под него попадаешь, первым уходит самое главное – «невыносимая легкость бытия». И еще очень легко сбиться на дурную публицистичность. Примеров тому – тьма.
— Трудно быть писателем в провинции?
— Принято думать, что трудно.
— А как на самом деле?
— На самом деле провинция – категория не географическая. Просто сам творческий процесс – дело трудное. Вне зависимости от позиционирования на местности. Здесь вопрос, я думаю, в другом. Обычно, когда так спрашивают, имеют в виду не процесс создания художественного текста, а процесс его продажи. То есть последнюю часть писательского труда – реализацию интеллектуального продукта. Возможно ли в провинции получение за свой интеллектуальный продукт адекватных затратам денег? Я думаю, что нет. И если мы посмотрим на проблему провинциального писательства в этом разрезе, то увидим, что в провинции писателю действительно живется трудно. Впрочем, в провинции не пользуется спросом любой интеллектуальный продукт, не только литературный. Либо этот спрос настолько минимален, что им можно смело пренебречь. Отсюда, кстати, постоянные попытки актуализации интеллектуального продукта. Под актуализацией я понимаю встраивание писателя в вертикаль местной власти, которая иногда нуждается в идейно правильном продукте местных авторов и изредка помогает им через систему премий и грантов. Но редко и скупо. Поэтому провинциальные писатели не оставляют надежду пробиться к массовому читателю через московско-питерские издательские холдинги. Но это тоже тупик. Гонорары за книги неизвестных авторов минимальны. К тому же надо отдавать себе отчет, что в этом случае вступаешь на территорию шоу-бизнеса, где закон – тайга, медведь – прокурор. И даже максимально коммерческим текстам не всегда сопутствует успех.
— И какой же совет тем, кто только начинает свою писательскую карьеру?
— Мой совет не будет оригинальным. Лучше не писать вообще. Карьеру на этом не построишь. Выбирайте другую точку приложения сил. На свете много рыночных профессий, в которых наличествуют и элементы творчества.
— О чем писателю мечтается на досуге?
— О мире во всем мире (смеется).
— Но есть и конкретная цель на ближайшие годы?
— Есть. Хочу заставить себя написать новый роман. И еще очень хочу бросить курить. Давно пора с этим делом покончить.
— Что будет сложнее выполнить?
— Думаю, бросить курить. Мой стаж курильщика – 26 лет.
— Про хобби спрашивать глупо?
— Какое у литератора может быть другое хобби, кроме чтения? Хорошая книга – лучший отдых.
— А велосипед?
— Велосипед – это не совсем хобби. Это часть образа жизни. Как оказалось, я давно мечтал купить себе серьезный mountain bike. Просто до недавнего времени не осознавал, насколько мечта эта осуществима. Видимо, своими рассказами о велосипедах я так достал жену, что в начале этого года она подарила мне деньги и сказала категорично: покупай, не парься. Но я все равно еще потянул некоторое время. Помучился сам, помучил жену. Выбирал велосипед. Хотел и лучше, и дешевле. Чтобы потом не жалеть, как это со мной бывает иногда. И не прогадал, кстати. «Аваланч 2.0» не устает меня радовать. Прошедшее лето выдалось на редкость мерзким, а велосипед даже холодную погоду сильно скрашивал. Когда в июне я научил кататься жену, мы и ей купили mountain bike той же легендарной калифорнийской фирмы, не буду называть какой, чтобы не заподозрили в скрытой рекламе. А на пару, что ни говори, педалировать приятней. Мне даже удалось, благодаря настойчивости жены, сбросить за лето 3 килограмма живого веса. Теперь не пугаюсь, когда встаю на весы. Стрелка опять не дотягивает до отметки в 70 кг.
— Где лучше всего кататься, если не секрет? С велосипедными-то дорожками омский муниципалитет не особо торопится…
— Кататься лучше в традиционно хороших местах, которые знают все велофанаты: Зеленый остров и парк Победы. Но вообще-то я не большой любитель нарезать круги. Мне хочется видеть вокруг себя не столько красивые, сколько разные места. За пределы города на кросс-кантри мы с женой так и не выбирались ни разу, да мне и не хотелось пока. Мне больше по душе «сити трэвел» – вольные путешествия по городу. Люблю кататься по разным незнакомым и малознакомым улицам, по старым дорогам, по тропинкам, которых много вдоль левого берега Иртыша.
— Ну, как говорится, спасибо за ответы. И успехов, естественно, в творчестве.
— Спасибо за вопросы (нервно улыбается). Приходите еще. Извините, если что-то не так сказал. Первый раз давал интервью, сильно волновался.
Биография Николая ГОРНОВА (написанная им собственноручно)
Родился утром 8 октября 1966 года в рабочем поселке Пикетное Любинского района Омской области. До года вроде бы проживал там, потом еще в нескольких сельских поселениях, а в три года родители перевезли меня в Омск. Сам факт переезда – в первых числах октября 1969 года – уже помню отчетливо. Первые впечатления от Омска были не очень хорошими – холод, слякоть, все вокруг серое и мрачное. Но со временем привык. В 1973 году, несмотря на активное мое нежелание, был определен в среднюю школу № 30. В 1983 ее окончил с одной четверкой в аттестате (по геометрии) и с полным пониманием, что кроме как в СибАДИ, где готовят инженеров, подавать документы мне все равно бессмысленно. В вузе был упорен и смог дотянуть до момента получения диплома инженера-строителя по специальности «Городские автомобильные дороги и транспортные сооружения» и военного билета лейтенанта инженерных войск в запасе.
Начало трудовой деятельности помню хорошо, но вспоминаю не часто. Прошло уже более 20 лет, и за давностью лет мне стало казаться, что в отделе топливных режимов Сибагропромдортехцентра, куда попал по воле случая, я по большей части бездельничал, с огромным удовольствием поглощая прессу тех перестроечных лет. Новые имена, новые темы, новые герои. Все новое. Старым был только Омск, который к 1990 году уже так надоел, что мне было все равно куда уезжать. Тем не менее, мне повезло. С юных лет я увлекался чтением-написанием фантастики, благодаря чему и познакомился со своей будущей женой, которая проживала не в Магадане или Оймяконе, а на самом настоящем юге Украины, в городе корабелов Николаеве. В 1990 году, смело бросив инженерную должность, перебрался на постоянное место жительства к жене. В Николаеве мой диплом дорожника никому не понадобился (город-то кораблестроительный), поэтому пришлось переквалифицироваться в управдомы. Впрочем, три года работы в ЖКО судостроительного завода им. 61 Коммунара я вспоминал потом не без удовольствия.
К этому же времени – с 1988-го по 1993 год – относится и первый опыт литературно-журналистской работы – издание любительского журнала для любителей фантастики, который назывался «Страж-Птица». В нем я старательно пародировал штампы бульварной прессы. Российская «бульварщина» к тому времени еще только набирала силу, поэтому пародировать приходилось западные образцы. Но их я тоже знать не мог, хотя бы в силу отвратительного знания иностранных языков. В итоге, как выяснилось позднее, пародировал те штампы, которые сам же и изобретал. Почему «Страж-Птица» многим нравилась – сегодня искренне не понимаю (отдельные номера журнала и доныне можно встретить на некоторых интернет-ресурсах с припиской: легендарный фэнзин). «Страж-Птицу» я не перечитывал с середины 90-х.
В конце 1993 года с женой, дочерью и большой черной собакой породы ризеншнауцер вернулся в Омск. Не то чтобы сбежал от нарождающейся украинской независимости, нет. В основе переезда лежали чисто экономические причины. Но причины эти, видимо, перебрались вместе со мной. Первые годы после возвращения в Омск хаотично хватался за любую работу, за которую хотя бы теоретически могли заплатить деньги. Пытался издавать книги, торговал книгами и даже помогал в регистрации оффшорных компаний. Возвращение к творчеству произошло неожиданно. В 1999 году я в очередной раз остался без работы, а перед этим успел купить компьютер (процессор «Пентиум-II» с тактовой частотой 333 МГц, жесткий диск – 4 Гб, оперативная память 32 Мб). И чтобы хоть чем-то себя занять, решил освоить машину. На спор написал рассказ. Следом, почти без перерыва, закончил две повести. Рассказ в 2001 году стал победителем литературного конкурса журнала «Если», а повести были опубликованы в 2004 году в журнале Бориса СТРУГАЦКОГО «Полдень, XXI век». Но тогда, в 1999 году, я этого знать не мог, и сложив три рукописи в папку, пришел в «КВ». Был взят сначала внештатным автором, а летом 2000 года принят в штат – на должность ответсека. С того дня работа в «КВ» и литературный процесс шли всегда параллельными курсами (если не считать нескольких месяцев 2003 года, когда я занимал должность руководителя Пресс-центра администрации города Омска).
За 10 лет, пока пробивался в журналистике, жена успела получить второе образование – психологическое (по первому образованию она филолог), закончить аспирантуру, защитить диссертацию на соискание ученой степени кандидата философских наук, поступить в докторантуру. На будущий год планируется уже защита ее докторской диссертации. Дочь выросла и учится теперь на математическом факультете ОмГУ.
Жизнь продолжается.