Меня всегда интересовало, как работает театральный художник, как он создает эту живую картину из предметов, декораций, людей. Ведь актеры, одетые в его костюмы и помещенные в придуманную им среду, становятся персонажами этой картины. Но только не зафиксированной на полотне, а постоянно меняющейся, движущейся. Вот об этом за чашкой чаю мы решили поговорить с Ольгой ВЕРЕВКИНОЙ, главным художником Омского театра куклы, актера, маски "Арлекин". В театре кукол Ольга Петровна работает уже более тридцати лет, но также она делала спектакли и в других театрах нашего города, и за его пределами. Одно из ее любимых слов – «игра».
– Ольга Петровна, что такое театральный художник, чем он отличается от живописца, графика? Что должен уметь художник театра?
– Театральный художник прежде всего работает с пространством, и это пространство – сцена. Ты должен заполнить ее определенным миром, который соответствует режиссерскому замыслу, соответствует автору, который так или иначе все равно в этом участвует. То есть тут нужно знание литературы, знание истории костюма, истории архитектуры и множества других основополагающих вещей. Часто художнику приходится соприкасаться с культурой другой страны. И каждый спектакль – это опять какой-то ликбез.
Всегда нужно четко представлять себе среду, в которую ты определишь артистов, в которой им должно быть удобно существовать. Ведь это не просто картинка на плоскости, как живопись или графика, не застывший объект – скульптура, а пространство, которое может трансформироваться. Раз – и лес у нас меняется на горы, горы – на озеро и так далее. И нужно владеть сценографией как такой вот постоянной трансформацией.
– А вы всегда мечтали быть театральным художником или пришли к этому постепенно?
– Это произошло как-то интуитивно. Мне просто в определенный момент показалось, что в театре все соединяется. Мне очень нравилась скульптура, но заниматься только скульптурой… для женщины это, может быть, неподъемная ноша. Живопись… Это тоже должно быть в человеке ярко выражено – вот это ощущение цвета и прочее. Наверное, такое свыше дается. И вот как-то пришло осознание того, что театр дает тебе все. Ты можешь реализовать здесь и это, и это, все свои умения и навыки. И каждый спектакль – это что-то новое, новая игра. А вообще я отучилась семь лет в музыкальной школе, из меня хотели сделать учителя музыки, что для девочки как бы правильно. А я пошла туда, куда девочки обычно не ходят. (Улыбается.)
– Вы помните ваш первый спектакль?
– Если не считать студенческих и дипломных работ, это был спектакль «Золушка», уже здесь, в Омске. Я работала с режиссером Еленой БОРИСОВОЙ, она из династии кукольников, основателей омского театра. И, конечно, она мне очень помогала. Поверила в меня, повела в нужном направлении. Спектакль шел пятнадцать лет, артисты его любили.
До сих пор у нас висят эти куклы в музее. По сравнению с тем, какие возможности у нас есть сейчас, тогда мы, конечно, жили очень скромно. Там принцессы сшиты из подкладочных тканей, из дешевых кружев.
– Вот, кстати, кукольный театр – это ведь не только сценография, костюмы, тут же еще и куклы. Вообще, если сравнить драматический и кукольный театры, что проще, что сложнее, что интереснее?
– Кукла – это самое трудное. Наверное, кукольный театр этим и привлекает зрителей, будит их интерес. Больше всего манит вот эта магия оживления куклы и то, насколько эти куклы могут быть разными, какой разный подход в постановке спектаклей. Могу сказать, что для меня как для художника сделать кукольный спектакль во много крат сложнее, чем драматический.
Потому что в драматическом спектакле есть точка отсчета – артист, есть пространство, которое ты осваиваешь под него. А здесь еще есть кукла. И получается, что ты придумываешь параллельно пространство для артиста и пространство для куклы. Это все надо соотнести в масштабах, в геометрии, построить так, чтобы актерам было где распределиться, чтобы им было удобно ходить и чтобы при этом было видно куклу. Здесь много технических задач стоит, помимо того что ты придумываешь образ. Ну, и собственно кукла. Это тоже поиски какие-то, масштабные решения, чертежи. Это такой долгий путь.
– Когда вы учились на декорационном отделении, вы ожидали, что придете в кукольный театр, что вам придется делать куклу?
– Нет, я тогда не думала об этом.
– А как все-таки получилось, что вы пришли в театр кукол?
– Потому что я вышла замуж, приехала в Омск. А тогда во всех театрах были постоянные художники. Это сейчас их почти не осталось, только я тут сижу, как динозавр. (Смеется.) Мир меняется.
И сейчас режиссеры стремятся приглашать разных художников, или даже приезжает в театр целая команда, постановочная группа. Такая тенденция. Но вот тогда еще были главные художники, все сидели прекрасно на своих местах. А в Театре кукол была вакансия, я решила попробовать. Так вот и получилось.
– Но тем не менее вы много работаете с драматическими театрами, то есть вам чего-то не хватает?
– У нас прекрасный творческий коллектив, мне здесь всегда интересно. Для меня другой театр – это просто другое ощущение, это, опять же, какая-то учеба, расширение кругозора, освоение новых технологий. И, допустим, если я для себя что-то открыла, съездив на постановку, я могу это применить здесь.
Я вот еще делала музейные экспозиции – в Музее воинской славы, в Музее имени Ф.М. Достоевского, в краеведческом музее. Мне все интересно.
– Когда вы работаете над костюмами, вы сами едете в магазин выбирать ткани?
– Конечно. Я беру с собой, естественно, закройщика. Сейчас много тканей, среди них попадаются очень трудные. Надо, чтобы мастер, который будет шить потом костюм, их посмотрел. Вот недавно мы делали «Легенду горы Фудзи» в «Арлекине», там у нас японские костюмы, и нам нужен был черный плотный хлопок разных фактур. А в Тарском драматическом театре в спектакле «У ковчега в восемь» у нас пингвины живут на льдине. Льдина – это огромная надувная подушка.
Кругом вода, сверху она тоже льется. И у актеров под пингвиньими костюмами надеты еще и дайверские. Театр настолько бывает неожиданным! Начиная работу над спектаклем, не знаешь, куда она тебя заведет.
– Ольга Петровна, а вот вы же можете, как другие художники, НЕ театральные, грубо говоря, картины писать. Вас к этому не тянет?
– Нет. Во-первых, я думаю, что художник, который создает какие-то образы на холсте или на бумаге, он же делает это не просто так. Это же какое-то внутреннее ощущение холста, осознание того, что он этим мазком или этим свечением неба скажет миру, о чем-то. Это все постепенно рождается внутри у человека, который для себя выбрал именно холст. Или глину. Или что угодно. Я сделала свой выбор, мне нравится пространство. Отдельно холст вот мне сейчас дайте, я сяду и буду думать: что мне с ним делать?
Нет, я могу сделать все. Что-то вылепить, например. Я владею и маслом, и акварелью, и темперой. Но у меня нет на это времени. Театральный художник себе не принадлежит, он работает с огромным коллективом. Я не могу перенести премьеру, моя отдача, мое присутствие здесь обязательно. Если это совпадает с другими какими-то делами, то, естественно, у меня приоритет все равно – театр. Может быть, из-за этого я пропущу участие в каких-то выставках. Но я считаю, что для театрального художника каждая премьера – это выставка его работ.
– В чем вы черпаете вдохновение?
– Это дружба, это отношения с людьми. Вот с режиссером Мариной ГЛУХОВСКОЙ мы познакомились в Омске и сделали уже тринадцать спектаклей. Работали и здесь на разных площадках, и в Саратове, и в Челябинске. Когда у тебя завязываются такие отношения, когда тебе интересен человек, интересна команда, то тогда ты в эту игру погружаешься с большим удовольствием. Начинаются замечательные разговоры, фантазии. Это же такое счастье – вместе что-то придумывать, сочинять.