"Я сразу уволил за пьянство 18 человек"

Бюро судебно-медицинской экспертизы подчиняется Главному управлению здравоохранения обладминистрации и имеет своих представителей (как правило, врачей-экспертов) в сельских районах. В последние годы работа экспертов и учреждений судмедэкспертизы вызывала массу нареканий у омичей, поэтому назначение нового руководителя многие восприняли как должное.

— Владимир Павлович, чем занимается возглавляемое вами учреждение?

— Головная организация бюро в Омске содержит отделы исследования трупов, освидетельствования живых лиц, судебно-химический отдел, где проводятся исследования на алкоголь, наркотики и яды, медико-криминалистический, судебно-биологический, исследующий различные пятна и следы на вещественных доказательствах, а также вспомогательные отделы. В нашем ведении находятся два морга: на Левом берегу, рядом с БСМП-1, и на Партизанской.

— Став начальником бюро, вы не оставили научную и преподавательскую работу. Не трудно будет совмещать? Ведь в новой должности, у вас, наверное, будет много административной работы?
— Здесь чем-то занимаюсь я, чем-то — заместители. Действительно, трудно. Но, во-первых, рабочий день в этом случае должен быть не с девяти до трех, а с восьми утра до девяти вечера. Ну а во-вторых, надо иметь добрые отношения с окружающими — и тогда все вопросы решаются. Необходимо помогать людям, и люди помогут нам.

А то, что я сохранил кафедру, считаю, очень хорошо, потому как возникает объединение науки и практики. С одной стороны — методические подходы, обучение специалистов, которые работают в учреждении. С другой стороны — это административное руководство. В результате удается избавиться от противоречий между наукой и практикой — они разрешаются сами.

— В каком состоянии находится бюро судебно-медицинской экспертизы сейчас?

— Сегодня учреждение находится, я бы сказал, в плачевном состоянии. Здесь, во дворе этого здания на Партизанской, морг, с которого начиналась судебная медицина Омска. Он уже старый, практически аварийный, от него нужно, конечно же, отказываться. Большие проблемы и со зданием бюро на Левом берегу. К сожалению, его площади примерно в 8 раз меньше необходимых для нормальной работы. Там уже — спина к спине, флакон к флакону, человек к человеку. Это — тупик, новые приборы поставить некуда. Например, три газовых баллона у нас стоят вдоль одной стены, что запрещено всеми правилами. Но работать-то все равно надо! Тем не менее сейчас появилась надежда. Впервые, наверное, за 50 с лишним лет существования бюро его посетил руководитель такого ранга, как заместитель мэра города Владимир Алексеевич ТЕЛЕВНОЙ. Думаю, после этого визита последуют конкретные решения. Ведь состояние бюро, его моргов, через которые проходит ежегодно треть всех умерших в городе, и которые сегодня переполнены, это тоже лицо города.

Ну а здание, которое нам нужно, это не любое здание. В идеале — большое пятиэтажное, с встроенно-пристроенным блоком для морга, расположенное на более-менее одинаковом расстоянии от мостов и других подъездных путей. Ведь к нам ездит весь город и часто приезжают из районов области. Несколько лет назад прежнему руководству предлагали различные здания, но ни один из вариантов не соответствовал необходимым требованиям. Были среди них даже какие-то анекдотичные предложения — вроде огромных ангаров и складов на окраине. А общая беда всех предложенных тогда зданий — они были «мертвыми», то есть требующими капитального ремонта и перепланировки. Это минимум 11-12 миллионов рублей, а таких денег у здравоохранения не было и нет.

С другой стороны, надежды вселяет моя команда. Новое руководство бюро, мои заместители — это те, кто за эти годы защитил диссертации, находясь на практической работе. Это люди пытливые, знающие, способные.

Вообще же основная проблема бюро сейчас — это кадры. Учреждение примерно 10 лет не развивалось. Видимо, это было связано с консерватизмом подходов прежнего руководства к кадрам. Конечно, кидать камни вслед уходящим очень легко, но дело не в этом. Сложилась парадоксальная ситуация. Количество трупов за последние годы выросло примерно в 10 раз, а количество работников практически осталось прежним. Это повлекло за собой большую перегрузку учреждения. Сегодня мы должны подготовить не менее 50 специалистов. С 1995 году мы подготовили 20, но этого оказалось явно мало. Причем из этих двадцати не все пришли к нам, ведь мы готовим кадры и для структур УВД. На подготовку же каждого специалиста требуется два года. Нынче мы взяли на кафедру 8 человек. Увы, она больше «переварить» не сможет. Судебно-медицинский эксперт не массовой продукт, с каждым надо работать индивидуально.

— Какой же выход из создавшейся ситуации?

— Мы надеемся, что город, область решат вопрос и бюро сможет соединиться. Сегодня же оно разделено на три части, тогда как в соседних регионах подобного уже нет. Ну а объединившись под крышей одного нового здания, мы сможем значительно расширить свои методические возможности. Например, ввести геномные методы работы и идти дальше, применять самые передовые в мире методы, идентификации, в том числе ядерной.

— А как отразились на работе вашей службы изменения в жизни общества за последние 10 лет?

— Об увеличении количества трупов, поступающих к нам, в 10 раз я уже говорил. Резко изменились и структура смертности, характер тех криминальных повреждений, которые возникают при преступлениях против человека. Значительно увеличилось число случаев внезапной смерти. В том числе на производстве. Люди умирают прямо на рабочем месте от обострившихся хронических заболеваний, от сердечных приступов. И это понятно: люди трудятся до последнего, не обращая внимания на свои недуги, потому что хотят обеспечить семью и боятся потерять работу. Также увеличилось количество травм и смертей на производстве и в быту, связанных с употреблением алкоголя. Рост наркомании и алкоголизма заставляет нас выполнять гораздо больше соответствующих экспертиз, что, бесспорно, осложняет деятельность бюро.

— Неотъемлемая часть работы бюро — ритуальные услуги. Как здесь обстоят дела?

— Первое, что сделало новое руководство, — разделило потоки людей, приходящих в бюро. Ведь к нам приходят с разными целями. Кто — пройти медицинское освидетельствование после нанесенных побоев, кто — оформить документы и забрать умершего. Свои задачи у приходящих в бюро работников правоохранительных органов. И всем им, согласитесь, стоять в одной очереди, даже находиться в одном помещении не очень-то уютно. Поэтому мы сделали для каждой категории граждан отдельный вход.

Еще одно нововведение: мы работаем уже несколько месяцев и в субботу, и в воскресенье. Это важный шаг, благодаря которому теперь нет «тяжелого понедельника» в комбинате спецуслуг, когда не хватало гробов, потому что тела скапливались за трое суток.

Ну а в деле улучшения собственно ритуальных услуг работы, конечно, непочатый край. Напомню: до трети погибших в городе Омске людей уходят на вечный покой через морги бюро судмедэкспертизы. И нужно помочь их родственникам, на которых неожиданно свалилась беда, сориентироваться в обстановке: как поступать, что дальше делать.

— Извечные проблемы моргов — пьяные санитары, поборы с родственников...

— Все пьяные санитары были уволены с приходом новой администрации. А уволить за пьянство пришлось сразу 18 человек. И не только санитаров. Мы подошли, может быть, по отношению к кому-то из уволенных излишне жестко. Но по отношению к рядовому гражданину, приходящему за трупом, без сомнения, поступили правильно. Боремся мы и с поборами. Но здесь нужно выстроить и четкую государственную систему, которая бы исключала эти поборы. Опять же, выстроить ее в один день невозможно. Это только кажется, что достаточно сказать: «С завтрашнего дня все поборы запрещаются!» Конечно, и без официальной (через кассу), оплаты определенных услуг моргов сегодня не обойтись, и это, я считаю, нормально. Но, однозначно, делать прибыль на чужой беде мы не собираемся.


— Хотелось бы еще немного поговорить о личном. Почему вы выбрали из всех врачебных специальностей именно такую? Ведь большинству из нас, простых обывателей, работа патологоанатома и судмедэксперта кажется весьма неприятной.

— Если так смотреть, то в работе любого врача, имеет он дело с живыми людьми или с мертвыми, все равно мало приятного: кровь, грязь, боль он видит постоянно. Ну а тяга к патологоанатомии зародилась, наверное, еще в детстве, потому что в семье постоянно шли разговоры: в медицине, да и в науке вообще, будущее за исследованием клетки. К микроскопу мои родные относились с каким-то благоговением, а вслед за ними и я. О своем выборе не жалею. С годами появилось и осознанное понимание роли патологоанатома, судмедэксперта в этом мире. Руки этих врачей последними из служителей Эскулапа прикасаются к человеку. И их долг: поставить последний правильный диагноз. А для судмедэксперта еще и помочь следствию в установлении виновника смерти, если такой есть.

— А кто были ваши родители? Вы, наверное, из казачьего рода — не зря же эта шашка висит над вашим столом в рабочем кабинете?

— Эту шашку мне подарили в прошлом году сотрудники кафедры на мой 50-летний юбилей. Действительно, я родом из старинного казачьего рода, моя фамилия — КОНЕВ — чисто казачья. Но в собраниях наших казаков не участвую и в их обществах не состою. Считаю, что казачество — это определенный образ жизни и ему вряд ли есть место в наше до предела европеизированное время. Впрочем, это мое личное мнение. Ну а о своих предках и родных я мог бы рассказывать очень долго. Казаками были все мои предки по линии отца. А дед по линии матери был инженером-лесохимиком, перед Первой мировой его прислали в Омскую область строить заводы по производству пороха, а потом он здесь так и осел. Кстати, традиция вешать барометры на работе и дома у меня от него. Самый старый из этих приборов, изготовленный еще в конце ХIХ века, до сих пор находится у нас дома и по-прежнему исправно работает. Страсть к науке у нас, наверное, в крови: в роду 9 докторов наук, ветеринарных и медицинских. Дальше всех здесь пошла моя тетя Таисия Петровна ВЕСЕЛОВА. Она сейчас жива-здорова и, несмотря на свои 90 лет, продолжает преподавать в Московском академическом институте гельминтологии имени Скрябина.

— Расскажите, как вы проводите свободное время.

— Его последние лет десять практически нет. Как я уже говорю, работаю часто до девяти вечера, работаю в субботы и воскресенья. А увлечения... До 1991 года занимался альпинизмом и спелеологией. Тогда мог спокойно подняться по веревке на 30-40 метров и опуститься. Ощущения от походов в пещеры незабываемые, хотя это занятие очень опасное. Сколько ребят осталось в пещерах навсегда! Впрочем, одно увлечение у меня осталось, правда, оно тесно связано с работой. Это — микрофотография. Все снимки для своей докторской, для других научных работ и книг я делал сам. Вообще сделать фотографию, скажем, клетки в нужном ракурсе или снять вирус через электронный микроскоп чрезвычайно трудно. Здесь мне есть чем гордиться: в Омске максимум три человека, включая меня, умеют добиваться нужного результата «вручную», без специальной аппаратуры. Для этого приходится много думать, подбирать реактивы методом проб и ошибок — но мне это нравится. Понятно, на это уходят порой целые ночи. Но когда увлечешься, о сне забываешь.

— А когда же спать?

— Жизнь слишком коротка, выспаться мы успеем потом.