22 и 23 октября в Омске проходила IV Международная научная конференция «Институциональная трансформация экономики: российский вектор новой индустриализации», собравшая более двухсот ученых из России, а также ближнего и дальнего зарубежья. Корреспондент «КВ» Ирина БОРОДЯНСКАЯ выбрала два интересных доклада, заведующего отделом экономических наук ИМЭМО РАН Сергея АФОНЦЕВА – о перспективах импортозамещения, и профессора кафедры экономической социологии НИУ ВШЭ Светланы БАРСУКОВОЙ – об «образах» ВТО в российских СМИ. Первый демонстрирует реальное состояние дел в экономике страны, второй – его трансформацию в общественном мнении с подачи масс-медиа.
Импортозамещение заявлено как один из важных антикризисных приоритетов российской экономики и основа ее роста. Приоритетов много. Риторика умеренная. Принято два десятка планов, в соответствии с которыми, по версии министерств, России предстоит радикально сократить объемы импорта и заместить его отечественной продукцией. Объемы сокращений колеблются в среднем от 20 до 30%, а по ряду товарных позиций – до 50% и выше. Все это предполагает, что у России широкие возможности для перехода на импортозамещающую модель развития.
Но на что мы рассчитываем?
Можем ли мы сказать, что в контексте импортозамещения мы действительно можем поднять промышленность? Не только чиновники, но и некоторые эксперты показывают, что потенциал существует. Нашлись даже представители бизнеса, которые, по крайней мере, в первые месяцы с момента принятия стратегии готовы были выполнять целевые показатели. В то же время меры поддержки импортозамещения не всегда однозначны.
Эмбарго на поставки продовольственных продуктов и продукцию сельхозпроисхождения из ряда стран заявлено нашим руководством не в качестве «антисанкций», как многие ошибочно формулируют, а в качестве ключевой меры по поддержке российского сельского хозяйства. Однако это не означает, что оно не наносит ущерба производителям. Месяц назад появилась информация о том, что 60% российских сыров не могут называться сырами, потому что содержат растительные масла. Только что прошли данные по Сибирскому федеральному округу, что 60% колбасы не может называться колбасой, поскольку не соответствует техническим условиям. А между тем все это было произведено в рамках приоритетов импортозамещения или завезено из стран, которые не вводили против России санкции. Что-то здесь явно не то.
Поддержка отечественного чего-то
Субсидирование процентной ставки по кредитам, которое с прошлого года рассматривалось в качестве основной меры поддержки, в условиях колебания рыночной ставки Центрального банка оказалось малоэффективным. Я помню свой прошлогодний ноябрьский визит в Тюмень, когда ключевая ставка была поднята еще только на один процентный пункт. В местной администрации уже говорили: «Мы столько усилий потратили на разработку программы кредитного субсидирования. Теперь на один пункт выросла базовая ставка, но у нас в бюджете не заложены деньги на то, чтобы его субсидировать». Если вы помните, вскоре ключевую ставку подняли сразу на 6,5%.
Рост госзаказа – хорошая мера поддержки, но на нее, кроме ОПК, вряд ли кто-то может рассчитывать. Возможно, только легкая промышленность.
Ожидаемые преференции для товаров российского производства, особенно высокотехнологических, – тоже сомнительно. Хотя соответствующий законопроект уже проходил стадию оценки регулирующего воздействия, никто до сих не понимает, насколько строгими будут критерии отечественного производства. Если ввести жесткие критерии на высокотехнологичную продукцию, то окажется, что в России ничего не производится. Доля импортных комплектующих в тех же телекоммуникациях очень высокая. Кого поддерживать, непонятно. Чем – тоже непонятно.
Перспективы минус риторика
Необходимо услышать, что о возможностях импортозамещения говорит международная практика. При каких условиях оно может быть массовым, а при каких имеет мало шансов?
У нас очень позитивные стартовые условия для импортозамещения на краткосрочную перспективу по снижению импорта (он упал на 9,2% в 2014 году и на 38,9% за 8 месяцев 2015 года) и по росту цен в импортозамещающем сегменте, особенно по агропрому. При этом очень плохие условия по доходам населения (к августу 2015 года годовое падение доходов составило 4,9%). Теперь очень сложно ожидать, что люди понесут остатки своих сбережений на импортозамещение с той же готовностью, что и год назад. Не оптимистичны условия и по загрузке производства и рабочей силы. Кризису не видно конца, но и там и там у нас сохраняется сравнительно высокая загрузка. В апреле 2015 года, по данным опросов российского экономического барометра, загрузка мощностей была 74%. Перед кризисом 2008 года, напомню, она составляла порядка 78–79%. При таком положении мы не можем рассчитывать на то, что как в 1999 году вдруг разместятся новые заказы, директора свистнут, а рабочие выйдут из неоплачиваемых отпусков и вновь начнут работать. Нужны инвестиции. Это уже среднесрочная перспектива.
В среднесрочной перспективе все еще сложнее. Доступ к капиталу резко ограничен, а цена его резко выросла. Доступ к технологиям также резко ограничен. Есть планы разработки технологий совместно со странами Евразийского союза, делаются какие-то попытки разработки заказов в российских научных организациях, однако любой такой проект – это в лучшем случае три-пять лет. Как грустно шутят специалисты в области спутниковых телекоммуникаций, пока травка подрастет, лошадка с голоду умрет. Пока мы дождемся собственных технологий, нам не на чем будет предоставлять свои услуги. Рост цен в импортозамещающем сегменте дает очень сложный эффект. Если в краткосрочный период нас интересует только цена на то, что мы выпускаем, то в среднесрочный – уже и того, что мы приобретаем. Если все занимаются импортозамещением и везде растут цены, то наше сырье и комплектующие тоже будут дорожать. Мы не только больше получим, но и больше заплатим.
Что вырастет?
Давайте посмотрим, насколько может вырасти объем производства только за счет фактора импортозамещения, то есть обслуживания освободившегося от импорта рынка. Мы ведь можем выиграть какую-то долю рынка, где раньше был импорт, но при этом из-за падения доходов населения потерять нечто, что раньше обслуживали.
В краткосрочный период хорошие перспективы в агропроме и металлургии. Что до агропрома, если еще пять лет назад никто всерьез не рассматривал возможности экспорта продовольствия в Китай, то сейчас предприятия Дальневосточного округа заказывают подробные бизнес-планы на эту тему. С машиностроением ситуация – фифти-фифти. С ОПК все понятно, хотя есть и другие виды машиностроения, которые могут получить востребованность на российском рынке. По ряду направлений перспективы существенно хуже.
В среднесрочном периоде агропром и машиностроение сохраняют свои позиции, а с металлургией не все так просто. Металлургия требует инвестиций, которых при дефиците капитала не получить. Что касается отраслей за пределами этой тройки (лесная отрасль, целлюлозно-бумажная промышленность, химическая промышленность, фармацевтика, легкая промышленность) – практически в лупу надо смотреть, чтобы позитивные результаты увидеть.
Если говорить о том, где действительно можно поддержать отечественного производителя и заработать деньги, то это АПК, металлургия и некоторые направления машиностроения. Остальные отрасли за счет одного импортозамещения расти не могут, так что системного эффекта от него ожидать сложно.
Замечу, что я два раза был в Иране. Четко могу представить, как эта страна выживает в условиях санкций, но как она развивается – не представляю. Если мы планируем развиваться, причем в условиях санкций, то точно не за счет импортозамещения. Давайте думать, за счет чего.
Инновации за спасибо
Что касается закона об инновационной деятельности и политики развития инновационной инфраструктуры в регионах, порадовать мне вас нечем. Вопросы, которые не связаны с решением пожарных задач экономики, сейчас полностью переброшены на региональный уровень. Логика такая: если у вас есть деньги и вы готовы реализовывать какие-то проекты, не нарушая национальные приоритеты, то вы можете это делать на свой страх и риск. Поддержки от федерального центра в ближайшие годы не будет.
Хочу отметить, что инновации нужны не для того, чтобы отчитываться перед президентом, который хочет, чтобы они были, причем в конкретных отраслях: в нанотехнологиях хочу, а в нефтедобыче – не хочу. Инновации нужны, чтобы деньги зарабатывать. Как только на них получится зарабатывать, компании начнут ими заниматься. Но когда денежные потоки зависят не от инноваций, а от рентных доходов, заказов федеральных и региональных ведомств, монопольной силы на рынках... В целом у нас институциональная среда такая, что спрос на инновации крайне низок. Как исправить это, тем более в условиях финансовых санкций, я не знаю.