Приказом Федерального агентства научных организаций России от 1 апреля 2016 года на должность председателя Омского научного центра Сибирского отделения Российской академии наук на пять лет утвержден доктор экономических наук, профессор Валерий КАРПОВ. 17 февраля за него проголосовало большинство на общем собрание коллектива ОНЦ СО РАН. На минувшей неделе обозреватель «КВ» Николай ГОРНОВ встретился с Валерием Васильевичем и расспросил его о новом назначении, о финансировании фундаментальных исследований, о перспективах омской науки, о кризисе и об особенностях экономики Омской области, которую Валерий КАРПОВ профессионально изучает уже не первое десятилетие.
– Валерий Васильевич, со стороны трудно понять, как устроена академическая среда. Кому подчиняется и чем вообще занимается Омский научный центр?
– Мы подчиняемся и Сибирскому отделению Российской академии наук, и Федеральному агентству научных организаций. СО РАН координирует всю научную деятельность, то есть определяет основные направления научных исследований, на которые должны выделяться бюджетные ресурсы, а за финансирование и использование имущества отвечает ФАНО России. А поскольку фактически управляет всегда тот, кто распределяет деньги, то относительная управляемость со стороны СО РАН сегодня постоянно дискутируется.
Суть этих дискуссий в том, что когда деньгами управляют не ученые, а менеджеры, то они всегда стараются затраты оптимизировать, исходя не из интересов науки, а из экономических критериев, особенно в такие времена, когда много говорится об импортозамещении, санкциях, экономических проблемах. В сегодняшней реальности есть вероятность того, что человек, недостаточно глубоко разбирающийся в фундаментальной науке, может принять не совсем правильное решение.
Одной из задач ОНЦ СО РАН в современных условиях является координация деятельности академических научных учреждений в городе Омске, которые подведомственны ФАНО России: Институт проблем переработки углеводородов, филиал Института математики им. Соболева, филиал Института археологии и этнографии, Омская экономическая лаборатория Института экономики и организации промышленного производства, Сибирский научно-исследовательский институт сельского хозяйства, Всероссийский научно-исследовательский институт бруцеллеза и туберкулеза животных, Сибирский научно-исследовательский институт птицеводства и Сибирский филиал Всероссийского научно-исследовательского института кукурузы.
– А сам ОНЦ какой-то научной деятельностью занимается?
– Конечно. В состав центра кроме административного аппарата входят архив, научная библиотека, центр информационного обеспечения, телекоммуникационный центр, где стоит суперкомпьютер, а также подразделение, которое занимается непосредственно научными исследованиями, — комплексный научно-исследовательский отдел региональных проблем. В этом отделе есть и физики, и математики, и экономисты. И такая разнонаправленность дает хороший эффект.
– В высшей школе и вузовской науке сейчас доминирует объединительная тенденция. Министерство образования и науки РФ хочет объединить всех со всеми. А в академической науке какие тенденции?
– Объединительные тенденции имеют место и в академии наук. В частности, в Омском научном центре и Институте проблем переработки углеводородов эти тенденции привели к обсуждению планов по объединению двух юридических лиц. Мы планируем всесторонне обсудить эту возможность в коллективах и, возможно, осенью, в зависимости от того, как интеграционные процессы будут развиваться в академии наук, принять решение о форме и сроках объединении Омского научного центра и Института проблем переработки углеводородов. Необходимость подобного шага вызвана усилением требований со стороны государства к эффективности деятельности научных учреждений, а объединение дает возможность эту эффективность улучшить. В ближайшее время в научных организациях, как и в вузах, будет проводиться мониторинг эффективности, и наша задача – усилить научную составляющую.
– По каким критериям будут мониторить?
– Пока критерии неизвестны. Показатели еще обсуждаются. Будет ли эта система похожа своими методологическими подходами на вузовскую — станет ясно осенью.
– Вы же избирались всем коллективом центра, значит, была у вас и предвыборная программа. Какие главные задачи вы обозначали в своей программе?
– Первое, нам нужно сейчас организоваться и осмыслить, что мы из себя сегодня представляем, какие у нас есть научные достижения. Второе направление — нужно провести работу с реальным сектором экономики на предмет более тесного сотрудничества. С одной стороны, на встречах с представителями промышленности часто можно услышать, что академия наук уже не та, что была раньше, и у науки сегодня нет разработок, которые нужны. С другой стороны, откуда такая информация? Чтобы довести результаты фундаментальных исследований до промышленного образца, нужна совместная длительная кропотливая работа. Сегодня перед омскими предприятиями ВПК стоит серьезная задача — импортозамещение. А эту задачу без научных разработок не выполнить. И мы сейчас активно по этому поводу контактируем с региональным министерством промышленности. Хотим скорректировать свою программу под стратегию развития области и позиционировать себя в качестве инновационного ядра в заявленных в программе кластерах.
– Честно говоря, уже много лет слышу про то, как науку соединят с производством и выдадут результат. Но результата как не было, так и нет.
– К сожалению, не у всех получается соединить науку с производством. Вот у Института проблем переработки углеводородов СО РАН — получилось. Они успешно взаимодействуют с Омским НПЗ и Омсктехуглеродом, разрабатывая новые марки технического углерода и катализаторов крекинга.
– К нефтехимии всегда интерес был повышенным, поэтому химические науки более востребованы...
– Так исторически сложилось. Не зря в советское время Институт катализа рядом с Омским НПЗ построили.
– Возможны ли другие удачные примеры взаимодействия науки с производством, как в нефтехимии? Вот, например, металлообрабатывающих производств в Омске много...
– По большому счету, наш научный центр молодой. В советское время, когда было централизованное планирование, не считали нужным, видимо, развивать в Омске научную поддержку механического направления, поэтому сегодня этого направления в Омском научном центре нет.
– А радиоэлектронной промышленности наука может помочь?
– Несомненно. Но для этого нужно время и взаимная поддержка. Большая проблема данной отрасли — комплектующие. С точки зрения экономики невозможно быть одновременно красивым, умным, успешным и так далее. Невозможно все комплектующие для того или иного устройства сделать на высоком уровне в одном месте. Оптимальный вариант – кооперация, когда устройство собирается из комплектующих, произведенных у разных мировых лидеров. И так работает предприятия во всем мире: они закупают самые надежные комплектующие и производят собственные устройства. Это результат глобализации. Но мы-то теперь живем в условиях санкций. И чтобы не стать полностью зависимыми от импорта, мы должны, как во времена СССР, думать о резервных вариантах. И всегда задаваться вопросом: а что будет, если...
– Политика мешает сегодня нормальному развитию экономики?
– А политика во все времена мешала экономике.
– Чего не хватает, чтобы наука стала драйвером роста региональной экономики?
– Нужна институциональная среда – институты, которые позволяют трансформировать результаты научных исследований в разработки. Эта среда еще только формируется. Появляются, конечно, грантовые программы, но все это пока не системно. Для формирования системности необходимо время. Необходимы малые внедренческие предприятия с небольшими накладными расходами, которым ученые разработанные у себя в лабораториях устройства будут передавать для обработки и внедрения. Никуда не уйти от проблем, причина которых в недофинансировании науки. Государство сейчас декларирует, что нам всем необходимо жить по средствам. С этим спорить трудно — жить по средствам действительно нужно. Результат научных исследований трудно предсказуем, а государственные расходы должны быть оптимизированы. По факту сегодня научная организация получает средства, которых с трудом хватает только на зарплату. А необходимы деньги еще и на исследования. Если бы проблемы были только в науке, то мы бы компенсировали недостаток финансирования хоздоговорами, но сегодня нехватку финансов ощущают и предприятия.
– Как же стабильность? На мой взгляд, для ученого стабильность — один их главных факторов успеха его научных исследований. Или я не прав?
– Вы правы, так и есть. Стабильность — один из главных факторов.
– А какая стабильность, если ученый не может быть уверен, что ему дадут грант на продолжение его исследований?
– Это вопрос конкурентности, которая в настоящее время очень высокая. Система грантовой поддержки науки работает во всем мире, и, на мой взгляд, она вполне объективна, несмотря на существенную долю субъективности. Есть оценка значимости исследований, есть экспертизы. Прежде чем получить грант, соискатель должен представить обоснования заявленных научных результатов. Я тоже являюсь экспертом в Российском фонде фундаментальных исследований и как региональный представитель оцениваю заявки. Кроме того, заявки оценивает так называемый федеральный эксперт, а потом все оценки складываются и выводится средняя. Это и есть элемент объективности. Хотя я не могу исключать ситуаций, когда представитель фонда, принимающий решение о распределении грантов, по каким-либо причинам примет необъективное решение.
– Чем занимается Омская экономическая лаборатория, которой вы руководите?
– Участвуем в экспертной деятельности, проводим собственные исследования по разным направлениям развития региона, каждый год выпускаем по монографии. В прошлом году у нас была подготовлена монография по кластерному развитию машиностроения. В этом году рассматриваем социально-экономические проблемы развития села. Мы как-то подзабыли, к сожалению, что основой сельского хозяйства является все-таки село.
– Принимали участие в подготовке стратегии развития Омской области, которую разрабатывала компания Strategy Partners Group?
– Мы стараемся во всех разработках принимать участие. Лаборатория для того и была создана. И надеюсь, что поучаствуем скоро в обновлении стратегии. С тех пор, как она была принята, условия сильно изменились.
– На ваш взгляд, как сегодня выглядит экономика региона? Мы одновременно со всей страной погружаемся в пучину системного кризиса? Или мы опережаем другие регионы?
– На мой взгляд, жители Омской области несколько субъективно оценивают сегодняшнюю ситуацию. Как говорит старая русская пословица: хорошо там, где нас нет. Я не утверждаю, что мы лучше всех. Но мы не хуже всех — это точно. Так исторически сложилось, что по интегральной оценке у Омской области всегда было умеренное развитие. Просто умеренность — она всегда разная. В те времена, когда в страну в большом объеме поступали западные инвестиции, — это была одна умеренность. В сегодняшних условиях дефицита финансовых ресурсов — другая умеренность. Некоторые статистические показатели у нас действительно плохие. Но давайте не будем забывать, что изменения привели к развитию ВПК — и Омск от этого выиграл. В прошлом году, если посмотреть статистику, омские предприятия ВПК приросли в объемах. Некоторые — в два раза. И по результатам различных мониторингов Омская область далеко не на последних местах. Да, проблемы есть. Но соседние Новосибирская и Курганская области, к примеру, не живут вдвое лучше нас. Сейчас, я думаю, причины нужно искать в себе. Мне кажется, мы будем жить лучше, если осознаем ответственность каждого на своем рабочем месте. А экономика — она всегда развивалась циклично, от кризиса к кризису. Не нужно этого бояться.
– Сейчас мы уже зашли на территорию политики...
– Политика с экономикой переплетены очень тесно. Почитайте труды классиков-экономистов и станет ясно, что миром правит капитал. И если политика не отражает экономические изменения – она обречена на провал.
– Хорошо, спрошу иначе. Кластерное развитие, декларируемое для Омской области, — это правильная идея?
– Идея правильная. Просто ее нужно правильно понимать. Кластерное развитие подразумевает организующее начало, а также тесное взаимоотношение между участниками кластера. У нас же, например, есть некоторое количество нефтехимических предприятий, которые связаны друг с другом технологически, и мы хотим считать их кластером. А почему это кластер? Между ними, особенно в настоящее время, существуют разделяющие их границы. У каждого предприятия есть корпоративные интересы, есть амбиции руководителей и собственников. Не у всех есть желание развиваться, в конце концов. Кто-то печет свои 10 пирожков в день и доволен. Он не хочет печь больше. 12 пирожков, на его взгляд, это более высокие риски. Нам нужно посмотреть на кластеры с практической точки зрения. Нужен результат. А результат будет в том случае, если мы разработаем общую программу развития, в которой пропишем всех участников, определим вклад каждого, определим формы взаимодействия между ними, учтем сумму интересов, найдем компромисс, устраивающий всех — собственников, работников, власть, а также и людей, проживающих в регионе. И это должно быть не политическое, а экономическое решение. Может быть, например, нам следует рассматривать омскую нефтехимию не как единый кластер, а как семейство или комплекс кластеров.
– Мы сейчас радуемся, что государство выделяет деньги предприятиям ВПК. А в 2019 году, например, весь оборонный заказ будет выполнен, на омских оборонных предприятиях опять начнется конверсия. И что мы будем делать тогда?
– Предугадывать в России что либо – дело неблагодарное. Сейчас эпоха ПУТИНА. Какая эпоха наступит потом – трудно сказать. Я могу только одно сказать: заоблачными идеями все уже наелись. Все понимают, что капитализм за 500 дней не построить и экономику не перевернуть одним документом, даже если он будет очень хороший. И мне хотелось бы надеяться, что теперь политики и управленцы будут исходить из интересов экономики и людей. Что мне нравится в европейцах – они меняют правительства, меняют направления развития, но никогда не разваливают то, что у них уже есть. И интересы отдельного человека у них все же превалируют над интересами государства.
– Некоторые регионы России «выстрелили» за счет эффекта «низкой базы». Они опустились на дно, а потом стали резко подниматься. Самый показательный пример – Калужская область, где было реализовано множество инвестиционных проектов, были построены автомобильные заводы. У Омска есть шанс вот так же резко взлететь? А если есть, то за счет чего?
– Начнем с того, что мне не нравится понятие «резкий взлет». Такие понятия всегда относительны. Что считать «резким взлетом» или «грандиозным падением»? Ну и предпосылок особых для резких взлетов я сегодня не вижу. Время «силиконовых долин» уже прошло. Это во-первых. Во-вторых, Россия в целом по ряду причин отстает от нового формата экономики. В-третьих, отдельно взятая Омская область имеет гораздо меньше шансов достичь успеха, чем та же Омская область в составе Сибири. Нужно определиться для начала с направлениями для комплексного развития Сибири, а уже потом в этой стратегии найдется место и для каждого субъекта Федерации. Раньше этими вопросами занимался Госплан, и были, конечно, перегибы, когда болты везли из Калининграда в Алма-Ату, но много было и рационального. Развитие Омской области должно быть многополюсным, но опираться на то в первую очередь, что у нас не отобрать. Наш главный актив – земля. И все неявно видимые сегодня возможности, я уверен, себя понемногу проявят. Никуда не денутся и наши нефтехимия и машиностроение. У нас есть соответствующие компетенции, мы будем здесь жить и будем работать.
– Но повторить успех Калужской области у нас не получится?
– Нет, напрасных иллюзий питать не нужно. Калуга – это нехарактерный пример. Это исключение из правил, тем более что в настоящее время там не все так безоблачно.