Узбекистан случился неожиданно. Не то чтобы я совсем не хотел посетить эту страну – напротив, она меня манила давно. Не так много осталось на глобусе интересных с исторической точки зрения мест, не испорченных пока массовым туризмом. Останавливали, пожалуй, лишь неоднозначные отзывы побывавших там ранее «диких» туристов из России: практически каждый третий делился негативным опытом общения с местными правоохранителями и таможенниками.
Помог внезапный краткосрочный отпуск, о котором стало известно буквально за пару дней до его начала: уже поздно было бежать получать визы и бронировать билеты. А значит, путь мой мог лежать только в одну из безвизовых стран, и вот тут идея о посещении Узбекистана вновь обрела реальные очертания. Недели как раз хватило на то, чтобы без особой спешки проехать самый популярный бэкпекерский маршрут по узбекской части Великого шелкового пути: Ташкент-Бухара-Хива-Самарканд.
Перелет
В качестве средства доставки автора сих строк в Ташкент был выбран казахстанский национальный перевозчик, предложивший, хотя и со стыковкой, цену в два раза ниже, чем у российских компаний. На борту «Боинга-767», вмещающего почти три сотни пассажиров, нас, обладателей неузбекских паспортов, оказалось лишь пятеро: кроме меня, еще семейная пара из Германии и два казахстанских предпринимателя. На обратном пути, на рейсе Ташкент-Алматы, я был вообще единственным европейцем, за исключением пилотов.
Первое впечатление от Ташкента: все население самолета, как только подали телетрап, наперегонки стремится выскочить из салона и бегом устремляется куда-то внутрь терминала. Мы впятером недоуменно пожимаем плечами: зачем? Оказывается, вот зачем: занять очередь на паспортный контроль. Впрочем очереди как таковой нет: перед кабинами колышется толпа, а первым к пограничнику попадает тот, кто лучше всего работает локтями.
Снова недоуменно переглядываемся с немцами. Уже пристроившись было ждать, пока толпа рассосется, замечаю за колонной свободную кабину с неприметной табличкой на английском: «Для иностранных граждан». Показываю на нее «товарищам по несчастью» – и спустя пять минут мы получаем заветные штампы.
Это разделение – на своих и иностранцев – впоследствии сопровождало меня во время всей поездки. Иностранцы могут жить только в специально лицензированных отелях – в гостиницу для узбекских граждан попросту не поселят. Для иностранных туристов отдельные поезда – местным билеты продают, но цена по их доходам – запредельная. И даже отдельные такси – неофициально, правда, но об этом позже. Также только иностранец имеет право обменять местные деньги – сумы – обратно на свою валюту. Но лишь в пределах ввезенной суммы и если повезет – то есть если валюта вообще будет в наличии в обменном пункте.
Деньги
Деньги и все, что с ними связано в Узбекистане, – тема, которая любого приезжающего делает нарушителем закона, поскольку не нарушить его невозможно. Судите сами – банкоматы кое-где есть, но снять наличные с любых пластиковых карт не получится с вероятностью 99 процентов: аппараты просто не заряжены купюрами. Международный пластик принимается в полутора десятках мест в Ташкенте и нигде за его пределами. Обменники чаще всего закрыты по причине отсутствия спроса: курс в них и у базарных менял отличается в полтора раза – естественно, в пользу базара. Поэтому обменниками никто не пользуется. Но обмен на базаре – уголовное преступление, предполагающее до трех лет тюрьмы (если поймают с поличным, конечно). Самое интересное, что к этим диким условиям все как-то приспособились: туристы везут с собой наличные доллары, отельеры принимают доллары в оплату за проживание (несмотря на то, что это тоже карается законом) и помогают туристам в обмене денег по реальному курсу: такая неформальная услуга есть на ресепшн почти любой гостиницы, имеющей право принимать иностранцев. Полиция делает вид, что ничего не происходит. Иногда, правда, могут задержать кого-то на базаре за незаконный обмен, но, говорят, дело зачастую решается «конфискацией» обмениваемой наличности.
В валютном законодательстве и причины необычайной суровости узбекской таможни. Во въездную декларацию вписываются все наличные во всех валютах, буквально до копейки. А также все сколько-нибудь ценные вещи: золотые украшения, телефоны, фотоаппараты… И не приведи господи эту бумажку потерять во время пребывания в стране. При выезде главное – чтобы денег у вас было меньше или столько же, сколько указано в декларации. В поисках нелегальной валюты узбекские таможенники весьма активны: практически в любом случае вам гарантирован весь спектр таможенных «удовольствий»: прогон багажа через сканер, его ручной досмотр, а также тщательный личный досмотр вашей персоны.
Наконец все формальности позади. Договариваюсь с аэропортовым таксистом за 5 долларов: это вдвое выше обычных расценок, но гостиница моя далековато, на Юнусободе, а местных денег у меня пока нет. Проблему наличности решаю у портье одновременно с поселением и в обмен на 100-долларовую купюру получаю три внушительные пачки. Да, похоже, лучший бумажник в этой стране – рюкзак…
Ташкентское такси автоматически дешевеет в два, а то и в три раза: при оплате сумами каждая поездка по городу на немаленькое расстояние обходится мне от 40 до 80 рублей. В городе, к сожалению, мало что сохранилось исторического: после разрушительного землетрясения в 60-х он отстроен практически полностью. Бросаются в глаза по-европейски вылизанные улицы и тротуары – ни пылинки! – и обилие полицейских: чем ближе к центру, тем их больше. В правительственном квартале количество одетых в зеленую униформу даже выше, чем обычных прохожих.
Плов
Еда – то, за чем нужно ехать в Узбекистан. Для кого-то местная кухня, может быть, покажется слишком жирной и тяжелой, но все эти бесчисленные пловы, тандыр-самсы, кебабы и прочее настолько вкусны, что любой тур рискует, так или иначе, превратиться в гастрономический. Король узбекской кухни – несомненно, плов. Причем в каждом городе готовят свой, особенный вид плова, и он является своеобразным символом города, его гордостью.
Национальный центр плова – есть тут такие специальные заведения – в Ташкенте не пришлось долго разыскивать. Увидев скопление автомобилей, почти перекрывшее проспект Амира Тимура, и трех гаишников, в поте лица пытавшихся разрулить солидную пробку, задаю вопрос прохожему:
– Авария что ли?
– Ты что, брат! Они плов приехали кушать!
Оказалось, все эти люди стремятся припарковаться возле Центра плова. В половине двенадцатого здесь открывают огромные казаны – а сам плов начинают готовить еще затемно – и к двум часам дня, редко позже, в казанах ничего не остается. Обслуживание молниеносное: не успеваю присесть за столик, передо мной появляется чайник зеленого чая, салат, а через минуту – собственно плов. Порция тянет почти на кило: половина мяса, половина риса. По счету заплатил, в переводе на рубли, меньше сотни. Описывать вкусовые ощущения – дело неблагодарное, скажу только, что ничего подобного ни в одном узбекском ресторане здесь, в России, пробовать не приходилось. Действительно, настоящий плов можно приготовить только в Узбекистане.
Вокзал
Ранним утром спешу на ташкентский вокзал к отправлению поезда в Бухару. Вокзалы здесь охраняются бдительнее, чем у нас – военные объекты. На подступах к зданию, метров за сотню – первый периметр: проверка билетов и паспортов, беглый досмотр багажа. У входа – еще один досмотр, уже со сканером. И после этого железнодорожный служащий, снова сличив твою физиономию с паспортом, поставит на билет печать, без которой в вагон не пустят. Смысла этой процедуры уяснить так и не удалось, но заканчивается она за полчаса до отправления, о чем на всех билетах печатается предупреждение.
Ни провожающие, ни встречающие, ни, понятно, бомжи на вокзалы доступа не имеют. Не знают здесь и об электронных билетах: покупая их на сайте РЖД, я распечатал бланки через терминал еще в Омске. Как выяснилось, очень даже не зря.
Все три поезда, которыми довелось воспользоваться, оказались на редкость чистыми и приличными: Ташкент-Бухара – уютные трехместные купе с мягкими креслами и телевизором, Ургенч–Самарканд – обычные «наши» купейные вагоны со спальными местами, и флагман Узбекских железных дорог – «Афросиаб» Самарканд-Ташкент – разновидность российского «Сапсана», пролетающий 400 километров без остановок за два часа.
Бухара
И вот она – Бухара! Ничем не примечательные жилые кварталы застройки 70-80-х годов, но за ними – Старый город, куда входишь, как в съемочный павильон с декорациями к фильмам о Ходже Насреддине. Да вот и он сам – памятник у водоема Ляби-хауз, в постоянном окружении туристов. Здесь же, в паре кварталов, пересохший ныне водоем святого Ахмеда, где был утоплен злобный ростовщик Джафар. А чуть поодаль – Арк, эмирский дворец и цитадель, у стен которого все так же, как и полтысячи лет назад, под теми же самыми сводами шумит базар. Разве что головы у подножия Арка больше не рубят. Легендарная жестокость эмиров теперь только в экспозиции специального музея, одного из самых посещаемых в Бухаре.
Под стать общей атмосфере и гостиничный фонд: останавливаюсь в отеле, расположившемся в здании бывшего медресе 18-го века. Номер, в котором я живу – когда-то келья улема, преподавателя этого духовного училища. Не в первозданном, конечно, виде: в целом интерьер сохранили, но добавили душ, кондиционер и спутниковое ТВ. Щелкая пультом, с удивлением обнаруживаю родной 12-й канал. Причем не только в Бухаре, но впоследствии и в Хиве, и в Самарканде. На фоне достаточно унылого местного ТВ здесь смотрят в основном российское.
Во внутреннем дворике, помимо ресепшн, чайхана, в которой вечерами, сидя на курпачах, знакомятся и общаются постояльцы, ищутся попутчики на дальнейшую дорогу… Очень удобно и уютно, такие заведения присутствовали во всех небольших отелях, в которых довелось останавливаться. Именно в здешней чайхане мне в подробностях рассказали о том, как добраться до Хивы – города, в исторических стенах которого за последние три столетия не построено ни одного здания.
Через пустыню
Вся сложность попадания из Бухары в Хиву состояла лишь в том, что поезда между этими городами не ходят, а расписания автобусов как такового не существует: отправляются они, как бог на душу положит. Единственным реальным вариантом оставалось shared taxi. Стоянка междугородних такси на выезде из Бухары – единственное место в этой стране, где бессмысленно торговаться: 500 километров через пустыню Кызылкумы до Хивы стоят 100 долларов за машину. При наличии попутчиков цена для каждого падает пропорционально. Уже было подсаживаюсь на последнее свободное место в лимонного цвета «Нексию» к трем узбекам, как слышу за спиной:
– Подожди, брат, – это ко мне обращается мужик лет пятидесяти, который тут, на пятаке, является чем-то вроде диспетчера, – сейчас вон в чайхане иностранцы дозавтракают – ты с ними езжай, быстрее будет.
Машина с узбеками уходит. Еще с полчаса жду появления напарников. Наконец, выходят из чайханы. Знакомимся: ребята с Тайваня. На первом же блок-посту нагоняем уехавшую ранее «Нексию», и я начинаю понимать, в чем здесь фишка. Полицейский лишь равнодушно скользит взглядом по нашим лицам, приоткрывает багажник и лениво кивает: «Проезжайте!». Из соседнего автомобиля в это время выметывается на песок весь багаж, а стражи порядка придирчиво изучают паспорта пассажиров.
– Тебя бы не тронули, – на очень плохом английском обращается ко мне водитель, – но ехал бы ты не 5 часов, а 10. У нас такие посты каждые 100 километров.
Язык
С языком здесь беда. Если в Ташкенте понимают по-русски и говорят худо-бедно практически все, то чем дальше на запад, тем меньше носителей великого и могучего даже среди представителей старшего поколения. В поезде в одном купе со мной ехала пожилая семейная пара учителей. Им около 60, но общаться приходилось исключительно через добровольного переводчика, в роли которого выступил четвертый пассажир – студент из Ургенча, учащийся в Питере. Нет, когда-то педагоги могли вполне сносно говорить по-русски, но почти за четверть века независимости язык забыт напрочь. Те, кто работает в турбизнесе, способны хоть как-то изъясняться на английском. Остальные чаще всего знают только узбекский. Меня спасало лишь то, что он близок к знакомым мне турецкому и казахскому, так что моих познаний хватало, чтобы, например, спросить дорогу или прочитать вывеску.
Но хотя русский и почти забыт на западе Узбекистана, отношение к немногочисленным туристам из России самое доброжелательное. Приехав в Хиву, захожу в первый попавшийся гестхауз. Администратор, она же хозяйка, на вопрос о цене равнодушно бросает: forty dollars. Это по здешним меркам весьма дорого. Ругнувшись вполголоса, разворачиваюсь к дверям, и слышу за спиной:
– Так вы из России? Для вас двадцать!
Хива
Ворота хивинской крепости – своеобразная машина времени. Город находится под охраной ЮНЕСКО, любое новое строительство ведется здесь только за пределами цитадели. А за ее стенами – до сих пор шестнадцатый век: те же узкие улочки с пробитыми в стенах бороздами от осей арбы, те же глинобитные дома, в которых и сегодня живут люди (крепость делится на две половины – музейная и жилая), и та же потрясающая архитектура и оформление общественных зданий. Игрой света и тени между почти тысячей резных деревянных колонн Джума-мечети можно любоваться часами. Панорама средневекового города из самой высокой его точки – дозорной башни Куня-Арка – завораживает. Это настоящий Восток, такой, каким он грезился в детстве.
Примерно за 400 российских рублей приобретается билет на два дня, дающий право прохода всюду на территории крепости, в том числе посещения расположенных здесь 22 музеев. Что гораздо дешевле и удобнее, чем платить везде по отдельности.
Троллейбус
В Хиве нет железной дороги, и мой поезд до Самарканда отправляется из Ургенча – центра Хорезмского велаята, расположенного километрах в сорока от города-памятника. Чтобы попасть туда, решаю воспользоваться еще одним туристическим аттракционом – единственной сохранившейся в Узбекистане троллейбусной линией. Ее провода, провисающие кое-где чуть ли не до самой земли, видны сразу же за северными воротами цитадели. Двое западных бэкпекеров на остановке с благоговейным ужасом рассматривают контактную сеть: по их лицам видно, что они уже почти готовы отказаться от столь сомнительного путешествия. Однако увидев показавшийся из-за поворота троллейбус – вполне современный Alstom, все же решаются.
Интересно было наблюдать за лицами этих туристов уже после того, как троллейбус отправился. Машина летит по шоссе со скоростью не меньше 60 километров в час, приподнимая штангами провисающую сеть. В итоге все сооружение – провода, растяжки и прочее энергохозяйство – изрядно гудит и раскачивается. Водитель и пассажиры не обращают на это никакого внимания. А гости Хивы искренне недоумевают: как это все до сих пор работает да еще и перевозит массу народа по расписанию и со вполне приличной скоростью?
Самарканд
Самарканд вряд ли нуждается в рекламе. Самый туристический из городов Узбекистана, он все равно что для России Санкт-Петербург. Однако в Самарканде нет уже той неповторимой ауры Востока: он вполне европейский и многочисленные достопримечательности лишь вкраплены в современную застройку. О том, что ты в сердце Центральной Азии, напоминает порой лишь маячащий вдалеке Зеравшанский хребет. Здесь тебя потихоньку, исподволь начинают готовить к завершению путешествия и возвращению в другой мир – более привычный.
Экскурсионное меню Самарканда плотно связано с именем Амира Тимура, более известного нам как Тамерлан, и его многочисленных потомков. Удалось побывать в мавзолее Тамерлана, в том числе и непосредственно у его гробницы, которую вскрыли археологи 21 июня 1941 года – некоторые в этих местах до сих пор склонны верить, что именно потревоженный прах полководца стал причиной войны. Памятная по картинкам в школьных учебниках обсерватория Улугбека также впечатляет размерами и технической простотой устройства. Знаменитый астроном и ученый, кстати, приходился Тамерлану внуком.
А вот с площадью Регистан не повезло: здесь идет масштабная реконструкция, так что на знаменитый на весь мир архитектурный ансамбль пришлось любоваться лишь издали, из-за ограды.
Нельзя было пропустить и не менее известный Сиабский базар: не столько купить чего-нибудь вкусного, сколько понаблюдать за процессом торга или самому поучаствовать в этом спектакле. Торгуются на Сиабском исступленно и подолгу – по обе стороны прилавка настоящие мастера этого дела. Призывая в свидетели всех родственников до седьмого колена и постепенно повышая голос порой до крика. В итоге над базарными рядами стоит постоянный неутихающий гул голосов – даже просто разговаривать здесь получается только на повышенных тонах.
Кстати, сущая правда – разговоры о том, что через Сиабский можно пройти один раз насквозь – и будешь сыт. Продавцы наперебой предлагают попробовать свой товар, порой просто хватают за рукав – лишь бы ты остановился на минуту именно у их прилавка. Но это не грубая навязчивость, как, например, в Египте – здесь каждый очень четко ловит твое настроение: не хочешь играть в нашу игру – не играй, просто гуляй по Сиабскому, сколько душе угодно.
Голос Востока
Последний вечер в Самарканде мы провели в крошечном джазовом кафе в центре города. Попав в это место без вывески благодаря нашему гиду Акмалю. Который не без гордости сообщил, что заведение подобного рода в городе – единственное и столики поэтому бронируются чуть ли не за несколько суток. Атмосфера и музыка и правда оказались достойными внимания: узбекский джаз-банд иногда скрашивал классические композиции неожиданными и довольно смелыми аранжировками с использованием национальных инструментов. Под конец вечера музыканты исполнили одну из самых любимых моих вещей – Bei Mir Bist Du Schoen из репертуара Эллы Фицджеральд. Начало было вполне традиционным, и под музыку я было совсем погрузился в мысли о каких-то уже омских, рабочих проблемах, внутренне смирившись с тем, что восточная сказка кончилась и пора возвращаться к действительности… Но тут в знакомой до последней ноты мелодии появились новые звуки – это была зурна. Музыкант, игравший на этом инструменте, как-то очень органично вплел свою партию в общий рисунок композиции: зурна не была здесь чем-то инородным, она делала эту почти уже классическую музыку другой, совсем непохожей на то, что можно услышать в тысячах вот таких же кафе в разных частях света. И мне в этот момент подумалось: вот он – голос страны, отражающий ее такой, какова она есть. Вот он – голос, который останется со мной на память о таком далеком ныне и в то же время таком близком Узбекистане…
Денис ИОВЛЕВ, шеф-редактор ГТРК «Омск» (12 канал)
Омск-Ташкент-Бухара-Хива-Самарканд-Омск