Завершившийся 2016 год можно оценивать по-разному, но он точно не был простым.
С просьбой проанализировать итоги и дать прогноз на год ближайший обозреватель «КВ» Николай ГОРНОВ обратился к председателю совета директоров ООО «Омсктехуглерод» Валерию КАПЛУНАТУ.
– Валерий Николаевич, как бы вы охарактеризовали 2016 год? Что важного происходило, на ваш взгляд? К чему мы пришли в итоге?
– Я годами ситуацию не измеряю. Мне кажется, это неправильно. Нужно смотреть на тенденции, причем глобальные, поскольку и Россия, и Омская область – они интегрированы в мировую экономику. В 2008 году, если помните, была зафиксирована самая высокая цена на нефть – 147 долларов за баррель. Сегодняшняя цена – чуть выше 50 долларов, и в то время, конечно, никто не предполагал такого стойкого и системного снижения. Как раз наоборот – эксперты говорили об исчерпаемости запасов нефти, и Россия под эти разговоры строила грандиозные планы по освоению арктического шельфа.
Но мировая экономика, как мы убедились в очередной раз, в первую очередь живет за счет достижений научно-технического прогресса, а прогресс не подчиняется никому. Учеными очень трудно управлять, процесс озарения – он хаотичен. Государство в лучшем случае может обеспечить ученому условия, некую почву, на которой, может, что-то вырастет. А может, и ничего не вырастет. По опыту мы знаем, что существует примерно семилетний цикл обновления основных энергозатратных технологий. Если отсчитывать от 2008 года, когда цена на нефть была максимальной, как раз получаются 2015-2016 годы, когда мы увидели тенденцию резкого падения спроса на нефть. И неправильно эту тенденцию списывать на некие спекулятивные и конъюнктурные факторы. Мир на самом деле меняется, обновляются все технологические уклады, производство переходит на менее энергозатратные технологии, а люди – на возобновляемые источники энергии. И оказалось, что нужно перестраивать все прогнозы. XX век все называли веком нефти, теперь нефть перестает быть главным экономическим фактором, и XXI век, я думаю, будет веком универсальной энергии.
Я часто бываю за пределами России, вижу много удивительных вещей, себестоимость поликристаллического кремния солнечного качества падает буквально на глазах, и в Австрии, например, заборы и крыши уже делают из солнечных элементов. Уже есть гибкие солнечные батареи, скоро они станут шторами, крышами автомобилей, прозрачными окнами в жилых домах и так далее. А совокупно это даст колоссальный экономический эффект. В Германии подсчитано, что эффект от возобновляемой энергии уже больше, чем от использования традиционных энергоносителей. Процесс пошел, как говорится. И это главный тренд последних лет, который определяет ситуацию и в мире, и в России.
– Но российская экономика выдержала почти трехкратное падение нефтяных цен...
– И в этом, в том числе, сущность российской экономики – она удивительно пластична и приспосабливается практически к любым условиям. Мрачные прогнозы на 2016 год не оправдались. И наше предприятие тому пример. Мы ориентированы на высокотехнологичный сектор, интегрированы в мировую экономику, причем у нас не какой-то там уникальный продукт, с которым нам повезло выйти на мировой рынок. Продукт, который мы производим, 20 лет назад был вполне обычным, и даже технология его производства родом не из России, а из США. Но мы уже тогда понимали, что емкость российского рынка крайне ограниченна, и наш единственный шанс сократить условно-постоянные расходы – собственные ноу-хау и выход на новые рынки. А там другие правила, высокая конкуренция, очень сильные игроки, выпускники лучших учебных заведений мира, элита мирового бизнеса. Да, мы добились отличных результатов, производим технический углерод, который 20 лет назад даже не снился нашим производственникам. Да, эта гонка перманентная, невозможно получить некий результат, а потом почивать на лаврах, но в принципе на нашем примере можно понять, как должна развиваться российская экономика в целом.
– Насколько я понимаю, на вас снижение цен на нефть должно было отразиться сильно...
– Мы испытали тяжелейший удар, честно говоря. Потому что договоры на основные поставки заключали на условиях формульного ценообразования, где в качестве основного индикатора фигурирует цена на газойль. Соответственно, вместе с ценами на нефть с 2014 года в три раза упали и цены на технический углерод. Но мы пережили этот удар. Что мы сделали? Мы отказались от дилеров, создав собственные опорные центры, увеличили объемы производства, чтобы уменьшить условно-постоянные расходы на единицу продукции. За этот промежуток времени построили и запустили новую линию на заводе в Волгограде, скоро запустим первую линию на заводе в Могилеве. И принимаем решение, кстати, о строительстве еще одной линии и на омском заводе.
Естественно, все это было бы невозможно без расширения рынка сбыта. А поскольку рынок занят, то конкурентов нужно «убить». И я вам скажу, с 2008 года исключительно из-за нас закрылось семь заводов технического углерода, которые принадлежали крупным транснациональным компаниям. Более того, нам удалось «выдавить» с европейского рынка китайский технический углерод. Так же и в экономике в целом. Она сильна своим разнообразием. И было бы замечательно, конечно, если бы российскую экономику вытянули госкорпорации, но шансы на это невелики. И сделать ставку только на госкорпорации – это очевидная ошибка, последствия которой мы ощущаем сейчас. Сегодняшние проблемы в большей степени связаны не с кризисом в российской экономике. Скорее это проблемы директивного управления процессами на всех уровнях народного хозяйства, то есть невозможно административно управлять процессами, где требуется энтузиазм и энергия личности.
– В связи с этим госкорпорации могут существовать в таком виде?
– Действительно, госкорпорации являются основой нашей экономики, но уровень управления ими требует непрерывного совершенствования. И не потому, что менеджеры у них плохие, там есть разные люди, есть и выдающиеся, которых я искренне уважаю. Проблема в монополизме, который губит все и вся, и в невероятной забюрократизированности. Да и коррумпированность там тоже присутствует. Вот никому же не приходит в голову бороться с коррупцией на заводе технического углерода. Потому что это наша проблема. Я никому ее не делегирую, и с внутренней коррупцией борюсь сам, потому как в этом крайне заинтересован, от успешности этой борьбы зависит в том числе выживаемость нашего проекта.
Не хочу никого обидеть, но я с крайним изумлением пару лет назад прочитал в одном из интервью, что экс-руководитель НПО «Мостовик» Олег ШИШОВ знал о существовании внутренней коррупции на своем предприятии. И что мы видим в итоге? Одна из крупнейших в стране инфраструктурных компаний, обласканная правительством и губернатором, имевшая доверие президента, рухнула как карточный домик. И в окружении Олега ШИШОВА не нашлось ни одного человека, кто смог бы стать новым лидером. Его команда оказалась неспособна к воспроизводству. Другая модель – фирма «Мишлен», которая была основана в конце XIX века как семейная фирма.
– В прошлом году высказывались надежды, что низкие цены на нефть и санкции – они российскую экономику взбодрят, помогут обновиться и так далее. Или эти трудности пойдут экономике на пользу, как минимум. Пока никакой пользы не наблюдается...
– В любом обществе есть определенная категория людей – радикалисты суждений и мнений. Их любимое занятие – шапкозакидательство. Что я могу сказать по этому поводу? Позитивный настрой – он действительно иногда помогает, но не надо впадать в крайности. Санкции против российских госкомпаний, на мой взгляд, не могут принести пользу. Это во-первых. Во-вторых, выяснилась повышенная уязвимость перед санкциями экономики, которая ориентирована на формирование мощного государственного сектора. Соответственно, чем сильнее российская экономика диверсифицирована, а российские предприятия интегрированы в мировую экономику, тем меньше мы будем подвержены влиянию санкций. Поэтому пусть, как говорил Мао Цзэдун, расцветают сто цветов.
Никто ведь не отказался от российского газа. Никто не подверг санкциям поставки нефти. На той стороне – прагматики. Они бьют либо по конкурентам, в частности, по поставщикам оружия, либо по госсектору. Я не могу сказать, что мы совсем не опасаемся санкций, но наше предприятие к госсектору никакого отношения не имеет, мы не политизированы, глубоко интегрированы в глобальные производственные процессы, заканчивающиеся производством автомобилей, которые, что бы ни говорили, по сей день остаются визитной карточкой технического развития цивилизации. Кстати сказать, тот же Китай является гораздо более сильной потенциальной опасностью для США, чем Россия. Наша страна – это фактор раздражения скорее, чем конкуренции. Ну как мы можем быть конкурентом стране, чья экономика в десять раз больше?
– Россия пытается напомнить о себе...
– И правильно делает, кстати. Более того, я полностью поддерживаю позицию властей по Украине. Потому что сегодняшняя Украина – это яркий образец страны, где победила бюрократическо-охлократическая система управления. При отсутствии стабильных демократических традиций, методов саморегулирования, да еще когда за основу национального объединения берутся идеи национализма, которые прикрываются псевдодемократическими лозунгами, – такие государства плохо заканчивают, как правило. Украина, к сожалению, рассматривается западными странами лишь в качестве инструмента политического давления на Россию. Никаких серьезных экономических программ там нет. Украина поглощена проблемами выживания. Да, ресурс славянского населения почти безграничен, как показывает опыт, но все равно это очень серьезная проблема, если не катастрофа, когда наш ближайший сосед обречен на жалкое прозябание. Вспомните Северную Корею и Южную Корею, Гаити и Доминиканскую Республику.
– Некоторые эксперты и даже целые экспертные сообщества считают, что главная проблема 2016 года – отсутствие денег в экономике. Вам эта проблема не мешает, как я посмотрю...
– На мой взгляд, деньги в экономике есть. Более того, любая рыночная экономика в основе своей имеет дефицит денег, это же основополагающий фактор, влияющий на развитие любой экономической модели. Я даже не знаю, как прокомментировать мнение таких экспертов. Это не более чем досужие рассуждения. А я считаю, что у нас сбалансированная финансово-экономическая модель, поскольку доступ к деньгам для сильных проектов всегда открыт. В данный момент в Сбербанке можно получить кредит более дешевый, чем в Европе. Безусловно, это кредит в валюте, и брать его можно только под проект, ориентированный на экспорт. Но это нормально, я считаю. В Китае именно так все и происходит. Дешевые кредитные ресурсы получают только те, кто выпускает экспортоориентированную продукцию. Понятно, что некоторое время назад в России доступ к деньгам был у всех, кредиты получали за откаты, но эти кредиты, полученные за откаты, никто и не собирался возвращать. При норме рентабельности на уровне 10-12%, как у нас, ни о каких откатах и речи не может быть. И когда говорят о нехватке денег, то имеют в виду, что неконкурентоспособные производства должны получить доступ к кредитным ресурсам.
– Чаще всего так и есть. Но при этом сторонники наполнения экономики дешевыми деньгами, в том числе члены Столыпинского клуба, говорят о том, что с помощью этих денег можно создать дополнительные рабочие места и увеличить потребительский спрос...
– Результат будет другой, я вас уверяю. Все закончится волной пирамид, банкротств, киданий и так далее. Многие совершенно искренне считают, что кинуть банк – это нормальное дело. Банки грабят, деньги тупо вывозят из страны. Это ведь те самые деньги, которые в экономике были, а потом переместились на квартиру к какому-нибудь полковнику. Судя по астрономическим масштабам коррупции – это триллионы рублей. Какой смысл в такой ситуации печатать новые деньги? Чем больше их печатать, тем больше будут воровать.
– Откатная экономика?
– Именно так. Это экономика, где на всех этапах хозяйственных взаимоотношений господствует так называемая коррупционная рента. Она неконкурентна по природе своей, поэтому всегда замыкается внутри страны. В итоге, если попытаемся заливать все проблемы деньгами, то повторим опыт Зимбабве, где инфляция достигла таких величин, что пришлось выпускать купюры достоинством в 100 триллионов долларов, а в итоге страна лишилась национальной валюты – себестоимость печатания денег стала выше их номинала – и Зимбабве перешла на американский доллар. Сейчас национальный сектор экономики в этой стране отсутствует полностью, природные богатства, в том числе золото и алмазы, добываются и вывозятся из страны иностранными компаниями. Сплоченная группа людей, которая сформировалась вокруг престарелого президента Роберта МУГАБЕ, превратила Зимбабве в мировую клоаку. Есть и противоположный пример – Северная Корея, которая живет при полной автаркии. Там люди всем довольны, но при этом банально недоедают.
– В Омске ситуация хуже или лучше, чем в других регионах?
– Мы живем абсолютно изолированно от омского правительства. И я даже не знаю почему, если откровенно. У нас нет содержательного диалога, развитых форм сотрудничества. В Волгограде, допустим, где у нас работает еще одно предприятие, при тех же законах действует совершенно иная модель.
– А в белорусском Могилеве у вас есть диалог с властью?
– Есть. Там все понимают, что мы инвестируем деньги в предприятие высокотехнологичной отрасли, реализуем политику импортозамещения, в результате чего в Республике Беларусь появится собственный стратегический продукт, который существенно усилит конкурентоспособность на зарубежных рынках местного производителя шин – Белшины.
– Давно хотел спросить, как вы относитесь к политическим движениям и партиям, которые декларируют заботу о малом бизнесе. По мнению этих политиков, малые предприятия вносят слишком малый вклад в ВВП страны...
– На самом деле никто не знает наверняка, каков должен быть вклад малого бизнеса в экономику, чтобы страна развивалась нормально. И было бы странно определять этот процент директивно. Да, нужно не просто не мешать, необходимо целенаправленно создавать условия, позволяющие заниматься бизнесом. А как сегодня создать собственное дело, если вся экономика построена на откатах. И даже если вы принципиально не хотите давать, к вам залезут все равно. Я это на своем примере знаю. Наша принципиальная позиция – никаких откатов. К нам залезли через газ, и мы получили 200 млн рублей прямых убытков. Эти деньги у нас украли люди, примазавшиеся к государственной монополии. И понизили на 200 млн рублей нашу конкурентоспособность.
Я много общаюсь с представителями бизнеса из развитых стран. У них силовые структуры вмешиваются в экономические процессы, только если видят ярко выраженный криминал. Наши правоохранители этот криминал генерируют. В результате бизнесмен становится обслуживающим персоналом у глобальных силовых структур, носит им в клювике добычу, а промышленность платит дань бюрократическому сословию.
Наше предприятие, например, атакуют много лет. Было уже огромное количество и различных провокаций, и попыток возбудить против нас уголовные дела. Мы много лет живем в условиях тотальной войны с родным правоохранительным сословием. И я не один раз убеждался, что истинные враги нашего государства находятся не за океаном, а рядом с нами – это коррумпированные люди в погонах. Они не производят никаких материальных ценностей, они тотально развращены, они друг друга уничтожают, словно крысы в железной бочке, при этом воспроизводят сословие предпринимателей, которые фактически не являются предпринимателями, они умеют лишь обслуживать интересы криминального бизнеса людей в погонах. С ними нельзя искать компромисс, в этом я категоричен. Потому что если их не обуздать, нашей страны не будет. Ну а почему государство с ними не борется – я не понимаю.
– Какие у вас ожидания от наступающего 2017 года? Возможен ли прорыв? Будут ли изменения в экономике?
– Лично я настроен оптимистично. Мы тоже часть российской экономики, плоть от плоти, как говорится, но нам же удалось создать эффективную и конкурентную модель, свободную от криминальных явлений. Модель, где торжествуют принципы рациональности и системности. Называется эта модель – «Омсктехуглерод». Нам не помогает власть, скорее даже мешает. Нам не помогают правоохранители, а даже наоборот – пытаются подорвать нашу мощь. И при этом мы существуем и продолжаем развиваться. Вход на рынки других стран, других континентов. Можно просто взять нашу модель и мультиплицировать. Какие проблемы?
– Спасибо, Валерий Николаевич, что нашли время для «КВ». Успехов вам в 2017 году!