Наталья РОМАНОВСКАЯ, адвокат: «В ситуации, когда после приговора человека берут под стражу в зале суда, невероятно трудно сохранять хладнокровие»

Дата публикации: 27 мая 2018

«За прокурором стоит закон, а за адвокатом – человек», – говорил российский адвокат Федор Плевако. С тех пор прошло более ста лет, несколько раз менялся политический строй в стране, но высказывание по-прежнему актуально. О суровых и мягких судебных решениях, адвокатской этике и многом другом корреспондент «КВ» Анастасия ИЛЬЧЕНКО расспросила успешного омского адвоката по уголовным делам Наталью РОМАНОВСКУЮ.

– Наталья Андреевна, вы давно занимаетесь адвокатской практикой?

– Я окончила юрфак Омского государственного университета в 1980 году и сразу пришла в адвокатуру. Так что несложно подсчитать, мое боевое крещение произошло 38 лет назад. Цифра, конечно, внушительная, но на стенд «Наши ветераны» еще не хочется. Мне вообще кажется, что только сейчас я по-настоящему вхожу во вкус работы и что все самое интересное у меня впереди.

– Что вас больше всего привлекает в работе?

– Поскольку с самого начала я занимаюсь исключительно уголовными делами, то мои приоритеты очевидны. Свобода! Это именно то, что я больше всего ценю и в своей жизни, и в профессии. И замечательно, что здесь существует полное совпадение моего внутреннего настроя с профессиональными задачами. Ведь для многих моих доверителей свобода имеет наивысшую ценность.

При этом контекст адвокатской свободы очень тонок. Это вовсе не шальная вольница, как думают многие, кто туда стремится, устав от службы в погонах. Адвокат действует в рамках правил, установленных законом, а также в рамках обязательств перед доверителем. И тем не менее он свободен! Ему предоставлены громадные возможности принятия самостоятельных решений. Из бесчисленных вариантов стратегии и тактики защиты он для доверителя должен выбрать правильный. Ответственность велика, но когда получаешь желаемый результат, возникает ни с чем не сравнимое чувство. За такие вспышки счастья в нашей работе можно простить все ее минусы и издержки.

– У вас явно наметилась юридическая династия: ваш отец, вы с мужем. Следующее поколение пошло по вашим стопам?

– Действительно, одно время у нас образовалось замечательное юридическое сообщество: мой отец Андрей Степанович ФРОЛОВ – профессор кафедры уголовного права Омского государственного университета, мы с мужем и наша дочь Елена – адвокаты по уголовным делам, а муж дочери – Степан ЯНИН – успешный специалист по гражданским делам. Мы надеялись, что и внучка Лиза, когда подрастет, присоединится к нашей профессии. Однако жизнь внесла свои коррективы: в 2011 году не стало отца. Устои, которые казались незыблемыми, пошатнулись. Началась эпоха перемен. Наша дочь Елена с ребенком уехала в Чикаго, где у нее сейчас новая семья и новые интересы. Внучка Лиза стала настоящей американкой и, как все девочки, мечтает стать актрисой. Так что все юридически-династические надежды я сейчас связываю со вторым внуком – Эваном. А с первым зятем, Степаном ЯНИНЫМ, мы постоянно сотрудничаем, он по-прежнему член нашей профессиональной команды.

– Есть ли специфика у дел, за которые вы сейчас беретесь? На мой взгляд, это чаще всего преступления с использованием служебного положения…

– Сейчас действительно все больше становится обращений по делам, связанным с обвинением в должностных преступлениях. Имеет место четко выраженная тенденция, вылившаяся в настоящую примету нашего времени. На скамье подсудимых оказываются люди, занимавшие высокое общественное положение и принявшие одно-единственное решение, которое и довело их до суда. Все подобные случаи широко обсуждаются СМИ, высказываются разные причины происходящего. Но самые интересные выводы, я полагаю, будут сделаны позже: только с течением времени может быть дана по-настоящему объективная оценка.

Еще раз убедилась, что у каждого времени свои особенности. Например, в самом начале карьеры моими основными клиентами были спекулянты. Тогда они являлись приметой времени. Дерзнувших «жить красиво», то есть не на одну зарплату, сурово наказывали. Статья 154 УК РСФСР предусматривала длительные сроки лишения свободы и конфискацию имущества. Но изменилась жизнь, изменились и законы, и тот, кто лишь недавно считался общественно опасным элементом, стал уважаемым человеком, предпринимателем.

 Также благополучно канула в Лету и еще одна экзотическая норма советского законодательства. Статья 209 УК РСФСР предусматривала, в частности, ответственность за тунеядство и ведение «иного паразитического образа жизни», под которым подразумевалось, что «лицо уклоняется от общественно полезного труда и проживает на нетрудовые доходы». Именно по этой статье был осужден лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский. Дикость! Но это было.

Приведенные примеры, на мой взгляд, дают повод для оптимизма. Они наглядно свидетельствуют, что как законы, так и правоприменительная практика весьма непостоянны. Я уверена, что по прошествии совсем недолгого времени ситуация с так называемыми должностными преступлениями в корне изменится. И статус должностного лица, руководителя будет избавлен от печальной аналогии с сапером, который, как известно, ошибается лишь один раз.

– В прошлом интервью «КВ» вы упомянули, что практически каждое решение суда можно предсказать, исходя из материалов дела. Были ли за последние годы у вас или у ваших коллег приговоры, которые стали неожиданно мягкими или неожиданно суровыми?

– Действительно, опыт работы позволяет в общих чертах предвидеть характер судебного решения. И здесь существует правило: чем менее выработанной и устоявшейся является практика, тем более неожиданным может оказаться судебное решение. Если по делам, связанным с незаконным оборотом наркотиков, приговор почти всегда предсказуем, то по должностным преступлениям этого не скажешь. Здесь пока еще приговоры могут быть разными, от неожиданно драматических до приемлемо мягких.

Речь идет о субъективных оценках. На самом деле трудно понять, как можно за одно неверное управленческое решение низвергнуть человека на самое дно, приравняв к махровым уголовникам. Почему именно в условиях лишения свободы, рядом с наркоманами и педофилами должно происходить исправление и перевоспитание? Как будто не существует мер дисциплинарной ответственности! Я уверена, что это попросту нерациональное отношение к человеческому ресурсу. Имея перед глазами печальный опыт своих предшественников, чиновники сейчас вовсе избегают принятия решений, причем любых. Они исходят из того, что правильное сегодня завтра кто-то назовет преступным, считают, что лучше ничего не предпринимать и дождаться указаний сверху. Если эта тенденция укоренится, коллапс власти неизбежен.

О неожиданно мягких приговорах можно говорить со значительной долей условности. Как можно, например, назвать «неожиданно мягким» приговор по делу Сергея КЛЕВАКИНА, которого апелляционная инстанция год назад оправдала, установив, что он взятку не получал, однако допустил превышение должностных полномочий? В результате вместо 4 лет лишения свободы в колонии строго режима по ст. 290 УК РФ ему назначили 2 года и 6 месяцев в колонии общего режима по ст. 286 УК РФ. Причем, как известно, этому предшествовала длинная череда разнообразных судебных решений по делу. Как оценить этот результат? Я считаю, что в существующих реалиях мы добились многого, тем более что Сергей Никитич уже дома, он освобожден условно досрочно. Но это дело до сих пор меня не отпускает. Больно и обидно. И я верю, что точку ставить рано и что честное имя КЛЕВАКИНА в итоге будет полностью реабилитировано.

– Кроме Сергея КЛЕВАКИНА в последние годы вы защищали несколько обвиняемых в резонансных преступлениях. Есть ли специфика у таких дел? Как вы оцениваете свою работу и результат?

– Так называемая резонансность дел в большинстве случаев бывает обусловлена лишь вниманием к ним со стороны средств массовой информации. Причем зачастую это вовсе не связано с какой-то необычайной сложностью ситуации. Иногда рядовое дело раскручивается журналистами исключительно за счет фигурирования в нем известной личности. Но принято почему-то считать, что именно на этих делах адвокат создает себе имя, а потому должен как-то по-особому себя проявлять. Уверяю, это миф!

 Ни одно дело, растиражированное в СМИ, не способно создать адвокату устойчивую репутацию, сколь бы удачно оно ни закончилось. Репутацию адвокату создает каждый день его труда, когда он постоянно выкладывается на 100 процентов. Люди это понимают.

Что же касается оценки проделанной работы, то по каждому делу адвокат должен проанализировать, сделал ли он все что возможно в данной ситуации. И здесь он отвечает только перед своей совестью. Ведь клиент может даже не заметить ошибку или недоработку, а вот совесть адвоката этого не допустит. Замучает.

С какой самоотдачей работал защитник, никогда не остается незамеченным теми, кто доверил ему свою судьбу. В результате напряженной совместной работы адвокат и его подзащитный настраиваются на единую эмоциональную волну, становятся близкими друг другу людьми и уже никуда не исчезают из поля зрения друг друга. Это, я считаю, тоже результат.

– Наталья Андреевна, а дело Олега ВОЛОХА, которое вы ведете сейчас, представляет сложность?

– Дело бывшего ректора ОмГПУ Олега Владимировича ВОЛОХА рассматривается Центральным районным судом с конца 2017 года. По версии следствия, он организовал обналичивание бюджетных денежных средств, которые затем якобы им присваивались. Простая фабула, в которой перечисляется 15 похожих друг на друга эпизодов. При этом однако совершенно непонятно, как все эти многоходовые операции смог произвести один человек.

Что самое интересное, следствием четко установлены лица, которые все эти мероприятия проворачивали. Во-первых, названо лицо, находившее фирмы-обналички, составлявшее тексты заведомо липовых контрактов, человек, который получал обналиченные денежные средства на руки, а затем путем незначительной траты средств создавал видимость исполнения контрактов. Во-вторых, установлены лица, которые подписывали акты выполненных работ, тогда как работы не были осуществлены. И в-третьих, установлено лицо, которое, зная, что контракты не выполнялись и мероприятия не проводились, посылало в Москву отчеты, что все выделенные средства успешно освоены. Все перечисленные действия совершал отнюдь не ВОЛОХ. Но установив роль каждой из вышеперечисленных персон, следствие указывает, что все они не были поставлены в известность о «преступных намерениях ВОЛОХА»! Как это?

Почему обвиняют во всем этом ВОЛОХА? Ответ обескураживает своей простотой! Дама, которая получала от обналичников деньги и была схвачена за руку, заявила, что она ни в чем не виновата, что она все это делала, ничего не понимая, по поручению ВОЛОХА и именно он якобы забирал у нее все деньги. Теперь слово за судом. Защита надеется на то, что истина будет установлена и все необоснованные обвинения с ВОЛОХА сняты.

– Слушать приговор, который обрекает человека на лишение свободы, морально тяжело…

– В ситуации, когда после приговора человека берут под стражу в зале суда, невероятно трудно сохранять хладнокровие. Тяжело, даже несмотря на то, что в большинстве случаев возможность неблагоприятного исхода дела заранее обсуждается с доверителем. Думаю, врачам особенно понятны эти переживания. Ведь в некоторых случаях и их усилия бывают тщетны, человек уходит. Что же касается моей работы, то человек «уходит» не навсегда, лишение свободы – это не смерть. Оттуда в любом случае возвращаются, поэтому своей задачей я вижу безусловную поддержку человека в его споре с жестким решением суда. Случаи, когда удается добиться отмены или изменения судебного решения, – это ни с чем не сравнимая радость. Это витамины души, которые позволяют верить в справедливость.

– Помните свой первый приговор?

– Конечно. Мое первое дело 38 лет назад как раз иллюстрирует ситуацию, как может совесть замучить. Я защищала 15-летнего воришку, который в группе с другими «детками» обокрал несколько квартир. Факт доказан, практически все похищенное изъято и возвращено, парень все признал и раскаялся до самых глубин своей юной души. Казалось бы, какие проблемы? Но мне же хотелось отличиться. Не могла же я по-простому, со ссылкой на возраст и другие жалостные моменты попросить смягчения его участи. Я тщательно готовилась: задействовала все, начиная с монографий по психологии и криминологии, заканчивая ссылками на постановления Пленума Верховного суда. Труд получился фундаментальным. Зал обалдел от потока информации. Клиенты довольны. Я возгордилась.

Но в итоге приговор заставил меня покраснеть. Оказывается, я не обратила внимание на то, что, кроме банальной кражи, парня обвиняли еще и в хищении документов. А по этому составу он по возрасту не подлежал ответственности. Клиенты эту деталь не заметили. А суд принял правильное решение, исключил все лишнее. Все вроде бы отлично: принудительные меры воспитательного характера, ко мне никаких претензий, но сама я чуть не умерла от стыда. Никогда не забуду замечательного судью, который после оглашения приговора тихонько сказал мне: «Наталья Андреевна, вы хорошо поработали по делу, но, пожалуйста, в следующий раз с квалификацией будьте повнимательней!» Спасибо ему большое, это был мне урок на всю жизнь.

– Вы ведете адвокатскую практику только в Омске или в других регионах тоже?

– У меня давно выработалась позиция: не проводить дел за границами Омской области. Уверена, что такие вояжи не идут на пользу доверителю. Во-первых, это лишние траты, а во-вторых, и, пожалуй, главное – нельзя оставлять человека наедине со своими проблемами. Помощь наездами считаю бесполезной тратой времени. В защиту нужно погружаться полностью и иметь постоянный психологический контакт с человеком, судьба которого тебе вверена. Это и регулярные встречи в СИЗО, если дело дошло да ареста, и беседы в офисе, много всего.

Вместе с тем допускаю, что может возникнуть ситуация, когда поездки в другой регион не миновать. При этом любые проявления необязательности и непунктуальности, не говоря уже о срывах следственных действий и судебных заседаний, недопустимы. Кстати, это прямо предусмотрено Кодексом профессиональной этики адвоката.

– Если продолжить тему адвокатской этики, в чем, на ваш взгляд, она проявляется? Почему иногда можно услышать о ее нарушении?

– Сейчас трудно представить, что было время, когда этого понятия не существовало. Были просто общепринятые моральные нормы. Но в том-то и проблема, что далеко не всегда общие правила способны эффективно отрегулировать сложные частные ситуации. А сами понимаете, в адвокатуре нестандартных, щепетильных моментов не счесть. То есть возникали сложности. К концу 90-х годов проблем накопилось такое количество, что потребовались качественные изменения. В результате сначала появился Закон «Об адвокатской деятельности и адвокатуре», а вслед за ним, в 2003 году, Кодекс профессиональной этики адвоката, который, кстати, постоянно совершенствуется и обновляется.

С этого момента наша профессия обрела особые статусные рамки, которым необходимо соответствовать. Причем это касается не только исполнения узкопрофессиональных задач и взаимоотношений с доверителями. Кодекс предусматривает правила взаимоотношений и с представителями правоохранительных органов, и с коллегами.

И если раньше все одиозные случаи просто обсуждались и осуждались, так сказать, в кулуарах, то сейчас по каждому признаку нарушений адвокатской этики возбуждается дисциплинарное производство и ситуация рассматривается квалификационной комиссией. В результате к нарушителю могут быть применены меры дисциплинарного взыскания, вплоть до лишения его статуса адвоката. Таким образом, сейчас бессмысленны все общие рассуждения о нарушениях со стороны адвокатов. Если такой случай имел место, то существует установленный нашим Кодексом способ реагирования, а если нет, то разговоры на эту тему беспочвенны.

– Каким же должно быть взаимодействие с судьями, стороной обвинения? Можно ли, например, пить вместе чай?

– Сейчас, конечно, нет. Но когда в 1980 году я пришла в адвокатуру, этот вопрос ни у кого бы даже не возник: конечно можно! Тогда это было нормой. Потому что система взаимоотношений была иной. В каждом районе города существовала единая комсомольская организация, в которую входили молодые сотрудники прокуратуры, суда и адвокаты. Параллельно с этим существовали партийные организации с такой же структурой. А что такое комсомольское собрание? Сначала обязательная политинформация про международное положение и достижения народного хозяйства, потом, для порядка, чуть-чуть про законы, а потом-то, конечно, чай! И не только (смеется).

Сейчас, сами понимаете, все по-другому. И это хорошо. Никакой двусмысленности в отношениях быть не должно. Иначе неминуемо адвокат начинает восприниматься не как юрист, а как «договорщик». Хорошо, что существующие этические границы защищают нас от подобных превратных представлений некоторых клиентов.

– Наталья Андреевна, адвокатам, на ваш взгляд, грозит эмоциональное перегорание?

– От этого, к сожалению, не застрахован никто. Человек может выдохнуться, устать вплоть до полного безразличия к окружающему миру. Если это произошло в нашей профессии, оставаться в строю больше нельзя. В таком состоянии работать можно, наверное, только на конвейере. Эмоции, безусловно, нужны. Правда, и здесь нельзя впадать в крайности, нужна золотая середина. Об этом меня заставил задуматься разговор, произошедший в самом начале моей работы. В коридоре сельского суда я познакомилась с пожилой женщиной, которая всю жизнь проработала акушеркой. На вопрос, переживаю ли я за результаты своей работы, я ответила, что конечно, что вся моя работа состоит в том, чтобы людям помогать. Но ее, наверное, что-то в моем ответе не устроило, и она сказала, как бы мне в противовес: «А я вот шибко переживаю, с каждой. Прям как сама рожаю, прям до боли…». И тогда я задумалась: а адвокату нужно ли такое эмоциональное погружение? Надо ли это «прям до боли»? Ответы, конечно, могут быть разными. Но я думаю, что нужна мера! Иначе с ума сойдешь, не говоря уже о том, что точно перегоришь.

Безусловно, сопереживание всегда сопровождает труд адвоката, на самом деле людей очень жалко. Но все же эффективная помощь предполагает строгий расчет и взвешенность. Это касается всех областей жизни, в том числе и медицины, ведь без грамотного врача никакие душевные порывы пользы не принесут. Так и в адвокатуре. Я считаю, что нужно не страдать вместе, а вытаскивать человека из страданий. И при этом еще вселять в него боевой дух.

– Можно ли избежать такого перегорания или так называемой профессиональной деформации?

– Нужно просто жить, не замыкаясь на узком круге профессиональных проблем. Нельзя всегда быть специалистом, в моем случае – адвокатом. Важно научиться отключаться от всех проблем и просто получать удовольствие от жизни. Любить то, что любишь, несмотря ни на что. Я глубоко убеждена, что помогать людям может только счастливый человек, решивший все свои проблемы. Фактически именно об этом гласит библейское «мedice, cura te ipsum!», что означает «врач, излечи себя сам!».

– И как получаете удовольствие от жизни? На что тратите свободное время?

– В полной мере свободным это время точно не назовешь. Оно все расписано. График плотный, но последние два года он пополнился еще одним пунктом. Аргентинское танго! Я даже и предположить не могла, что смогу научиться и всерьез увлекусь. Но увлеклась, и, думаю, уже навсегда! Теперь это часть моей жизни. Как и театр – моя настоящая привязанность с самого детства. Он стал для меня и школой, и университетом. У меня всегда были и есть театральные кумиры, которыми я не устаю восхищаться и учиться у них. Как они умеют говорить, выражать чувства своих сценических героев! Свои первые деньги я заработала в драмтеатре, когда во время зимних каникул в 9 классе была занята в спектакле для детей. По случаю освобождения Василисы Прекрасной мы вместе с подружкой, одетые в лапти и русские сарафаны, должны были исполнять какой-то радостный танец. А что творил тогда на сцене юный АЛЕКСЕЕВ! Фейерверк! Мамы и бабушки, пришедшие с детишками, просто головы теряли от Ивана-царевича. Спасибо большое Валерию Ивановичу! Это было незабываемое время.

Мне безумно жалко, что из репертуара театра в этом сезоне ушел замечательный спектакль Анны БАБАНОВОЙ «Леди Макбет Мценского уезда». До сих пор храню программку с премьеры 2009 года, где моя фамилия значится в качестве консультанта по юридическим вопросам. Помню, как колотилось сердце, когда впервые со сцены я услышала написанный мной текст. Это были две речи, одна в защиту преступницы Катерины Измайловой, а другая – обвинительная. И тогда я впервые осознала, что такое актерское мастерство. Мне никогда и в голову не могло прийти, что мои слова могут прозвучать так убедительно. Причем как с одной стороны, так и с другой. Но жизнь идет, и на смену одним спектаклям приходят другие. Я стараюсь не отставать и по возможности смотрю все премьеры.

Ранее интервью полностью можно было прочитать только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 25 апреля 2018 года



© 2001—2024 ООО ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ «КВ».
http://kvnews.ru/news-feed/99793