Когда у российских туристов в Амстердаме остается последний день до отъезда, они обычно вспоминают, что хорошо бы разнообразить свои впечатления чем-нибудь возвышенным или хотя бы патриотичным. И вместо кофешопов и квартала красных фонарей отправляются в пригород Заандам, чтобы увидеть домик Петра Первого, тот самый, что вдохновил Жуковского на знаменитое «Здесь колыбель империи твоей / Здесь родилась Великая Россия».
Недавно авторы нового единого школьного учебника включили реформы Петра в список самых трудных вопросов отечественной истории, прекрасно понимая, что вряд ли когда-нибудь будет найдена формулировка, которая позволит оценить их однозначно. Что немудрено — уже три сотни лет любая дискуссия на эту тему неизбежно упирается в стену, разделяющую тех, кто настаивает на особом пути России, и тех, кто апеллирует к европейскому опыту.
В последнее время все чаще приходится такую позицию: следует ли нам воспринимать западные достижения, если они там окончательно перестали быть моральными авторитетами? Мол, при Петре все было понятно и однозначно. В Европе были просвещение, гуманизм, а также умение пользоваться салфеткой, ножом и вилкой, у нас же лишь бороды, патриархальная отсталость и дикость нравов. Овчинка стоила выделки. А сейчас с той стороны что? Гей-парады, кофешопы и ювенальная юстиция. И надо ли оно нам стремиться стать такими же, как они?
Подобный тезис прост, доходчив и оттого универсален. Мне доводилось встречать его в самых разных ситуациях, вплоть до обсуждения надо ли в России снижать допустимую скорость в городе до стандартных европейских 50/30 километров в час. Впрочем, если чуть ближе познакомиться с историей той же Голландии, он становится чуть менее очевидным.
Например, как вам такой поучительный факт. Незадолго до того, как великий русский царь-реформатор приехал в Амстердам учиться строить корабли и курить трубку, своего великого реформатора и демократа Яна де Витта, объявившего страну республикой «во веки веков», просвещенные голландцы разорвали на куски в самом прямом смысле этого слова. Более того, по свидетельству летописцев, затем национального лидера сограждане съели. До последней косточки. Вероятно, даже пользуясь при этом салфетками, ножами и вилками. Организатор же этого увлекательного гастрономического действа впоследствии стал английским королем и подписал «Билль о правах», почитаемый ныне как первый документ, зафиксировавший права человека.
И это еще далеко не самый большой из местных парадоксов. Считать, что Просвещение служило панацеей от дикости нравов, это такое же заблуждение, как в каждом, кто отстаивает снижение скоростного лимита видеть сторонника гей-парадов.
Мне же из голландских историй петровского периода понравилась другая. Один местный кораблевладелец фантастически разбогател на работорговле. А отойдя от дел, состояние потратил на то, чтобы в родном городе замостить лучшим булыжником все дороги, вплоть до последнего переулка. Когда у него спросили, зачем, он ответил: «Я видел в жизни достаточно грязи. Пусть те, кто будет жить здесь после меня, увидят меньше».