Владимир ВИТЬКО, директор Омского государственного драматического театра «Галерка»: «Будь Кирилл мне трижды сыном, неудачной постановки я не выпущу»

Кирилл вырос за кулисами, сам ребенком выходил на сцену — и это не могло не сказаться на его будущем. А позднее я заметил в нем аналитический склад ума, что для режиссера весьма существенно — без способности к анализу невозможно ни работать с текстом пьесы, ни препарировать собственные жизненные наблюдения в художественные образы. Чаще этот мыслительный процесс происходит не сознательно, а на интуитивном уровне, на уровне подсознания, когда разум сам работает и дает оценки, делает выводы. Эта интуитивная черта, мне кажется, очень свойственна Кириллу.
Я своих детей не воспитывал – некогда было, но они росли в определенном устое, так что их формировала среда. В семье у нас всегда много читали — и классику, и западную литературу, которая хлынула к нам после поднятия «железного занавеса»: ФИТЦДЖЕРАЛЬД, ХЕМИНГУЭЙ, АПДАЙК, СЭЛИНДЖЕР, БРЭДБЕРИ, САГАН… Конечно, и АСТАФЬЕВ, и ШУКШИН, и РАСПУТИН, и многое-многое другое. Потом мы обсуждали прочитанное, но не потому, что стояла цель что-то усвоить, а потому, что было интересно.
Также и Кирилла никто и никогда не принуждал к его занятиям. Как-то раз, во время гастролей по Ангаре, я купил ему детскую энциклопедию в десяти тяжеленных томах. Один из них так ему полюбился, что он таскал его под мышкой всюду и постоянно читал, хотя, казалось бы, – энциклопедия… Что бы он ни делал – это происходило естественным образом, по его собственной воле.
И сегодня он сам себе хозяин. Я наблюдаю за тем, что он делает, но не пытаюсь подсказать или направить его – хотя бы потому, что это бессмысленно. Все равно не послушает, и в этом я нахожу собственные черты. Его мама, моя супруга, говорит, что Кирилл – просто мой клон в том, что касается упрямства и настырности. То, что себе надумал, доведет до конца. Наверное, это хорошо.
К тому же я прекрасно понимаю, что такое труд режиссера. Когда работаю над спектаклем, тоже не сразу знаю, что получится. Если еще в процессе репетиций, когда думаешь, маешься, не вполне понимая, как все будет, тебе начнут навязывать свое представление, то это может свести на нет твой собственный замысел. Если он спросит, я отвечу, а раз не спрашивает – значит, сам знает, что делает. Когда я смотрю его спектакль, я объективно оцениваю его качество и в зависимости от этого решаю, принять его или нет. Будь Кирилл мне трижды сыном, неудачной постановки я не выпущу. Да он и сам не позволит, у него самолюбие – будь здоров.
Важно то, что он пришел в театр не сразу, а в районе 30 лет. Начинал учиться на актера, но бросил и уехал в Москву, где пробовал себя в разных областях: занимался вокалом, гитарой... Все это нужно было пройти, чтобы понять себя. Ему повезло, что у него есть возможность пробовать и в жизни, и в театре. Есть актеры, с которым он в хороших отношениях, и они с удовольствием ему помогают. Далеко не все попадают в такие условия.
Что касается меня, окончив школу в Алма-Ате, где жил с родителями, я хотел поехать поступать в театральный вуз, но тятенька мне сказал: «Езжай, сынок, но денег на дорогу мы тебе не дадим. Можешь уходить из дома и жить как знаешь». Он был военный человек и не понимал, что театр – это работа. Думал, какая-то безделица, нечто несущественное. И я поступил на филфак. Учась там, я тем не менее занимался в театральной студии. Когда окончил институт, то показал родителям диплом, а работать ушел в театр. Позже окончил ГИТИС. Все равно сделал то, что хотел. Сам я не стал повторять приемы своего отца, и в этом Кириллу больше повезло, чем мне. Конечно, мне приятно, что все же он пошел по моим стопам. В том, что режиссура – его призвание, у меня сомнений нет.
Не знаю, куда он выплывет. Закончит курс у БЕЛЯКОВИЧА, а вдруг он так себя покажет, что его и в Москве попробуют? Мне этого, признаюсь, не хотелось бы — из чувства эгоизма. Но ему решать, ему жить.