МИХАЛКОВ рекламировал в Омске Бесогон ТВ

В рамках кинофестиваля «Золотой Витязь» 29 мая актер, режиссер, народный артист и председатель Союза кинематографистов России Никита МИХАЛКОВ провел двухчасовую встречу со студентами ОмГУ. К моменту приезда режиссера актовый зал университета был заполнен до отказа. «КВ» публикуют наиболее интересные фрагменты его выступления.
О современном кинематографе
Сегодняшняя ситуация в кинематографе, я считаю, трагическая. Трагическая потому, что вектор, который обозначен под названием «арт-хаус», на самом деле не является арт-хаусом, это слабые картины, отличительная черта которых – это всегда унизительное ощущение себя русским человеком или человеком, живущим в нашей стране. Для меня это вещь, которая на сегодняшний день является самой болезненной: мы перестали смотреть свое кино. Самые популярные картины — это «Гитлер капут!». Как можно жить в стране Пушкина, Достоевского и Толстого и считать, что настоящее искусство — это «Гитлер капут!», «Самый лучший фильм» и «Яйца судьбы»? Это немыслимо. По этому поводу можно иронизировать, но в результате мы понимаем, что все это являет собой совершенно ничего не имеющее к нам отношение. Хорошее грамотное богатое американское кино, которое мы можем смотреть и которое нас может развлекать, не может впустить нас в себя или войти в нас настолько, чтоб это стало соответствующим нашему строению души и нашей культуре. Поэтому я считаю, что, если этот вектор не изменится, если мы не сумеем найти для зрителя возможность узнавать себя на экране, радоваться тому, что мы живем все-таки каким-то единым обществом, это может привести к тому, что мы просто потеряем кинематограф, а это потеря слишком тяжелая.
Об «Утомленных солнцем-2»
В летописи XII века было сказано, что что-то не получилось, потому что делалось «с тяжким звероподобным рвением». Вот мы все делаем с «тяжким звероподобным рвением» — мы пьем, мы боремся с алкоголизмом с таким же тяжким звероподобным рвением, вырубаем виноградники, мы себя любим, мы ненавидим себя с таким же рвением, мы пресмыкаемся перед властью и так же ее ненавидим, с таким же рвением. Но я хочу понять, почему вы не ходите на эти картины? «Жила-была одна баба» — снята картина. Почему она ничего не собрала? Министерством культуры названа лучшим фильмом за 10 лет. Мне скажут: «А ваши картины собирают что-нибудь»? Не об этом речь. Я могу ошибиться, я могу что-то неправильно сделать. Но я не разрушитель! И это ложь, что я издевался над войной. Картина «Утомленные солнцем-2» и сериал, который вышел сейчас без рекламы, если вы его посмотрите, там все пазлы складываются. И это картина не о войне. Это притча, это метафизика, это картина о метафизике разрушения и метафизике созидания, это картина о том, что солдат, земля, скамейка, мышка, паучок — это все единое там, где идет разрушительная война на твоей территории. Не может страна знать, что такое война, если она не воевала на своей территории. Американцы воевали всю жизнь, но где-то там – в Ираке, в Корее, еще где-то там, они прекрасные воины, но они не знают, что такое война. Потому что война — это когда на твоей территории.
О правде в кино
Я бы хотел видеть правду, даже жестокую, очень жестокую правду о себе, но я хочу, чтобы эта правда была с любовью. Потому что один старец гениально сказал: жестокая правда без любви есть ложь. И это абсолютно справедливо. Я должен как зритель знать, кого ты любишь, режиссер? Очень просто сегодня снять картину «Так жить нельзя» — поезжайте в школу, на вокзал, в морг, в поликлинику, на кладбище, в Думу. Смотрите и потом снимайте картину «Так жить нельзя». Меня интересует, как жить можно. И вас должно интересовать, как жить можно. Как жить нельзя, мы уже насмотрелись.

О работе в Голливуде
Меня много раз приглашали в Голливуд. Это большой соблазн – поехать туда, снимать с Де НИРО, с Мэрилл СТРИП… Я понимаю, а что меня держит? Я приеду в Голливуд, у меня «Оскар» (это уже другой уровень), но я встану в очередь с профессиональными американскими (и не только) режиссерами, для того чтобы снять — что? Да, я могу снять картину «Америка глазами русского». Мне непонятны и неинтересны страсти, которые волнуют и хорошо делаются американскими режиссерами. Зато я точно знаю, что здесь я буду делать то, что никто из них сделать не сможет.
О самоцензуре
Когда я снимал «Сибирского цирюльника», и там американский сержант не знал, кто такой Моцарт, а Джейн была когда-то проституткой, я показал этот материал еще не законченной картины Кевину КОСТНЕРУ. Попросил сказать, что из этого будет понятно американскому зрителю, что нет. Он вышел в слезах, поздравил меня. На другой день я получаю мелко исписанные два листа… Цензура Госкино времен советской власти – дети по сравнению с тем, что мне написал Кевин КОСТНЕР! «Не надо, чтобы американский сержант не знал, кто такой Моцарт», «Джейн была проституткой, лучше, чтобы она была англичанкой, а не американкой». Самоцензура в самой свободной стране – она уже в крови!
О фестивале молодых режиссеров
Я помню, была Свердловская киностудия, Хабаровская, Одесская, Ялтинская. И я надеюсь, что, может быть, даже с будущего года, в Омске будет постоянно действующий международный фестиваль молодой режиссуры. Именно здесь, между Каннами и Московским фестивалем. И это может быть тем толчком, который в результате может привести к тому, чтобы здесь была студия. Может, это прожектерство, маниловщина, но фестиваль организовать можно и нужно. И я надеюсь, что я буду говорить об этом с губернатором, с владыкой, чтобы получить такой международный кинофестиваль.
О текущей работе
Я начинаю снимать картину по мотивам бунинского рассказа «Солнечный удар» и бунинской оглушительно страшной книги «Окаянные дни». Двадцатые годы, начало Гражданской войны и это объединить в некую общую историю. Я и сейчас не знаю, возможно ли передать хотя бы на тридцать процентов на экране то фантастическое дыхание, которое есть у Бунина в «Солнечном ударе». Это одиннадцать страниц ни о чем, почти без диалогов, которые заканчиваются фразой: «Поручик чувствовал себя постаревшим на несколько лет». «Солнечный удар» – пароход, день и одна ночь. Утром расстались. Никто не знает даже имени друг друга. Казалось бы, какой кошмар, ну как так — с незнакомцем, вдруг, в постель! Но это солнечный удар, это то соединение молний, и это у Бунина написано гениально. Я убежден: невозможно это написать, если этого сам не пережил. Я шел к этому так долго, потому что я не мог найти форму, – и пришло в голову соединить «Солнечный удар», вот это воспоминание, с исходом белых офицеров 20-го года, когда они уходили обманутые, когда им обещали свободу, если они примут советскую власть. Фрунзе чуть не застрелился, потому что он гарантировал им, что их простят. Они пришли на сборные пункты, они заполнили анкеты, и я видел эти анкеты, это страшно смотреть. Был такой сериал «Русские без России», и там была анкета о казачестве. И там 19 лет мальчику, 22, вопрос: «Отношение к советской власти? –Хорошее. – Отношение к Ленину? – Хорошее. – К Врангелю? – Нехорошее». Они были готовы все принять, только чтобы закончился этот кошмар. И на каждой анкете синим карандашом было написано: «разстрелять», «разстрелять».

О политике
Я не принадлежу никакой партии, группировке, я совершенно в этом смысле внутренне свободный человек, поэтому предполагаю, что точка зрения свободного человека, художника в России она, наверное, более ценна. Потому что любой говорящий от имени партии, руководства, все равно обречен на необходимость существовать внутри правил той команды, в которой он находится.
О православии
Я был воцерковлен с детства. Моя мама, Наталья Петровна Кончаловская была старше моего отца на десять лет, она была 1903 года рождения, и когда моему отцу говорили, узнав, что к нам ходит священник: «Ну, как же так!» — он отвечал: «Ну, вы поймите, ей было пятнадцать лет, когда Ленин умер, как я могу ее перевоспитать, она на десять лет меня старше». И его оставляли в покое. Поэтому воцерковление наше было естественным, с детства, и это было счастьем, хотя унизительные ощущения, страшный стыд я испытал, когда вернулся с пасхальной ночи, мы сидели в кафе, и подошел человек, который, видимо, тоже был в церкви и сказал: «Ну что, под пиджачком крестишься, боишься?». И, действительно, это была правда. Но тем не менее, я внутренне никогда не представлял себе жизни без этого. «Блажен, кто верует, тепло ему на свете». Любому человеку, в котором это есть, никогда не будет скучно одному. Дело не в том, что он всегда обращается к Богу, а дело в том, что эта жизнь, внутренняя, является тем диалогом, которого он даже не замечает.
О проекте на YouTube и 1% с каждой болванки
Понимаете, какая штука – появилось огромное количество сайтов под моим именем. Про меня можно писать что угодно — что у МИХАЛКОВА три гостиницы в Карловых Варах и санаторий, МИХАЛКОВ бриллиантовый король, собирает 1% со всех болванок и т.д. Но дело не в этом. Не страшно быть ненавидимым ни за что, страшно, когда есть за что ненавидеть. Поэтому я никому из этих людей ничего плохого не сделал, и моя совесть чиста. В конце концов, ребята, вы можете обо мне говорить что угодно, но от моего-то имени тогда не несите пургу такую! Поэтому я решил сделать Бесогон-ТВ, в котором я отвечаю на вопросы, разговариваю о том о сем. Я понимаю, что есть большое количество людей, которые хотят знать правду, но не могут – про те же болванки. Это никакого отношения ко мне не имеет – это закон государства, который принят почти во всех странах мира, кроме Кубы и Беларуси. МИХАЛКОВ там занят только потому, что я был избран председателем этой организации, которая выиграла тендер. Это творческая организация, куда входит более 50 тысяч творческих людей.

О современном театре и арт-группе «Война»
Я думаю, что сегодня самая большая проблема театра заключается в том, что «как», стало важнее, чем «что». По «Вестям-24» показывали: в Германии, в каком-то захолустном городке идет фестиваль русской драматургии, где ставятся «Три сестры» и где Тузенбах – гомосексуалист, а сестры – лесбиянки. И это: «О-хо-хо, мы прочли Чехова!» Это шаманство! Это абсолютное шаманство! Возьмите, прости Господи, суки, Чехова и сыграйте так, как он написал! Вы самовыражаетесь, но вы самовыражайтесь на том, что вы сами создали. Когда группа «Война» рисует член, который поднимается перед зданием ФСБ, с точки зрения стеба и выдумки – это классно! Это придумано, это сделано – 60 метров – быстро за три минуты. Но когда Министерство культуры дает премию за инновацию… то мне хочется Министерство культуры переименовать в другую организацию.