Сын архитекторов Олега ФРЕЙДИНА и Ольги КУЛАГИНОЙ (держат собственное архитектурное ателье "РИМ") Ефим ФРЕЙДИН пошел по пути родителей, получив диплом архитектора шесть лет назад, но до сих пор не уверен, что ему пора приступить к практике. Сейчас он занят не менее интересными и полезными вещами, чем проектирование зданий. Корреспондент "КВ" Ирина БОРОДЯНСКАЯ записала самые интересные фрагменты из беседы с выпускником НГАХА и знаменитого московского института "Стрелка".
До школы
До пяти лет я жил с родителями на Левом берегу, на девятом этаже панельного дома. Самолеты пролетали мимо окон, по крайней мере, было такое ощущение. Квартира была очень солнечная. Постоянная пустота и закатное солнце – с детства это запомнилось.
Потом мы переехали ближе к СКК "Иртыш". Дом пятиэтажный, кареобразный. Двор замкнутый. Это совершенно новый опыт, в сравнении с девятиэтажкой на Левом берегу: там я просто не помню двора – только подъезд и выход в никуда. Здесь детский сад располагался во дворе дома, и последующие два года прошли у меня в тесном хождении между подъездом, детским садом и дворовыми развлечениями.
Гости после пробежки
Учился я в 19-й гимназии, находящейся неподалеку от Омскгражданпроекта, где работали мама и папа. Начальные классы прошли между школой и кульманом в рабочей мастерской родителей. Тесного общения со сверстниками первые два года не было. Как только заканчивались уроки, я шел в Гражданпроект и там, где-то под столом, играл. Сначала уволилась мама, потом – отец.
В 1992 году они отправились в свободное плавание. Я после уроков стал ездить домой, где расположилась родительская мастерская. Когда я в семь утра собирался в школу, к нам после утренней пробежки уже приходили первые заказчики — пить кофе и обсуждать проекты. В основном это были интерьеры квартир и реконструкция советской недвижимости, которая в то время переходила в руки коммерческих структур.
Дом – это дом
Легенда гласит, что я потребовал перестать устраивать из квартиры проходной двор, где все время толкутся заказчики и сотрудники, и тогда у родителей появилась мастерская в Горстройпроекте. Они арендовали там две комнаты и стали работать уже в расширенном составе — с техниками, конструкторами, бухгалтером. Это были 1996-1997 годы.
Потом появилась новая мастерская на первом этаже дома на Набережной, где она просуществовала довольно долго. Там проектировался офис компании "Интекс", который в свое время получал "Золотые капители". Там же создавались Центральный переговорный пункт, офис Омск-Банка, типография "Компаньон".
В предлагаемых обстоятельствах
Работа родителей в постсоветское время – это часто интерьеры очень маленьких квартир или офисов, которые располагались в зданиях с очень плохим качеством строительства – собственно, другого в Омске в то время и не было. 90-е годы стали временем реконструкции. Нового строительства почти не велось, если не считать частные дома. Реконструкция, даже небольшие работы – это сложные проекты. Один из примеров — реконструкция двух сталинских квартир на Маркса под магазин "Гала" (там сейчас Альфа-банк), где, кроме интерьера, был организован вход и теплый тамбур.
В 2000-е из практики родителей не ушли интерьеры. Были реализованы проекты нескольких крупных частных домов, впоследствии получивших премии на архитектурных фестивалях в Москве и Новосибирске, общественных зданий и комплексов. Часть работ в 2010 году вошла в каталог "Новая архитектура Сибири". При этом многие проекты так и остаются на бумаге по различным причинам: несколько регенераций кварталов, отдельные концепции и даже завершенные рабочие проекты, прошедшие общественные обсуждения в городе.
История ателье такова, и все это я лишь со стороны наблюдал в течение 20 лет. Эти годы стали переходом от советской модернистской вседозволенности в архитектуре, когда не существовало частной собственности, проблем реставрации и реконструкции и что угодно можно было снести и построить "на благо народа", — к работе с частным заказчиком, то есть с учетом данных условий и ограниченности бюджета. Выход найти было сложно, но удавалось. Глядя на все это, я пытался войти в профессию.
Архитектура не самоцель
19-я гимназия дала интересное базовое образование и критический подход к осмыслению информации (заслуга хороших учителей). Когда выбирали, где учиться, было три варианта: экономика (в старших классах гимназия организовала факультатив в банковской школе), искусствоведение и иностранные языки (Санкт-Петербургский университет профсоюзов проводил у нас собеседование) и архитектура. Решено было поступать в тот же институт, где учились родители – Новосибирскую архитектурную академию. Выбрали по тому принципу, насколько широкий диапазон знаний предоставляет образование, сама архитектура самоцелью не была. Привлекало соединение в профессии гуманитарных и эстетических предметов (история, рисунок, искусствоведение) с техническими дисциплинами (физика, экономика, геометрия). Так как французский язык был у меня базовый, я, как и отец, пошел на специальность "Градостроительство", куда шли все "французы". Следующие шесть лет учебы я жил в Новосибирске.
Маленький домик для Зюскинда
Журнал "А3D" в 2003 году устроил конкурс под названием "Объективность внутри". Я послал туда небольшую работу "Очень маленький домик для Патрика Зюскинда" и выиграл в номинации "Концепция". В то время Зюскинда как раз начали публиковать в России. Я запомнил фразу писателя о том, что ему очень хочется иметь свою маленькую комнату для того, чтобы начать писать о большем количестве людей в большем количестве комнат. "Контрабас", "Голубка" – это ведь один человек и одна комната. "Парфюмер" – один человек и один мир. Все время он писал об одиночестве. Мне из этой задачи хотелось вытащить образ пространства, предназначенного для человека, который живет один, пишет, смотрит на людей, общается с природой и при этом имеет комфортные условия для удовлетворения всех своих потребностей. С этого проекта я начал вливаться в среду профессиональных архитекторов.
АСС велел учиться
В 2004 году в публичном парке в Венеции состоялось архитектурное биеннале (оно проходит там каждые два года) на тему "Метаморф" (метаморфозы). Русским павильоном в парке управляет Министерство культуры России, куратор — московский архитектор и профессор Евгений АСС. В тот год он решил, что России показывать нечего. Российской архитектуры, по его мнению, тогда еще не существовало. До 2000-х годов русский павильон показывал так называемых бумажных архитекторов — представителей течения, которое существовало в Москве и Новосибирске, они еще в 80-е годы выигрывали международные конкурсы и были замечены в мире, но в пространстве советских городов их работы не реализовывались. Это были авангардистские проекты, параллельные поздней советской реальности.
Евгений АСС решил, что России нужно учиться, и объявил всероссийский конкурс-отбор студентов на командировку в Венецию для участия в работе русского павильона. Претенденты должны были прислать резюме и свой проект на паре листов формата А4. В проекте нужно было сделать две вещи: осознать проблему и предложить ее решение.
На небоскребе в Венецию
Новосибирск занял первое в России место по результативности участия в конкурсе: из шести присланных новосибирских проектов пять были приняты, в том числе мой. Это был проект про небоскреб, который углубляется в землю, — небоскреб типа гвоздь. Дело в том, что в Новосибирске в то время нельзя было построить здания выше десяти этажей из-за элементарного отсутствия пожарной лестницы. Позже какие-то частные застройщики сами подарили городу эту лестницу и стали возводить высотки. Если нельзя строить вверх, то можно попробовать или горизонтально (существует концепция горизонтального небоскреба Эль ЛИСИЦКОГО), или вглубь. Идея о том, что небоскребы можно переворачивать и "забивать" в землю, была показана как решение. Это вещь скорее литературная, чем архитектурная, и оформлялась она в виде коллажа.
Венецианское биеннале идет два с половиной месяца. Каждую неделю в русском павильоне работала новая группа из десяти студентов. Недель было десять, студентов — сто. Это был один из редких случаев, когда российский Минкульт направил деньги по адресу. Десять ведущих мировых архитекторов взяли на себя обязанность давать недельный мастер-класс группам российских студентов. Многим из участников биеннале, кстати, это событие дало определенный стимул к развитию, и сейчас они уже засвечены в мировой архитектурной прессе.
Место живет не на карте
Руководителем группы, в которую я попал, стал Матиас ЗАУЕРБРУХ – представитель двадцатки лучших мировых архитекторов. Преподавали, правда, его ассистенты, а сам он приехал только на защиту. Немецкие ассистенты учили нас анализировать место. К работе мы приступили без привычной раскачки. Приехали в Венецию, на следующий день послушали лекцию о методике, а еще через день вышли на 24-часовое исследование места. Каждый час мы наблюдали за изменениями в состоянии места, анализировали людей, которые там ходят, звуковой фон, визуальный, функциональный. Каждое место в течение суток меняется кардинально и используется по-разному. Это был один из первых моих взрывов мозга. Я понял, что нужно пересматривать систему проектирования, нельзя готовить проект без выхода на место. У нас не редки случаи, когда архитекторы работают исключительно по топографической основе, а ведь на некоторых проектах планировки отображаются элементы, которых уже нет в природе. Например, до последнего времени на схемах Омска значилась уже разобранная железная дорога в районе станции Омск-Сортировочный и привокзального поселка. Не в критику Гражданпроекту.
"Завернули" и вдохновили
Второе, что на меня подействовало, – это то, что все происходило в Венеции, городе на воде. Там были интересные экспозиции, этому посвященные. Я вернулся в Новосибирск и сделал студенческий проект домов на воде, — на берегу Оби, на участках, которые сейчас заняты речным портом. При всем, возможно, низком качестве самого проекта была разработана функциональная программа – то есть то, чем люди там занимаются (зимой катаются на коньках, летом используют водный канал и так далее). Но проект получил серьезную критику. Мне сказали, что в Сибири невозможно построить жилье на берегу, потому что у нас суровый климат и так далее. Эта оценка дала мне толчок к исследованию. Я стал изучать, что такое сибирский климат и как строить на берегах. На этом материале я начал теоретическое погружение в практику развития города.
Для диплома я выбрал тему развития прибрежной территории Новосибирска и сделал бумажный проект, который практически реализовать очень сложно. В Новосибирске центральная часть находится очень близко к берегу реки. Но так как весь этот район отделен от Оби железной дорогой, доступа к воде там нет. Если реконструировать эту территорию, то можно обеспечить выход людей к реке за десять минут. На меня повлияло и то, что в Омске, в отличие от Новосибирска, Красноярска, Томска, Тюмени, Тобольска и многих других городов, доступ к воде есть практически в любом районе города. От речного порта до Нефтяников можно пройти по берегу. Не знаю, как жители, но бизнес и городская власть, увы, не всегда это оценивают по достоинству.
Город — это конфликт
Тема диссертации, которую я хотел писать и упорно пытаюсь это делать в течение нескольких лет, – это проектирование в условиях градостроительного конфликта. В Санкт-Петербургском институте урбанистики, куда я ездил на практику студентом, волшебным образом возникла лаборатория гуманитарных технологий, которая сейчас уже имеет огромный набор методик и практик. В том числе благодаря этому посещению я сменил фокус восприятия с физической стороны проектирования города на социальную. Мне стало интересно, как люди живут в городе, что каждому человеку и социальной группе нужно от него. Государству интересно получать доход в казну города от управления им, бизнесу — зарабатывать от своей функции, а жителю — иметь комфортную среду. При этом власть и бизнес, за исключением крупных сетевых компаний, представлены жителями. Появилась гипотеза, что градостроительный конфликт разрешается, когда взаимодействием человека и города, социальных групп и пространства управляют осознанно. Исследование отдалило меня от архитектурной практики, и после института я ей не занимался.
Пауза
С 2007-го по 2009 год я занимался журналистикой. Сначала на сайте "Сибдизайн", затем – в образованном при нем журнале "Красивая жизнь". Затем я участвовал в работе над выпусками профессионального издания "Проект Сибирь". Работа эта была интересная, но в кризис 2008 года журналы либо свернулись, либо затормозились, и я вернулся в Омск, в ателье родителей.
Считать себя архитектором или градостроителем мне сложно. Из моих однокурсников несколько человек уже работают с серьезными объектами или проектами. Я пока участвовал только в реализации проектов интерьера, работая с родителями, проектировании второй очереди микрорайона "Молния", которая еще не начала застраиваться и вряд ли будет, и в отдельных градостроительных проектах. Основной задачей паузы между образованием и практикой была выработка метода. Я до сих пор пытаюсь понять, с чем нужно входить в практическую работу.
Студент "Стрелки"
В 2010 году в Москве открылась "Стрелка". Это институт медиа, архитектуры и дизайна, который был учрежден группой попечителей, обеспечивших там в том числе бесплатное обучение. Часть из них – представители российского бизнеса, часть – архитекторы, которые контролируют учебную программу. Работа "Стрелки" началась с того, что в течение трех месяцев на открытой площадке в Москве проводились лекции, семинары, воркшопы для неограниченного круга людей с участием ведущих мировых архитекторов, дизайнеров и мыслителей. Проектов в институте не делается, его работа направлена скорее на исследовательскую практику. Один из тезисов "Стрелки" – "учись, делая". Первый набор, куда я вошел, состоял из 33 студентов, среди которых были российские и зарубежные архитекторы, графические дизайнеры, культуролог и географ. Образовательную программу для первого года придумали в голландском архитектурном бюро ОМА и его исследовательском крыле АМО под руководством Рэма КОЛХААСА, Рейнира де ГРААФА и Михаеля ШИНДХЕЛЬМА.
Подлинники тоже хотят жить
Первые два месяца мы знакомились со всеми темами подряд, а потом в течение 4-5 месяцев проводили исследование в рамках одной студии. Я занимался темой современного состояния советской идеологии сохранения наследия в студии Preservation Next под руководством КОЛХААСА, присмотром писателя Анастасии СМИРНОВОЙ и архитектора Никиты ТОКАРЕВА (недавно он и Евгений АСС создали новую Московскую архитектурную школу). Сейчас тренд на восстановление чего-то давно разрушенного исчезает. Становится понятно, что восстановить по рисункам ничего невозможно, получится явный новодел. Эксперты и понемногу общественность приходят к мнению, что сохранять нужно только подлинное, и то стоит подумать, будет ли это музей или здание, приспособленное под современную функцию. Основная идея моего исследования была построена на тезисе о существовании двух процессов: консервации и развития. Между ними есть видимый конфликт, которого на самом деле не существует. Чтобы сохранять объект, необходимо управлять взаимодействием сохранения подлинного и качественного развития. Нельзя постоянно вкладывать средства в сохранение в качестве зданий музея Врубеля или драматического театра, которые посещаются по три часа в день. Эти объекты должны жить дольше, насыщать окружение дополнительными функциями.
Время решить сообща
В апреле 2011 года начался процесс реабилитации московского Парка Горького. Чиновники обратились за концепцией и предложениями в институт "Стрелка". "Стрелка" отреагировала, приступив к разработкам. А в мае под эгидой института открылся цикл дискуссий, где обсуждалось будущее Парка Горького. Таких дискуссий по поводу общественных объектов в России я больше не знаю. Мне повезло, что меня включили в организацию одного из таких мероприятий. Мы приглашали спикеров, придумывали вопросы и т.д.
Через полгода прошел еще один цикл дискуссий, который заказало Мосгорнаследие, где был охвачен широкий спектр проблем сохранения наследия и реставрации. Этим летом мы провели серию обсуждений "Время решить". Задачей этого цикла была выработка модели общественной консультации как формата работы с городским сообществом. Как выстраивать общественные консультации, публичные слушания? Темы были очень разными – от реконструкции и развития промышленных зон в акваториях рек до общественного пространства и качества жизни в жилых районах. Одна из тем — "Жизнь после катастрофы" как реакция на события в Крымске. В качестве экспертов планировщики, социологи, ученые, предприниматели, художники, чиновники, волонтеры, реально сталкивающиеся с этими аспектами городского развития. Одним из выводов стало, что сообщество может и готово формулировать свою позицию до начала проектирования, работать с другими участниками городского развития. В городских проектах именно оно взаимодействует с экспертами на стадии технического задания, а при реализации контролирует качество среды.
Сейчас я продолжаю более или менее активно заниматься организацией таких дискуссий.
Застройщик не одинок
Недавно я начал заниматься концепциями развития территорий, правда, пока еще не вышел на промышленный масштаб. Это предпроектное исследование, которое позволяет клиенту, готовящемуся к застройке, определиться со своими пожеланиями. Концепция развития представляет собой книгу об объекте, в которой описывается, что на этом месте располагалось раньше, что есть сейчас вокруг и что может быть в перспективе. Это не визуализации, а часто текст, фрагменты старых карт, схемы. В исследование включается и временной фактор – календарь работы места. Это не архитектурная и не строго научная работа. Она показывает клиенту историю и график использования объекта, открывает ему глаза на то, что там будет существовать не только он, и показывает остальных участников жизни территории.
Красота не спасет объект
Я вижу, что с проектами сейчас все в порядке, можно строить красивые здания, разбивать прекрасные парки. Да, они будут привлекательны внешне, но привлекут ли они жителей – большой вопрос. Я убежден, что и заказчики, и проектировщики должны осознать массу вещей, до которых им пока не было дела. Есть крупная американская организация Project for public space, которая занимается исследованием и трансформацией общественных пространств. Она разработала десять пунктов для менеджеров о том, как сделать хорошее пространство. Один из них гласит: "Одни вы не справитесь". Ни бизнес, ни государство, ни житель в одиночку не справятся. Город – это сложная структура, выжить в которой можно только путем взаимодействия, будь то конфликт или диалог с окружающими.
Мне неинтересно заниматься проектированием без ответов. Я не хочу создавать красивый образ будущего города, в котором совершенно непонятно, как жить.
На очереди — катастрофа
Следующий этап для меня – вопрос катастрофы. Российские города находятся в состоянии либо после, либо перед катастрофой. Кризис 90-х годов не был осознан должным образом у нас в стране. Социальный и постиндустриальный экономический перелом, износ инженерных сетей, потеря устойчивости системы управления привели к тому, что города в любой момент могут перейти в неуправляемое состояние. Необходим и архитектурный ответ на высокую скорость развития городов. Для меня это катастрофическое, резкое изменение города интересно. Как на это отреагировать, я еще размышляю.
Биография
Ефим Олегович ФРЕЙДИН родился 10 июля 1983 года в Омске. В 2000 году окончил гимназию № 19 и поступил в Новосибирскую государственную архитектурно-художественную академию по специальности "Градостроительство". Получил образование архитектора в 2006 году. С 2006 по 2009 годы – аспирант НГАХА.
В 2004 году участвовал в Workshop Russia на Венецианской архитектурной биеннале. В 2009 — один из победителей конкурса молодых архитекторов Next, участник экспозиции АрхМосква.
С 2006 по 2008 годы – заместитель главного редактора журнала "Красивая жизнь" (Новосибирск). В 2008 году – заместитель главного редактора журнала "Проект Сибирь" (Новосибирск). С 2007-го по 2010 год и с 2012 – архитектор в архитектурном ателье "РИМ". В 2010 году — архитектор в отделе перспективных разработок института территориального планирования ГРАД.
В 2010-2011 годах проходил обучение в московском институте медиа, дизайна и архитектуры "Стрелка". Там же с 2011 года – организатор, куратор и модератор общественных дискуссий.