Всякий раз как подступает июнь, невольно думаешь о том, какие испытания обрушились на страну в 1941 году.
16 +
Писатель Михаил ПРИШВИН всю жизнь вел дневник. Вот что он записал 22-23 июня*:
«Война (4 утра 22-го Июня). Ефимов, механик, сын хозяйки нашей в Глухове, сегодня около двух дня вылез из клети и сказал: – Знаете или не знаете? -И увидев, что не знаю: – Сегодня в 4 утра фашистская Германия... и пр. И все полетело...
Первое было, это пришло ясное сознание войны как суда народа: дано было почти четверть века готовиться к войне, и вот сейчас окажется, как мы готовились.
Еще подумалось о причинах, что, вероятно, Гессе договорился с англичанами, и они согласились мириться за счет России, если немцы сумеют свергнуть коммунизм.
Еще думалось, что немцам будет не так легко, что ведь... Одним словом, через несколько дней все будет видно: если наступление немцев будет задержано, то едва ли у них что выйдет, если же... Ничего не скажешь, суд скажет, все мудрые стали глупенькими перед этим судом.
Мои женщины при своем «вегетативном неврозе» не только не испугались событий, но Ляле как будто только этого и не хватало: – Ты увидишь, – сказала она, – какая будет твоя Калерия-Валерия.
23 Июня. В Малеевке ждут с волнением вестей по радио. Включают проверку времени, и часы в ожидании кажутся, будто это время шагает. Но мало было вестей, почти ничего.
Стало казаться, будто мы (!) и можем немцев разбить. Это похоже очень на 14-й год. Но сделается все не по-нашему. Даже и наши праведные страдания не будут на суде этом приняты в оправдание, потому что дело не в нас, а во всем человеке в его существе – вот в чем дело. Поди, узнай время, и не узнаешь, и соврешь, лучше представь себя каким-нибудь жучком на коре дерева или до какого-нибудь глазочка в трещинке, смиришься – и может быть, войдешь в себя и, войдя в себя, что-нибудь увидишь извне.
Раньше я держался того, что за войну кто-то должен ответить и быть наказан. Так я понимал нашу революцию 17-го года и понимаю войну 41-го года как продолжение той. И в неуклонной охране этой идеи возмездия состоит все значение Сталина, и в восстании на эту идею за легкомыслие гибли враги Сталина. Я так думал, но приходит неизвестный и говорит:
– Взяв на себя право суда над делом войны, вы, гордецы, не найдете виновников, и война на земле будет продолжаться, пока не скажет каждый из нас: я виноват».
* Михаил ПРИШВИН. Дневники. 1940-1941. – М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2012.