«Удорожание рабочей силы – долгосрочные реалии».
В рамках "Финансового конгресса Банка России-2025" состоялась пленарная сессия «Развитие экономики: как выйти на оптимальную траекторию роста». Представляем читателям выступление на этом мероприятии председателя Банка России Эльвиры НАБИУЛЛИНОЙ:
— Главными индикаторами, показывающими находится экономика в перегреве или в переохлаждении, являются все-таки инфляция и рынок труда. Перегрев был последние, наверное, два года: ускорялась инфляция, на рынке труда нарастал дефицит кадров, рост зарплат хронически опережал рост производительности. Другой индикатор – опять же очень высокие темпы роста денежной массы. Все эти признаки нарастали со второй половины 2023 года и достигли пиков в конце 2024 года.
Переохлаждение означало бы, что инфляция падает ниже цели, появляется переизбыток рабочей силы, происходит кредитное сжатие вместе с аномально низкими темпами роста денежной массы. Кстати, денежную массу важнее смотреть, потому что это не только кредиты, но и бюджетные вливания, играющие большую роль в финансировании экономики.
По этим основным индикаторам мы видим замедление инфляции, которое происходит быстрее наших ожиданий, но пока инфляция выше цели и в годовом выражении, и в текущих темпах. Видим снижение остроты на рынке труда, но дефицит кадров, рекордно низкая безработица остаются. Происходит существенное замедление роста денежной массы с рекордных 20+% до 13–14%, но это тоже выше того, что было при норме инфляции.
К сожалению, у нас большая часть статистических показателей носит запаздывающий характер. Поэтому в этот период мы смотрим на особенно широкий круг индикаторов: и на инвестиционный спрос, и на потребительский спрос, и в целом на деловую активность. По инвестиционному спросу для нас важно, например, машиностроение, производство стройматериалов, объем заказов на строительные работы. В совокупности они пока сигнализируют о сохраняющейся высокой инвестиционной активности. Индикаторы потребительского спроса – это данные контрольно-кассовой техники, продажи автомобилей, товаров длительного пользования, оценка предприятиями спроса. В совокупности они сигнализируют об охлаждении потребительского спроса.
Ежемесячно опрашиваем около 13 тыс. предприятий. Индекс бизнес-климата показывает пока нисходящую динамику. Смотрим на генерацию электроэнергии, загрузку мощностей, объем платежей, финансовые результаты компаний, кредитную аналитику банков. Суммарно все это сигнализирует о замедлении роста деловой активности, но с очень высоких темпов, которые были в 2023-2024 годах.
Мы все внимательно смотрим на инвестиционную активность. Но об инвестициях нельзя судить только по динамике кредитования. Две трети финансирования – собственные средства, финансовая подушка за счет высоких прибылей предыдущих двух лет. Прибыли даже этого года остаются высокими, рост прибыли год к году – 4%. 32 крупнейших компании в этом году объявили о выплате дивидендов на сумму 3 трлн рублей (в прошлом году было 3,2 трлн). Это говорит о том, что собственный финансовый ресурс у предприятий есть.
И надо с осторожностью делать выводы о состоянии экономики по одному или даже нескольким секторам и отраслям. Синхронный рост или снижение может быть только при относительно неизменной структуре экономики, а у нас сейчас происходят серьезнейшие структурные изменения. Поэтому в одних секторах будет продолжаться, как мы видим, опережающий рост, в других может быть стабилизация, в третьих – некоторое снижение.
Я полностью поддерживаю позицию Андрея Леонидовича [КОСТИНА] по поводу того, что ресурсы должны направляться на более эффективные предприятия, а неэффективные компании – уходить с рынка. Это касается и отраслей в целом.
На мой взгляд, замедление экономики неизбежно после бурного роста предыдущих лет. Раньше мы с замедлением экономики сталкивались как с результатом внешних шоков. У нас практически не было циклического перегрева экономики. Один начинался в 2007 году, но тогда был перекрыт глобальным кризисом. Мы впервые, пожалуй, проходим через период именно циклического перегрева с циклическим охлаждением. И кажется, что это замедление происходит из-за денежно-кредитной политики. Но все-таки высокая ключевая ставка это не каприз Центрального Банка, а неизбежная реакция на дефицит физических ресурсов, в том числе рабочей силы. К этому нужно относиться как к неизбежному процессу. Мы должны выйти на сбалансированные темпы роста, но у нас реальный выбор в том, будет замедление происходить с высокой или низкой инфляцией – и на этот выбор мы можем повлиять.
Экспортерам сейчас очень сложно, они оказались в ножницах – высокие ставки, низкий валютный курс, падение цен и спроса на экспортных рынках. Понятно, что экспортеры хотели бы более слабый курс рубля, но я не уверена, что под этим подпишутся наши граждане или те предприятия, которым нужен импорт оборудования для технологической модернизации. Важно, чтобы валютный курс уравновешивал интересы разных экономических игроков и чтобы это делалось рыночным образом, а не через постоянную борьбу лоббистов, локальное регулирование и подгонку курса под те или иные нужды.
Еще нам говорят, что слабый курс нужен для бюджета, но влияние курса на бюджет тоже нелинейно, потому что укрепление рубля действует в сторону замедления инфляции, а значит, в сторону гораздо более быстрого снижения ключевой ставки, нежели при слабом курсе. Поэтому чем более диверсифицирована экономика, тем меньше она зависит от доходов небольшого круга экспортных отраслей, меньше зависит от валютного курса. Посмотрите на другие страны: у стран с низкой инфляцией более крепкий курс. Слабый курс – часто признак уязвимости, следствие хронически высокой инфляции, недоверие к собственной валюте. Вряд ли это то, к чему мы стремимся системно.
На мой взгляд, структурные сдвиги в нашей экономике очевидны и масштабны. Первая группа сдвигов – отражение последствий санкций и разного рода внешних ограничений: уменьшается роль внешней торговли в экономике. Мы видим снижение экспорта и импорта, возросла роль внутреннего рынка. В силу разного рода логистических, платежных проблем условия внешней торговли изменились не в нашу пользу, и это, думаю, некраткосрочный фактор.
Импортозамещение происходит быстрее, чем я лично ожидала. Хотя мы понимаем, что и у импортозамещения, и у проектов, связанных с технологическим суверенитетом, с развитием критических производств, которых у нас либо не было, либо где была большая импортозависимость, есть свои рамки. Я говорю не только о доступе к передовым технологиям, но и о том, что многие разработки становятся окупаемыми, эффективными, если есть большие рынки сбыта. Внутренний рынок может быть просто недостаточно емким, поэтому поддержка экспорта высокотехнологичной продукции, разрабатываемой в рамках технологического суверенитета, принципиально важна.
Вторая группа сдвигов связана с ускорением роста в отдельных секторах машиностроения, приборостроения, национальной обороны и технологического суверенитета. Это, конечно, потребовало значительных дополнительных ресурсов и перераспределения внутри экономики. Следствием первого и второго является изменение ситуации на рынке труда, удорожание рабочей силы. Я считаю, что это тоже долгосрочные реалии.
И еще одно структурное изменение как раз связано с финансами. Мы должны прежде всего опираться на внутренние источники финансирования. По сути, когда наши предприятия получали дешевое зарубежное финансирование, экономика экспортировала сырье. Финансовая система испытание выдержала и достаточно активно нарастила кредитование в первые два года, когда наши предприятия оказались отрезанными от внешних рынков. И конечно, благодаря запасам капитала, устойчивости, которую они накопили.
Структурная адаптация к внешним ограничениям, на мой взгляд, в основных чертах завершилась. Мы показали, что умеем адаптироваться. Но на повестку сейчас выходят структурные сдвиги совершенно нового типа, прежде всего технологические, и они могут быть более масштабными по последствиям, чем то, что мы переживали в предыдущие два года. Это, конечно, и стремительное внедрение искусственного интеллекта во все отрасли от медицины и финансов до логистики и образования. Это не просто автоматизация, а фундаментальное изменение способов производства и управления ими. Дополняет тренд всеобщая цифровизация. Основа новой экономики – экономика данных. Кто владеет большими данными, кто умеет их анализировать, применять имеет колоссальное конкурентное преимущество.
Второй важнейший сдвиг, который мы переживаем, – платформизация экономики. Меняются не только технологии, но и правила игры, правила взаимодействия производителей и потребителей. Еще один связанный со всем этим структурный сдвиг – рост сектора услуг, экономики впечатлений. Это долгосрочная тенденция. Люди готовы платить не столько за товары, сколько за уникальный опыт, эмоциональную вовлеченность, персональные сервисы. Это подкрепляется технологическими новшествами, и возникает новая парадигма потребления. На мой взгляд, это во многом будет определять грядущие структурные изменения. Поэтому у нас впереди очень неспокойные времена. Но, я уверена, они принесут новые возможности для развития, роста производительности труда в условиях дорогой рабочей силы.
Ранее репортаж был доступен только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 30 июля 2025 года.
Фото © стоп-кадры онлайн-трансляции