С 26 мая по 8 июня в Омске проходил Первый городской паблик-арт фестиваль «Пространство множественности», организаторами которого были омский художник Василий МЕЛЬНИЧЕНКО и американка Робин ЛАССЕР, а главным почетным гостем — генеральный консул США в Екатеринбурге Отто Ханс Ван МАЕРССЕН. По словам пресс-секретаря консульства, именно фестиваль стал главной причиной приезда консула в Омск, ну а заодно он встретился и с губернатором Омской области. После фестиваля обозреватель «КВ» Николай ГОРНОВ не упустил возможности пообщаться с Василием МЕЛЬНИЧЕНКО, расспросить на предмет дальнейших планов, а также уточнить, по какой причине его фамилия вызывает стойкое раздражение в широких кругах омской творческой интеллигенции.
— Василий, хотелось бы сразу уточнить: какова идея фестиваля? И доволен ли ты его результатами?
— Идея фестиваля — помочь омичам, омским авторам, которые хотят преобразовать среду, хотят превратить город в место, где люди общаются друг с другом и со средой. Когда искусство находится в пространстве музеев и галерей, то зритель уже заранее подготовлен. Он читает вывеску и уже понимает, что здесь он встретится с настоящим искусством, хотя в реальности, конечно, все далеко не так и порядка 70% того, что мы видим в музеях и галереях, не заслуживает никакого внимания вообще. А мы хотели показать, что стены и вывески — это не главное, что человек живет в пространстве тотального дизайна, хотя и не всегда замечает этого, что движется по одним и тем же траекториям, которые предопределены городской инфраструктурой. Фактически подавляющее большинство горожан уже живет в своем виртуальном мире и со средой не коммуницирует никак. А задача паблик-арта — нарушить этот сложившийся дизайн, создать горожанину ситуацию, на которую ему придется реагировать, изменять траекторию своего движения, сделать тот или иной выбор, превратиться в соавтора. Ну а если говорить о результатах фестиваля, то я этими результатами доволен. Скажу больше, меня не покидает чувство счастья, несмотря на ту волну негатива, которую приняли на себя и фестиваль, и арт-объекты. Главный результат — фестиваль помог сформировать сообщество людей, которые способны творить, изменяя среду вокруг себя. Было много идей, была совместная работа. Много идей осталось и на будущее. Мы хотим подготовить, например, обучающую программу для жителей окраин, чтобы художники и дизайнеры научили их тому, как из простых и недорогих материалов, фактически из мусора создавать эстетически привлекательные объекты.
— Тебе не нравится, что люди окраин разнообразят пространство своего двора автомобильными покрышками?
— Дело, собственно, не в самих покрышках, а в том, что именно с ними происходит. Арт-объекты из покрышек делают и в Италии, и в Германии. Другой вопрос, что там это делают «вкусно». А в Омске, на мой взгляд, все застряли в реализме. Хотят, чтобы все вокруг было похоже на птичку или зверюшку какую-нибудь. А зачем?
— Давно хотел у тебя спросить: почему современное искусство так раздражает омичей? Или это не только омская реакция?
— Конечно, современное искусство раздражает не только омичей. У меня есть знакомая, она немецкая художница-психотерапевт, занимается арт-терапией. И когда она сталкивается с реакцией своих пациентов на современное искусство «я тоже так смогу», она всегда соглашается. Говорит: да, конечно, современное искусство — это то, чем может заниматься каждый, но почему-то занимаются единицы. Я с этим определением согласен. Если можете — пробуйте. Вдруг у вас действительно получится.
— «Я Пастернака не читал, но я его осуждаю»...
— В общем, да. Плюс к этому зашкаливающий уровень агрессии в обществе. Я когда прихожу с ребенком в детскую больницу, всегда поражаюсь тому, насколько грубо мамочки обращаются со своими чадами. Они их бьют, толкают, кричат на них по любому поводу. По большому счету, людей раздражает не современное искусство. Они разражаются на самих себя. Им не нравится собственная жизнь. А искусство — это очередная мишень, которая помогает канализовать агрессию. Мы когда планировали паблик-арт фестиваль, вообще не планировали никакого критического дискурса. Мы хотели сделать интервенцию художника в банальность. А в итоге, из-за агрессивной реакции на фестиваль, произошел переток в критическое поле.
— Ты имеешь в виду вандализм в отношении ваших арт-объектов?
— Вандализм в отношении неодушевленных объектов искусства — это плохой показатель. Нетрудно догадаться, что дальше будет только хуже.
— На твой взгляд, в Омске вообще не меняется ничего в лучшую сторону?
— Омск — не монолитен, как любой большой город, он состоит из большого количества индивидуальностей и различных групп, взаимодействующих между собой. На мой взгляд, изменения есть и активность в последнее время растет. А вот в Новосибирске как раз наоборот — активность падает.
— В Омске сработал наконец эффект низкой базы?
— Именно так. В Новосибирске сменились власти, сменилось руководство в министерстве культуры, меньше внимания стали уделять современности, и активные люди стали из города уезжать. А у нас вообще никакой активности не было. Как говорится, ниже падать уже было некуда. И сегодня любая активность дает прирост в 100%.
— Слово «первый» в названии паблик-арт фестиваля предполагает некое продолжение...
— Разумеется. Этот был первый, потом будут следующие. Я в этом уверен.
— Некоторое время назад ты активно хотел вообще покинуть Омск. Судя по разным анонимным высказываниям в социальных сетях, некоторые люди буквально жаждут, чтобы ты уехал как можно дальше. И даже торопят. Мол, Василий, когда ты уже свалишь?
— Не уехал я до сих пор, если честно, по причине бюрократии. Слишком много бумаг нужно собрать. А на пожелания «благожелателей» куда нибудь свалить подальше я вообще не реагирую. Мне эти высказывания жить и работать не мешают. Я не знаю кто эти люди. Похоже, работает одна и та же группа записных журналистов под разными никами. Если у них действительно есть что мне сказать, пусть выскажутся аргументированно. Вполне может быть, что я с ними соглашусь и изменю свою позицию. Почему нет?
— То есть ты передумал уезжать из Омска?
— Нет, не передумал.
— Но почему? В Омске, как ты сам говоришь, уже происходят позитивные сдвиги. Паблик-арт фестиваль заметили многие, был определенный резонанс...
— К сожалению, у меня уже нет запаса по времени, чтобы объяснять всем и каждому, что такое современность. Мне уже хочется большего. Мне интересны глобальные проекты, в которых есть возможность создавать межкультурные связи. Сейчас Екатеринбург готовится к проведению в 2015 году третьего Уральского индустриального биеннале современного искусства, это большое культурное событие, и я там скорей всего буду курировать один из проектов. Меня привлекла идея поработать с памятником Ленину. Вернее, с пространством вокруг этого памятника.
— Самого Ленина трогать не будешь?
— К Ленину не притронусь. Иначе обидятся голуби и коммунисты.
— К вопросу о политике. По стране катится очередная антиамериканская кампания, запущенная из Кремля, а ты приглашаешь сокуратором фестиваля американскую художницу Робин ЛАССЕР. А почетным гостем — генерального консула США в Екатеринбурге Отто Ханс Ван МАЕРССЕНА. Так случайно получилось или это вызов какой-то?
— Отчасти случайно, но отчасти и вызов, да. Если я дружу с Робин ЛАССЕР, то мне плевать, в какой стране она живет. Я дружу с людьми, а не с государствами или правительствами. Мне не интересна позиция, которую занимает по тому или иному вопросу наш президент, потому что у меня есть собственная позиция. Я не поручал господину ПУТИНУ распоряжаться моим будущим. Это моя жизнь. И я хочу выстраивать свою жизнь и свое будущее самостоятельно. К тому же мне сильно не нравится все это антиамериканское сумасшествие. Все эти вопли, что Америка высасывает соки из всего мира. Если вы кричите на каждом углу о том, чтобы «этим пиндосам» было плохо, то сдайте сначала в утиль ваши «форды», «шевроле» и «джипы», сотрите с компьютеров весь американский софт, за который вы даже не заплатили, выбросьте айфоны, айпады и все остальные девайсы, созданные по технологиям, разработанным в США. О чем мы говорим, если в США производится 25% мирового продукта, и только 3% производит Россия. Мы, когда задумывали свой фестиваль, прекрасно понимали, что ни от кого не получим поддержки. А генконсульство США поддержало идею фестиваля. Мы выиграли грант, за счет которого приобретались материалы. И уже есть предварительная договоренность, что генконсульство поддержит следующий фестиваль, а грант будет побольше, чтобы мы могли создавать объекты из прочных материалов, которые останутся после проведения фестиваля и будут украшать Омск долгие годы.
— Ну вот, теперь твои недоброжелатели будут говорить, что американцы хотят провести диверсию против омичей и расшатать наши духовные скрепы...
— Один такой уже пишет везде под разными никами: «Этот фестиваль — шаг к майдану!».
— Уже и искусство стало политикой...
— А искусство всегда идет нога в ногу с политикой. Особенно современное искусство. Политика — это то, во что вовлечены все мы. Художник, который своим творчеством способен влиять на людей, конечно же, создает прямую конкуренцию государству. И если человек находится вне политики, то это точно не художник и даже не человек по большому счету.
— Была какая-то реакция на фестиваль со стороны так называемой культурной общественности?
— Омская культурная общественность живет параллельной культурной жизнью. Эти люди вообще не понимают, что мы делаем. Да и мы не стремимся встраиваться в какие-либо официальные творческие объединения. В свое время, помнится, была забавная история, когда омскому отделению Союза художников России спустили из областного министерства культуры задание провести выставку контемпорери-арт. Они первые три дня учились выговаривать слово «контемпорари», а потом собрались вместе, чтобы обсудить, что же делать дальше. Мне потом один хороший человек пересказал, как было дело. Сначала члены союза мирно генерировали идеи. Первая идея была примерно такой: Омск — энергетический пуп Земли. Вторая идея: русская сказка и ее воспитательный потенциал. На этом все идеи иссякли. А в паузе возник вопрос: почему не пригласили МЕЛЬНИЧЕНКО, который знает, что такое контемпорари арт? После такого обсуждать дальше какие-либо идеи высокое собрание было уже не в состоянии. Все оставшееся время этой встречи было посвящено ругани в мой адрес.
— Должна ведь и культурная интеллигенция как-то канализировать свою агрессию...
— Нет проблем. Только их агрессия тоже направлена на самих себя. Они же ничего нового не создают. Все это мы видели в 80-х, когда в СССР впервые попали иностранные художественные журналы. В той поре наши художники и остались. Пишут картинки на заказ и очень огорчаются, что государство их не обеспечивает, как в былые времена. В общем, back in the USSR.
— А идею открытия в Омске Центра современного искусства удалось хоть немного сдвинуть с мертвой точки?
— Удалось. Скажу больше: вопрос почти решен. Городской департамент культуры выделяет нам бывшее помещение библиотеки Омского моторостроительного объединения им. Баранова. Раньше библиотека занимала два этажа, а теперь один. Правда, это помещение не в очень хорошем состоянии и процесс передачи здания городу еще не завершен, но главное, что мы там уже работаем.
— Мы — это кто? Должна быть некая формальная структура...
— Не надо никакой формализации. Мы — это современные художники, работающие в Омске и мыслящие концептуально.
— Но все равно должен быть кто-то, кто уполномочен проводить черту между современностью и несовременностью. Спрошу иначе: кто куратор этого проекта?
— Куратор проекта — я. Но я не вмешиваюсь в творческий процесс. Художники – участники творческой лаборатории Робин ЛАССЕР зашли в это пространство, реализуют свои идеи, создают объекты. В прошлую субботу там уже открылась первая выставка.
— Но формально Центра современного искусства пока нет?
— Формально — нет. Для того чтобы Центр современного искусства стал явлением не локальным, а общегородским, нужно и время, и определенные средства.
— Помнится, в одном из интервью ты говорил, что для создания Центра современного искусства нужно не много. От власти требуется только помещение. Остальное, мол, художники сделают сами, пусть только им никто не мешает...
— Я и сейчас могу это повторить. Если Центр современного искусства рассматривать как некий инкубатор для творческих людей, то вполне достаточно энтузиазма художников. Но если мы хотим видеть Центр современного искусства в качестве лаборатории по преобразованию среды, то нужны дополнительные средства. На самом деле это будут инвестиции в будущее. В Омске много талантливых молодых людей. Несколько студентов, которые прошли через мою школу «Событие», смогли поступить в очень хорошие учебные заведения. Марина ШУМЕНКОВА, например, поступила в Колледж искусств в Нью-Йорке. Настя СЕРДЮК, пройдя очень жесткий отбор, стала студенткой Высшей школы прикладного искусства в Праге. Еще одна моя бывшая студентка учится сегодня в магистратуре в Штутгарте.
— Готовим кадры на экспорт?
— Сначала мне тоже было странно, что эти молодые люди не находят применения своим силам в Омске, а теперь я уже и не вижу другого варианта. Да, они уезжают. Но когда-нибудь они вернутся. В нашем фестивале принимала участие Анна БЕЛАЯ, которая уже 20 лет живет в США. Она родом из Омска. И воспринимает Омск как свой родной город.
— И как она восприняла город, в котором много лет не была? Ей больше не захочется сюда приезжать?
— Это сложный вопрос. Конечно то место, где она живет сейчас, гораздо более благополучное, комфортное и креативное, чем Омск. Вообще, как мне иногда кажется, если Омск вдруг прекратит свое существование по каким-либо причинам, то никто этого и не заметит. Про Омск никто ничего не знает. Мы давно не производим никаких ценностей не только в мировом, но даже в российском масштабе. Сколько бы ни выдумывали, что мы живем в культурной и театральной столице, ничего от этого не изменится. На самом деле Омск — это город, который был создан крестьянами, которых массово завозили сюда в годы Великой Отечественной войны. Они приехали, естественно, со всеми своими крестьянскими ценностями, среди которых главная — еда. Второй период, который сильно повлиял на Омск — 90-е годы, когда произошел массовый отток интеллектуалов-горожан. Эта пустота благополучно заполнилась выходцами из деревень. Эти люди никогда не пойдут в музеи и галереи, они не понимают абстракций, им для полноценного досуга вполне достаточно МЕГИ. Впрочем Омск в этом смысле не особо и отличается от других крупных и некрупных городов. Жители Екатеринбурга тоже считают, что Екатеринбург любить невозможно. Если, конечно, ты в нем не родился. Мы все любим не город, а свои детские воспоминания о нем. И хотим реализовать свои детские мечты.
— Не оправдались надежды на новую региональную власть?
— К сожалению, не оправдались. Новая власть — те же крестьяне. И если ничего не изменится, Омск закончит как крестьянская Республика Гаити, которая занимает сегодня 203-е место в мире по ВВП на душу населения. Там люди тоже что-то выращивали, но в основном жили за счет производства древесного угля. Им и в голову не приходило, что рано или поздно все пригодные леса будут переработаны на уголь, а сельское хозяйство закончится по причине эрозии почв, которая началась из-за массовой вырубки леса.
— Я вспомнил, кстати, еще один омский позитив — ОГИС в прошлом году открыл магистратуру по современному искусству.
— Да, магистратура по программе «Медиа-арт в информационных процессах» — это была одна из моих прошлогодних маленьких радостей. В этом году — второй набор. В будущем году — первый выпуск. В Омске, конечно, нет специалистов нужного уровня, но нам удалось привлечь к процессу обучения магистров профессуру из университетов Германии и Америки. Благо что современные технологии позволяют слушать лекции дистанционно. Профессору требуется приехать в Омск только один раз, чтобы принять экзамен или зачет.
— Бюджетных мест не предполагается?
— В прошлом году бюджетных мест не было. Надеюсь, в этом году будут.