ЗАО «Дромасс» в прошлом году исполнилось 104 года. Еще задолго до Октябрьской революции омский предприниматель Козел-Поклевский изготавливал на этом предприятии спирт и вино и в малом количестве — дрожжи. Все исторические документы завода, его архивы хранятся здесь в старинном кованом сундуке. В 1986 году директором планово-убыточного омского дрожжевого завода была назначена Любовь КУЗНЕЦОВА. Через несколько лет «Дромасс» начал зарабатывать прибыль. Накануне 8 Марта Любовь Васильевна ответила на вопросы «КВ».
— Сколько вы в советское время делали дрожжей?
— Когда совнархоз принял решение производить на нашем заводе дрожжи, здесь делали 35 т в год — это было в 1926 году. Во время Великой Отечественной выдавали на-гора от 140 до 170 т. А в 1961 году у нас была максимальная производительность — около восьми тысяч тонн. Завод тогда был по объемам второй после московского и обеспечивал всех по эту сторону Урала. Предприятие награждалось знаменами, занимало места во Всесоюзном социалистическом соревновании. И это было не только почетно: под знамена и места выделяли дополнительные фонды на нержавеющую сталь, труб, насосы и все прочее. Когда директор выходил с письмами на министерство, обязательно помечал, что в таком-то и таком-то году мы были отмечены, и в этом случае его письма рассматривались в первую очередь. Когда в конце 80-х вышло положение о производственных кооперативах, дрожзавод одним из первых в пищевой отрасли перешел на эту форму. Для чего пришлось основательно походить по министерским кабинетам.
— Зачем планово-убыточному заводу нужен был кооператив?
— Убыточен он был прежде всего потому, что отдавал все заработанные деньги государству. Я предложила министерству следующую схему: есть план и мы его делаем, а кроме этого, на сверх плановую продукцию 30% налога с оборота оставлять на заводе, на собственное развитие, а 70% перечислять государству.
— Тогда дрожжи были дефицитным товаром?
— Да. На всю плановую продукцию нам выделялись разнарядки: кому мы обязаны были ее поставить.
— На сверхплановые дрожжи цены у вас наверняка были другие?
— Те же самые — 54 копейки. Но мы уже сами решали кому продать. Став кооперативом, мы основательно поменяли коллектив: убрали «химиков», лодырей, пьяниц. Квалифицированным, грамотным работникам увеличили зарплату.
— До этого у вас «химики» работали?
— Существовала постоянная нехватка кадров. Из двухсот работающих около десятка было условно освобожденных.
— Но если нормально работали, зачем их сокращать?
— Ну что вы — «работали». Не работали, конечно, а больше чифирили.
— Так почему их тогда принимали?
— Нам их просто навязывали из райкома партии. С другой стороны, конечно, мы их использовали на тяжелой работе. Например, дрожжи расфасовывали вручную до десяти тонн в смену, на прессах, тягая тяжелые чугунные рамы.
— Но как так? До 1990 года не хватало у вас рабочих рук и вы были вынуждены с химиками возиться, а в 90-м сразу стало хватать.
— Все предыдущие годы наши слесаря и механики получали 60-80 рублей в месяц. Кооператив, заработав денег, стал им выдавать от 120 до 200 рублей. В первый месяц мужчины, получив деньги, приходили ко мне в кабинет и говорили: «Любовь Васильевна, бухгалтерия нам начислила лишнее, с нас потом эти деньги не удержат?». Я говорила: «Нет, не удержат. Идите женам покупайте цветы и духи». У меня здесь в кабинете были мужчины, которые просто плакали. Они не понимали: как это они за эту же работу стали получать в два-три раза больше. Они же по 20-30 лет работали за копейки. И готовы были работать за такие деньги качественнее. А у нас появилась возможность убрать пьяниц и несунов. Но после того как мы так поработали три месяца, нам этот эксперимент прикрыли и опять стали забирать все деньги. Хотя формально мы продолжали числиться кооперативом. Я опять отправилась в Москву. Второй раз мы ходили по министерским кабинетам с БАГНЮКОМ, он там пивзавод переводил на кооперативс последующим выкупом. Мы делили с ним копии документов, по одним кабинетам я разносила бумаги сразу двух наших предприятий, по другим — он. А всего инстанций было 32. Встречались с ним в коридоре, обменивались документами — и опять по чиновникам. И нам удалось добиться своего. Я вернулась разрешением. Люди воодушевились, и завод сверх плана стал давать уже не сто тонн, а пятьсот. И, заметьте, что делали наши люди? Ведь запчастей в то время по-прежнему не хватало. Слесаря из своих собственныхгаражей и кладовых тащили на завод ключи, кабеля, сварные изделия. Я даже не знала, как оно все происходит. Все делалось, и люди даже денег дополнительных за это не просили. Ведь чем больше мы производили продукции, тем больше они получали зарплату. Тем более, что дрожжи по-прежнему были товаром дефицитным. Мы быстро увеличили годовой объем выпуска с четырех тысяч тонн до семи. На том же оборудовании. И почти все заработанные деньги завод направлял на техническое перевооружение. И в течение двух лет мы обновились процентов на 50.
— То есть опыт работы в рыночных условиях оказался благоприятным?
— Сначала да. Но по-настоящему рынок мы почувствовали, когда в 90-х годах в Омск начали пробиваться курганские дрожжи. Завод там был больше — 10-12 тысяч тонн в год, и ему нужны были рынки сбыта. Мы попытались с ними договориться. Собственником курганского завода стал один из банков, который имел немалые финансовые ресурсы. Однако переговоры в итоге ничем не закончились. С тех пор конкурировали. У них цены чуть ниже наших,, но у нас качество выше. Дешеветь не получается: мы очень «водяные» и «энергоемкие»: в себестоимости на каждую тонну дрожжей потока в цене занимает 35%, электроэнергия — 18%, (раньше было 7%), вода — 12% (было 5,6%), мазут — 7% (было 3,5%). В Кургане и электроэнергия дешевле, и вода. Однако если на 100 кг муки требуется определенное количество курганских дрожжей, то омских положить можно меньше. Так что в затратах потребителю и мы, и они обойдемся примерно в одну и ту же сумму. Их доля рынка в Омской области — 17-18%. У нас — 65-68%. Остальное приходится на сухие дрожжи.
— Чем сухие дрожжи отличаются от фасованных?
— В фасованных есть влага. Плюс к этому штамм микроорганизмов живет в них 12 дней, в сухих — шесть месяцев. Но в фасованных разбраживание идет быстро, в сухих — медленно.
— Так может, и вам сухие выпускать.
— В свое время мы их выпускали. Но производственное здание наше очень старое, и проектировщики потребовали снять с него лишнюю нагрузку. Мы так и сделали, ликвидировав в 1985 году сушку. Проблема в том, что завод находится в центре города и расшириться, чтобы построить новый корпус, у нас возможности нет. С другой стороны, ветхость предприятия была на руку предыдущему руководству: под это можно было «выбить» больше фондов. Тем более еще с 60-х годов существовало мнение, что завод надо сносить
— В таком случае должны были начать проектирование нового завода.
— Такой проект есть. В 1989 году было начато даже строительство. С проектной мощностью 12 тысяч тонн в год.
— В каком месте?
— На левом берегу рядом с«Росаром». Там уже выстроен административно-бытовой корпус, два этажа производственного корпуса, тарный цех и много еще другого. Когда мы акционировались, это строительство у меня забрали. Управление сельского хозяйства строило вместе с министерством на федеральные деньги. В 1997 году строительство заморозили, а в 2002 году Минэкономики и Министерство сельского хозяйства окончательно решили строительство закрыть, а все имущество продать. По моим данным, этой незавершенки там на 17 млн рублей в пересчете на цены прошлого года. Предлагали и мне купить весь этот комплекс, но мы посчитали будщие затраты и отказались. Там очень большая земельная площадь, и проект из-за этого будет нерентабельным. Сейчас здание распродают по частям.
— Когда вы стали называться «Дромасс»?
— Мы стали называться «Дрожжевая масса», когда акционировались.
— Конкуренция с Курганом, надо полагать, подтолкнула вас и на какие-то новые формы работы?
— Мы стали развивать торговую сеть. Мы купили три магазина. Нашему магазину на Серова, 12 исполнилось уже пять лет. Он приносит прибыль. Около кинотеатра «Иртыш» на ул. Путилова, 7 купили у Александра ЛЕВЧЕНКО «Ивушку». Два года ремонтировали. И открыли современный супермаркет. В мае же там начнет работать кафе «Ивушка». Там раньше кафе и было.
— Да, помню. Там как-то партия любителей пива собиралась.
— И здесь в нашем административно-хозяйственном корпусе есть магазин и кафе «Уютный уголок». Прибыль дают небольшую, но она все-таки есть.
— Сколько вы сейчас изготавливаете дрожжей?
— В 2002 году выдали меньше, чем в 2001-м — пять тысяч тонн.
— Почему?
— Ряд хлебозаводов приобрел новые технологические линии, где установлены дозаторы под сухие дрожжи. Но, думаю, это ненадолго. В Москве и Санкт-Петербурге немало предприятий уже отказываются работать на сухих дрожжах.
— Почему?
— Хлеб, выпеченный на фасованных (живых) дрожжах, полезнее для здоровья.
— Кто является собственником ЗАО «Дромасс»?
— Акционеры — члены коллектива.
— Вы работали и в советское время, и в рыночное. И какова разница? Приходилось ли в последнее время принимать нестандартные решения?
— В советское время было спокойнее работать. Сейчас интереснее. Мы подали заявление о выкупе земли. Главомскархитектура нам отказала, отложив решение до 1 апреля. Администрация города и земельный комитет с большим трудом выделили нам в аренду землю на пять лет только в прошлом году. До этого неизменно отказывали. Утверждая, что эта часть санитарно-защитной зоны Зеленого острова. Земля стоит шесть миллионов рублей. И вот сейчас необходимо принять нестандартное решение. Или аккумулировать эти средства для выкупа земли. Или потратить на капитальный ремонт здания. Или еще под что-то. Понятно, что в центре города нашему заводу не место. Но я рассчитываю, что еще лет десять «Дромасс» работать будет. А потом, если, дай бог, землю нам все-таки выкупить удастся, думаю здесь строить гостиницу, музей «Дромасса», кафетерий — раз уж рядом, как утверждают, зона отдыха «Зеленый остров».
В канун 8 Марта хочу поздравить женский коллектив нашего предприятия с этим замечательным весенним праздником. Желаю вам здоровья, счастья и хорошего весеннего настроения. Желаю вам оставаться такими же обаятельными и всегда любимыми.
Спасибо за беседу.