Валерий РОЩУПКИН практически не изменился. Такой же энергичный и внимательный. По-прежнему говорит негромко и любит повторять концовки уж сказанных фраз. В московском офисе в самом центре столицы, недалеко от площади Маяковского, за чашкой зеленого чая с ним встретился главный редактор газеты «Коммерческие вести» Марат ИСАНГАЗИН и задал ряд вопросов. На входе табличка «Russia Wood Pellets». В этом холдинге Валерий Павлович — председатель совета директоров. А кроме того онпрезидент Национального Лесного Агентства, заместитель председателя совета директоров Группы компаний Инвест-Центр и старший вице-президент Группы компаний Регион.
— Прошло уже 10 лет с тех пор, как вы руководили городом Омском. Что главное, на ваш взгляд, вам удалось в Омске сделать?
— Считаю, что наш город даже в тех условиях был далеко не худшим в стране. А ведь это был один из сложнейших периодов в жизни России: остановка производств, задерживали пенсии, зарплаты не платили. Но нам удалось сохранить лицо муниципальной власти как не воровской, не грязной группы людей, пришедших решать свои вопросы. И как мне кажется, нам удалось убедить горожан в нашем искреннем стремлении сделать Омск лучше. У меня есть возможность сравнивать с другими городами. Я близко видел, например, команды Москвы и Санкт-Петербурга. И если у ЛУЖКОВА — и я это открытым текстом скажу – люди все профессиональные, знающие свое место и дело, не забывающие, к сожалению, и себя любимых, но умеющие решать вопросы, то многим из команды Санкт-Петербурга я не доверил бы работу в администрации Омска. В омской команде люди тогда были разные, но все они имели свое самостоятельное лицо. Практически каждый был личностью и имел позицию. Ведь когда подбирают людей по принципу «чего изволите», любое дело будет загублено. А это, к сожалению, сейчас общероссийский тренд: появляется серая масса, «серые мыши», люди без лица. Прошли годы, и мне не раз передавали, что бывшие наши противники, люди, с которыми мы были на ножах, теперь говорят, что самой сильной администрацией Омска за все годы была именно наша команда, это приятно.
— Девяностые годы — это был период создания новой системы местного самоуправления...
— Не все нам тогда удалось. И причина были не только в нас. Мне даже обидно, потому что я видел мощные резервы, ресурсы системы, и при определенной поддержке можно было все сделать совсем по-другому. Можно было сформировать иной облик городского сообщества, так, чтобы люди действительно воспринимали Омск — как свой город.Вспоминаю, например, программу «Наш двор», ее лозунг: «Чистый двор, чистая улица, чистый город». Мы в первый год обустроили 560 дворов, во второй — 400. Программу с энтузиазмом восприняло население. Это была совместная работа и власти, и омичей. Какой актив вдруг неожиданно вышел из подъездов. А возьмите службу муниципальных участковых. Мы ее заимствовали, не буду скрывать, в Канаде. Тогда СТЕПАШИН был министром внутренних дел страны, и я был у него на приеме, он нас поддержал. Мы отобрали тогда первых участковых, сделали им доплаты, стали давать служебные квартиры. Из расчета: 5 – 7 лет отработаешь, квартира переходит к тебе. Договорились с начальником УВД СТОРОЖЕНКО Евгением Афанасьевичем: дай нам просто офицеров, каких угодно, возрастных, с животом, но мудрых по жизни. Чтобы они жили в этом же микрорайоне, пусть они знают всех старших по домам, старших по подъездам, но чтобы решение об их судьбе принимал КТОС. Потом кто-то неумный объявил, что мы-де создаем свои муниципальные охранные отряды. Инициатива была погублена. А ведь как же не хватает сегодняшней милиции (полиции) прямых контактов с населением. Аналогичных предложений, связанных с действительным местным самоуправлением, было тогда достаточно. И пусть с трудом, но город находил на них деньги. Даже в тот период, когда резко обострилась ситуация с финансами, имы — миллионный город — стали чем-то вроде Майкопа – вторые-третьи по России снизу по бюджету…
— На душу населения?
— Да, на человека. Но даже в такие времена мы находили средства за счет собственных источников.
— Каких источников?
— Ну, во-первых, рынки мы не отдавали никому. От них доходы получали. Во-вторых, аренда земли, местные сборы. Наскребали как-то…
— Последние два-три года нынешняя администрация Омска утверждает, что муниципальные рынки убыточны или малодоходны. Поэтому их и продают.
— В любой экономике нужно знать расходную часть, знать подробно, досконально, до тонкостей. Тогда ты будешь понимать, как у тебя строятся в городе финансовые потоки, куда деньги уходят и почему там одни убытки. Кроме того, надо понимать, что рынки в нашей сегодняшней жизни несут и социальную нагрузку. Я вспоминаю заброшенный рынок по Космическому проспекту. Его восстановили, но с какой идеологией? Мы сказали, что на этом рынке места будут за счет мэрии. Но места там выделяем только тем, у кого будут самые низкие цены в городе. Там выстроились целые ряды садоводов, фермеров. И мы строго смотрели, чтобы рэкетиры (а это были 90-е годы) туда не зашли, чтобы милиция не борзела. За бидоном молока люди туда ездили даже с Левого берега. Рынок — это ведь тоже определенный регулятор социальных настроений. Как там пойдут дела, так и будут говорить и о власти, и о жизни в регионе. Поэтому из рынков дойную корову или кормушку устраивать для определенной категории тоже не надо. Я вспоминаю Юрия ЛУЖКОВА, когда он был в Омске на заседании Союза российских городов, то с сожалением сказал: «Ты знаешь, Валер, а я рынки потерял».Местная власть должна глубинно управлятьвсеми главными процессами жизни города: рынки, садики, дороги, охрана порядка, микрорайон, двор, подъезд, люди, настроения — всем этим комплексом. Но, конечно, и у нас не все тогда получалось. Период был дурной, и мы работали не без ошибок.
— Какие вы тогда сделали ошибки, которых можно было избежать?
— Главной ошибкой, точнее сказать, неудачей, я считаю то, чтонам не удалось найти общий язык не только с администрацией области, но и с большим федеральным бизнесом, связанным с Омском. Я не говорю, что я был тогда не прав. Я был убежден, что нефтезавод нельзя отдавать, а если отдаешь, то необходимо возместить выпадающие доходы. Но нам надо было приложить больше ума и больше мудрости, чтобы все это решить с нефтяной компанией по-другому. Но не удалось. Это большая ошибка и для меня лично, и в целом для команды города. Все остальное – ошибки тактического плана, а вот стратегическая ошибка – именно эта.
— Сейчас чуть ли не в половине крупных городов России ввели должности сити-менеджера вместо избранных мэров. Как вы относитесь к такой тенденции?
— Идет укрепление вертикали власти. Лично я отношусь отрицательно к идее сити-менеджеров. Сейчас, может быть, выборы и стали формальными, но в тот период — 10-15 лет назад — они были очень острые. И это бесследно не оставалось ни для мэра, ни для всей команды. Имея выборность от населения, я мог, например, говорить на равных с депутатским корпусом и не только с ним, отстаивая интересы горожан. А сити-менеджер — наемный человек. Я знаю многих сити-менеджеров. Ведь мы ведем региональные проекты в достаточно крупных областных центрах, и я вижу, как многие сити-менеджеры сейчас приспосабливаются. Как наемные работники они стараются не ссориться, не поднимать острые вопросы: мне поручили, я отработал. А ведь в каждом городе есть проблемы, решая которые, нужно рисковать, брать ответственность на себя. И где-то закладывать на это свой авторитет, переубеждать, доказывать.
— Но предполагается, что эта функция перейдет на депутатов представительного органа власти. Их-то ведь будут выбирать.
— Когда мэр подписывает что-то, он в законодательном, в том числе уголовном, отвечает за свою подпись. А когда принимает решение городской совет, его не могут привлечь к ответственности, потому что это коллективный орган. Можно сказать так: главу местного самоуправления выбирает весь народ: и те, кто пришел и проголосовал, и те, кто не проголосовал, но этим своим неприходом тоже подействовал на результат, а сити-менеджера избирает узкая группа лиц. Смысл местного самоуправления как таковой исчезает. Самоуправление ведь подразумевает участие людей в организации жизни своего поселения по всем вопросам. Оно вроде бы и остается: мы выбрали депутатов, депутаты наняли исполнителя, если надо, мы отзовем этих депутатов. Как бы все соблюдается по формальным признакам, но в то же время нет того элемента доверия, что мы, горожане, эту личность избрали главой города и он представляет именно наши интересы. Тем более нет уверенности, что депутаты сами будут определять кандидатуру сити-менеджера, а не некая другая фигура. Когда мы в течение полутора десятков лет основательно поработали в России по созданию настоящего местного самоуправления, и теперь возвращаться назад – к вертикали, тем более что на дальнейший период вообще не обозначена идеология развития местного самоуправления, — такоепонять сложно.
— Вы отслеживаете ситуацию в Омске, где очередной раз началась война губернатора с мэром города?
— Если говорить откровенно, информацию – да, мы имеем, к нам приезжают омичи. И из бизнеса, и от власти, и силовики. От разных групп – и от города, и от области. Но принцип омского землячества – мы готовы делать все, чтобы было хорошо и полезно омской земле в целом. Мы не делаем ставку на конкретную личность и не собираемся поддерживать кого-то в этой борьбе. Не собираемся быть арбитрами в этих спорах и выносить какое-либо решение. Жизнь сама расставит все по местам. Что касается того, как оценивать сегодняшнюю ситуацию… Чтобы правильно оценить работу губернатора или работу мэра, надо это попробовать. Легко ругать и того же ПОЛЕЖАЕВА, и того же ШРЕЙДЕРА – где-то они не доработали, что-то не сделали, не обеспечили. Но в сегодняшних условиях их труд непрост, и я бы относился к ним в какой-то части с пониманием.
— И к тому и к другому?
— Да, и к тому и к другому. Хотя мог бы сказать что-то и Леониду Константиновичу, и Виктору Филипповичу. Но есть много факторов, которые ты, будучи во власти, должен понять, учесть, сделать, решить — на тебя идет давление с разных сторон, в том числе верхнее, о котором люди и не подозревают. Не знают,под каким прессингом находится руководитель – политическим, социальным, административным.
— В смысле, прессингот федеральной власти?
— В том числе. Ты должен все это учитывать и в этих условиях выстроить эффективную систему решения проблем. Поэтому я бы не стал сегодня раздавать какие-то ордена или отрицательные оценки обоим руководителям. Единственное, что не нравится, в Омской области уже становятся традицией бои местного значения: область – город. Но по прошествии лет могу сказать: мы в свое время работали не без ошибок и во многих конфликтных ситуацияхнадо было поступить мудрее. И можно было бы таких конфликтов избежать. Мы, например, совершенно не учитывали интересы определенной группы людей, которые существовали даже не на верхнем уровне, а чуть ниже и очень были заинтересованы в конфликтах между региональной и муниципальной властью.
— Кого вы имеете в виду?
— Были конкретные люди, не буду сейчас называть их фамилии, которые, как только наступало хотя бы временное примирение и понимание, делали все, чтобы этого не было. Надо учитывать, что такие люди есть всегда. Поэтому оба руководителяради интересов территории, интересов жителей обязаны найти друг с другом общий язык. Мне это с губернатором не удалось. Но на тот момент мы не стали доводить конфликт до последнего предела и нашли возможность развода ситуации, чтобы ее не усугубить и не довести до маразма. К сожалению, противостояние в Омске продолжается и поныне. Вот это плохо.
— Вы говорите «мы, омское землячество». Что это за землячество?
— Нас около тысячи человек. Это клуб. Никаких политических целей он не ставит. Главная наша цель — поддерживаем земляков. Я не скрываю: и ко мне, и к моим товарищам приезжают за какой-то помощью, вплоть до устройства на работу – и мы стараемся помочь, поддержать, подставить плечо землякам. Москва — образование со сложными отношениями, но здесь есть омичи, которые имеют опыт общения на самых верхних эшелонах — не только там, где деньги, но и там, где власть. Поэтому у нас есть возможности не только консультировать, но и выводить людей на полезные связи, оказывать содействие, лоббировать решение каких-то омских проблем. Большое направление – патриотическое. Землячество принимало в текущем году участие в Днях памяти воинов-сибиряков, выезжали на места боев 30-й лыжной бригады омичей в город Севск Брянской области.В землячестве люди все известные. Игорь ЛОЖЕВСКИЙ, например, главный исполнительный директор группы «Дойче Банк» в России и СНГ. Да и вообще только банкиров — 16 человек, про МВД вообще не говорю – там чуть ли не каждый пятый учился в омской школе милиции. Много людей из бизнеса. Большая медицинская группа.
— Я слышал, что раскололось омское землячество?
— Мы называемся «Межрегиональная общественная организация «Омское землячество». У нас есть филиалы на юге, на северо-западе страны, в ряде других регионов.
— С Омском как поддерживается связь?
— Честно говоря, землячество до определенного периода – еще год назад – не приносило Омской области никакой особой пользы. Жили своей жизнью, а область — своей. Но теперь подписано соглашение с администраций Омской области, проведены совместные мероприятия, в том числе с личным участием губернатора. Представитель правительства Омской области Борис Степанович ЦЫБА входит в наш совет. Так что начали устанавливаться более тесные контакты. Наше участие и оказание лоббистской помощи уже заметно. Нельзя сказать, что для области мы выбили увеличение бюджета, нет, конечно. Но идет работа с определенными группами. Кто-то получил неплохие предложения, кто-то нашел надежных партнеров.
— Мы беседуем в офисе компании «Русские лесные пеллеты». Что это такое?
— Это холдинг. Я здесь председатель совета директоров. А пеллеты — биотопливо для поставок на электростанции Европы.
— Из опилок?
— Они делаются из отходов древесины, сельского хозяйства… Мы планируем построить в России 17 заводов. Думаем занять одну пятую европейского рынка биотоплива с учетом того, что в Европе поставили задачу к 2020 году 30% углеводородного сырья заменить на биотопливо.
— В Омске не предполагается завод?
— К сожалению, нет. По логистике не проходит.
— Что значит биотопливо?
— В основе его лежат возобновляемые ресурсы. Это вся некондиционная перестойная древесина...
— А то в Омске под биотопливом понимают нечто совсем другое.
— Мир сегодня не принимает изготовление биотоплива из продовольственных ресурсов. Поэтому когда говорят о биотопливе из рапса...
— А из пшеницы не хотите?
— Из пшеницы тем более..Только из отходов.
— Большая часть вашего времени на что уходит?
— В наш холдинг входят два десятка предприятий и организаций. Мы единственные от России входим в международную ассоциацию «Биомассы и биотопливо Европы». Являемся экспертами в комиссии Евросоюза по лесным материалам. Ряд зарубежных компаний имеют интерес вхождения в наш проект. Это для них сейчас очень актуально. Тем более что Америка серьезно занялась: они уже ставят третий завод на 560 тысяч тонн пеллет и повернули все сырье из Канады на себя. Германия только в частном секторе за два года обязалась установить миллион девятьсот тысяч пеллетных котлов. При этом дают дотацию на приобретение и установку котла в 1700 евро. Швеция планирует к 2020 году полностью отказаться от углеводородов.
— В России переходят на газ и радуются, а в Европе наоборот?
— А там убирают углеводороды. Я недавно был в Лондоне: у них создано новое министерство альтернативной энергетики — почти тысяча человек – по использованию ветра, воды и прочих источников. Они занимаются этим очень серьезно. Такой же подход в Германии. Мы же в России считаем, что нефть и газ вечны. Однажды уже Россию наказали в 80-е годы, когда цены на нефть опустили и мы легли мордочкой в асфальт. Мир готовится, чтобы заменить традиционное топливо – кто-то сланцевым газом, кто-то метановым со дна океана, биотопливом и прочим. Активно готовится. И не дай бог, у них получится. А мы в России за прошедшие годы ничего альтернативного не создали. Нет новых производств, инфраструктурных проектов. Только и делаем, что продаем сырье, сырье и сырье. Это тревожит. Я на примере нашего бизнеса вижу, как серьезно занимается этим Запад и Китай. И административно, и экономически, и политически. Если сегодня на электростанции в Германии до 30% ты заменил уголь на биотопливо – тебе налоговую базу на 30% могут освободить. Когда на международную выставку в Штутгарте приезжаем, видим, что чуть ли не 50% площадей занятоальтернативной энергетикой для частного сектора. Представлены, например, солнечные батареи плюс биокотел на обогрев и освещение 2000 квадратных метров жилья за 7,5 тысячи евро — человек может жить, получая собственные электрическую и тепловую энергию.
— Если вы собираетесь ставить по России 17 заводов и они будут делать биотопливо из отходов, то каждое предприятие должно быть, наверное, при каком-то уже существующем лесоперерабатывающем предприятии?
— Каждый завод привязывается к зоне лесных перестойных ресурсов.
— Так пеллеты все-таки будут из леса? А не из отходов чьей-то деревопереработки?
— В России каждый год прирастает и отпадает 965 млн кубометров древесины. Из этой древесины экономика забирает вместе с воровством порядка 160-200 млн кубов. А более 700 миллионов – гниет, горит, заражает здоровый лес. Эта древесина мертвая. В Америке, например, платят, чтобы кто-то рубил перестойный лес. Его надо убирать, оставляя подрост, не губя, чтобы естественно лес продолжался, или высаживать новый. Поэтому для Запада биотопливо мы поставляем с европейским сертификатом на ведение лесного хозяйства, которое должно отвечать международным экологическим требованиям.
— А национальное лесное агентство, где вы являетесь президентом, – это что?
— Оно занимается лесной тематикой – оценка лесов, использование, инвентаризация, разработка проектов, выделение ресурсов. В него входит Всесоюзный научно-исследовательский центр лесных ресурсов, 13 кадастровых подразделений по всей России, корпорация «Стратегия».
— В разных компаниями вы занимаетесь только тем, что связано с лесом?
— Не только. В группе компаний «Инвест-Центр» на мне вопросы, связанные с энергетикой, в группе компаний «Регион» я веду все, что связано с промышленным производством. В Национальном лесном агентстве – лесную политику. А здесь, в холдинге «Russia Wood Pellets», созданием в России новой промышленности, о которой рассказывал выше, и выведением ее на западный рынок. Кстати, второй очередью мы планируем организовать производство вдоль БАМа для работы с Японией, Америкой. Далее, видимо, пойдем на юг — солома, отходы подсолнечника — это колоссальные объемы, которые уничтожаются, сжигаются. Есть уже подходы к отходам птицеводства. Мы выбираем не те отрасли, где сидит уже «коммерческий народ» и надо всех локтями расталкивать. А там, где сегодня «белые пятна», «целина», куда можно зайти и начать работать, не мешая кому-то. А точнее, не подставляясь, потому что в сегодняшних условиях борьба за высокодоходные отрасли не всегда цивилизованно проходит.
— Вернемся к Омску. Психотип омича и москвича сильно отличается?
— Москва — это абсолютно другой ритм и темп. Скорость принятия решений здесь иная. Даже жителям Петербурга здесь сложно адаптироваться. Здесь и люди другие. Я не хочу сказать, что они нехорошие…
— Более практичные?
— Более практичные, более циничные, более прагматичные, более жесткие. И наша периферийная идеология, где мы по дружбе можем что-то решить, здесь не всегда срабатывает. В столице необходимо очень четко понимать, с кем ты имеешь отношения, как ты их выстраиваешь. Москва не Россия. Москва — это солянка, сюда идет приток людей, достаточно амбициозных. Они все разные, и амбиции у них разные, и подходы. И могут быть в чем-то не совсем честные, в чем-то не совсем товарищеские. Это очень жесткий город, и здесь принимают жесткие решения.
— Вы уже работаете много лет в федеральных структурах. А значит, можете взглянуть со стороны: есть какие-то возможности для развития у города Омска и Омской области, которые не используются? С чем можно связать будущее региона? Есть некое уникальное торговое предложение? Сейчас у нас бренд придумывают по этому поводу. Чего нам не хватает для сильного рывка?
— Омская область расположена в подбрюшье Средней Азии. Поэтому региону необходимо использовать ее потенциал, хотя он сегодня в чем-то ущербный, в чем-то рискованный, в чем-то опасный. Может быть, не сегодня и не завтра, но это все равно сработает. Второе, Омская область — это прежде всего сельское хозяйство. Как бы мы ни говорили. Но, к сожалению, соседние регионы в этой части более интенсивно работают. А здесь не только бизнес, здесь и федеральные программы, которые должны более мощно привлекаться в Омскую область. Мы же видим, какие немалые деньги вкладывают в сельское хозяйство в Центральной полосе России. Но это необходимо лоббировать. Сельским направлением региону сам бог велел заниматься. Далее. Новосибирск активно использует потенциал Академгородка, Томск — потенциал вузов, Красноярск — привязку к «Норильскому Никелю», к энергетике, Тюмень — нефтяной блок автономных национальных округов. Каждый ищет свое лицо. Омской области нужно найти свое направление. Для чего не жалеть денег для привлечения мозгов. Сверху Тюменский край, снизу — Азия, а мы здесь, на стыке этого транзита. Все, что у нас имеется, надо использовать: громадные торфяные запасы, запасы сапропеля, запасы земель, неиспользуемую некондиционную древесину по северу. А вот потенциал машиностроения, который достался от Советского Союза, наверное, уже не совсем конкурентоспособен. Танка омского у нас уже нет, самолета тоже. Считаю, без науки, без создания высокотехнологичных центров ничего у нас не будет. В таком случае мы будем работать на остатках старого багажа и будущее нас ждет — быть поглощенным более активно развивающимися соседями, анклавами, новосибирскими, томскими, тюменскими. Тогда мы растворимся и станем обычной провинциальной территорией. Поэтому нам необходимо создавать центры новой высокотехнологичной мысли. Если не найдем свою фишку и не выстроим под нее линию поведения, все бесполезно. К сожалению, мы не видим сейчас большой тяги к омской территории. А это надо поменять. И при этом небояться приглашать людей, имеющих свежие подходы, свежие мысли, но, может быть, даже не совсем приятных в общении, тех, что говорят откровенно и прямо, не подлаживаясь под кого-то. Если люди увидят, что управляющая команда в регионе настроена на дело, они потянутся. А вот бояться надо «серых мышей». Людей без лица, людей без своего я. Если такая линия в Омске победит, считайте, что это похоронный процесс, ничего живого в регионе уже не будет. А я этого не хочу.