В канун 8 марта вспоминаем о женщинах, чьи имена навсегда остались в истории.
По материалам УФСБ России по Центральному военному округу.
Среди сотрудников легендарного «Смерша» (название военной контрразведки, сокращенное от «смерть шпионам») было немало женщин. К сожалению, о советских контрразведчицах многие годы практически не было никаких упоминаний. Тем не менее, они вместе и наравне с сильным полом ковали победу на незримом фронте.
Женщины в контрразведке были на разных должностях: переводчицы и стенографистки, секретари и следователи, машинистки и установщицы, шифровальщицы и оперативные работницы, кадровики и цензоры. Вчерашние молодые, красивые и крепкие духом десятиклассницы, студентки и служащие, шли туда, куда им предлагала страна, принявшая на себя удар коварного врага. По-разному сложилась жизнь у этих защитниц Родины, но все они в одинаковой степени прошли обжиг своих характеров в горниле войны.
В семидесятых и восьмидесятых годах сотрудники 3-го Главного управления КГБ СССР не раз организовывали встречи с ветеранами-чекистами, в том числе и женщинами – сотрудницами эпохального военного времени.
Как-то перед очередным выступлением бывших сотрудников СМЕРШа первый заместитель начальника Главка генерал-лейтенант Александр Иванович Матвеев, от начала и до конца прошедший всю войну, по-доброму шутливо обратился к сотрудницам военной контрразведки из числа ветеранов:
— А ну-ка, мадонны СМЕРШа, расскажите и вы о своих фронтовых путях-дорогах?! Неужели нечего рассказать? Не верю!
Мадонны СМЕРШа.
Из воспоминаний капитана госбезопасности в отставке Анны Кузьминичны ЗИБЕРОВОЙ, участницы Великой Отечественной войны, сотрудника ГУКР СМЕРШ НКО СССР.
— Мне есть, что вспомнить, потому что я служила на одном из острейших участков оперативной деятельности, связанном с установкой и наружным наблюдением.После окончания института меня распределили в Калининский областной отдел народного образования преподавателем русского языка и литературы средней школы, а муж мой – Харитонов Анатолий Иванович был летчиком, служил на подмосковном аэродроме «Мячниково». Он стал тогда добиваться, чтобы меня оставили в Москве или направили в часть, в которой он проходил службу.
Наркомат высшего образования на это не давал согласия, тогда друг мужа – полковник Н.А. Мартынов, старший следователь по особо важным делам, работавший в Управлении, которое возглавлял B.C. Абакумов, рекомендовал меня на работу в НКВД СССР. Вскоре я была приглашена на беседу к B.C. Абакумову, после которой 15 ноября 1942 года и была зачислена в 10-й отдел Управления особых отделов НКВД СССР…
20 ноября 1942 года помощник начальника отделения Иван Федорович Зернов привел меня на конспиративную квартиру на улице 25-го Октября. В отделе было два отделения: «наружка» и «установка». Я была зачислена в «установку», где и проработала до 1952 года.
Мне объяснили, чем занимается контрразведка, какие задачи стоят перед ней. С первых дней войны контрразведчики вели беспощадную борьбу со шпионами, предателями, диверсантами, дезертирами и всякого рода паникерами и дезорганизаторами.
Противник активно использовал бывших военнослужащих Красной Армии, которые под видом побега из плена направлялись для внедрения в наши боевые подразделения. Эти агенты помимо всего имели задания по ведению пораженческой агитации, распространению провокационных слухов, склонению военнослужащих к переходу на сторону врага и сдаче в плен.
Усвоив основные задачи, я стала привыкать к распорядку отдела. Нам внушали, что каждый сотрудник должен знать только то, что ему требовалось по работе. Конспирация была во всем. Мне дали псевдоним «Хаценко» – созвучно с фамилией Харитонова, которую я тогда носила. Все донесения подписывала этим псевдонимом. Выдали оружие – маленький пистолет, не помню какой системы. Он всегда лежал в моей сумочке и был такой тяжелый, что прорвал дно нескольких сумок. Вместе с оружием лежала записная книжечка, где я зашифрованно записывала задания, делала небольшие наброски о каждом проверенном объекте. В целях конспирации нам давали документы прикрытия, зашифровывающие нас и нашу ведомственную принадлежность.
Главным из документов прикрытия являлось удостоверение уголовного розыска, которое выдали всем сотрудникам «установки» и наружного наблюдения. У меня также имелись удостоверения Наркомата среднего образования и работника почты и связи, а иногда срочно выписывали то, что непосредственно требовалось для выполнения конкретного задания.
Режим труда у нас сложился очень суровый, выходных и праздников не было, дисциплина очень строгая. Начальник всякий раз предупреждал всех: заболеешь, то хоть на корточках, но доберись до телефона и сообщи дежурному, что с тобой случилось, где ты находишься, нужна ли какая помощь?
Но мы в то время были молодые, весь день и в любую погоду на улице, поэтому почти никто из нас не болел. Работали напряженно с утра до вечера, не жалея себя. Утром получали задание и расходились по всей Москве. Обеденный перерыв с 17.00 до 20.00. К восьми вечера возвращались на «конспиративку», отчитывались, что сделали за день. Работали до часа ночи. Начальники оставались до пяти утра, пока работали наши руководители, а их «задерживали» ночные бдения И.В. Сталина.
Образование СМЕРШа было воспринято сразу с энтузиазмом. 19 апреля 1943 года, как известно, наше Управление особых отделов НКВД СССР было преобразовано в ГУКР СМЕРШ НКО СССР. Теперь мы подчинялись наркомату обороны. А наркомом был сам Сталин. Представляете, какой авторитет у нас появился, ну и ответственность в связи с этим повышалась.
Это было тяжелое время – середина затяжной войны. После поражения под Москвой и Сталинградских потерь гитлеровские спецслужбы усилили заброску агентов, диверсантов и террористов в прифронтовые полосы и в тыловые районы страны.
Наша радиоконтрразведка запеленговала рацию, работавшую в доме на Рождественке. Установила точно дом. Мне было приказано выяснить, в какой именно квартире и кто в ней работает. Тщательно проверила весь дом, получила сведения, что в одной из квартир остановился офицер, приехавший на несколько дней с фронта в командировку. Остановился у своей двоюродной сестры, которая работала на заводе и часто оставалась там по несколько дней. Соседи были в эвакуации, и приехавший офицер практически был один в квартире. Было установлено, что он свободно ходит по городу. Отметился в военкомате. Получает там сухой паек, то есть ведет себя как обычный командировочный.
Руководство приказало установить за ним наружное наблюдение. Во время слежки проверили документы – всё в порядке. И вдруг радиоперехват снова нас потревожил сообщением, что объект передает по рации, что в такой-то день и час он выйдет из дома, и в таком-то месте будет переходить линию фронта.
Вы представляете, получить такое сообщение, – естественно, сотрудники отдела «на ушах». Мне было поручено находиться в подъезде и, увидев, что офицер выходит из квартиры, махнуть белым платком повыше того этажа. Кстати, стекло из форточки наши сотрудники заранее выставили.
Прибыла я рано, вошла в подъезд и вдруг к своему ужасу вижу, что этот офицер уже спускается вниз. Увидев меня, остановился, пропустил, и боковым зрением я замечаю, что он смотрит мне вслед. Прохожу один этаж, второй, третий – он все стоит! Дошла до последнего этажа. Стучу в квартиру.
– Кто это? – спрашивает за дверью старческий голос. Называю первое имя, пришедшее мне на ум. Дверь любезно открывается.
Захожу и прошу стакан воды. Когда старушка пошла за водой, быстренько выскакиваю обратно и, сняв туфли, спускаюсь к окну. Выдавливаю стекло из форточки, так как я была на другом этаже, порезав при этом руку, и машу окровавленным платочком. Увидев из окна, что к подъезду пошли парами (парень и девушка) наши сотрудники, я села на ступеньку лестницы и от перенесенного волнения или, как сегодня говорят, стресса заплакала.
Позже мне стало известно, что после моего красно-белого сигнала к объекту быстро подошли два наших сотрудника, заломили руки за спину и втолкнули предателя в подъехавшую машину. Сделано всё было молниеносно, так что прохожие не успели даже сообразить, что же произошло.
В конце войны я принимала участие по выявлению связей изменника Родины Власова.
Когда арестовали предателя генерала Власова, в его штабных материалах нашли большую групповую фотокарточку — он среди приближенных. Мне поручили разыскать аккордеониста, который всегда его сопровождал, считался чуть ли не правой рукой Власова. Было известно только то, что он аккордеонист и проживает в Москве в районе Таганки.
Я за несколько дней обошла все улицы и переулки на Таганке, а разыскала объект оперативного интереса в конце Малой Коммунистической улицы. Он проживал в небольшом частном одноэтажном доме. Расспрашивала осторожно, чтобы не спугнуть о нем, во всех домах, находившихся поблизости.
Оказалось, что всем он рассказывал о себе одно и то же: в Красную Армию был призван в начале войны, сражался с фашистами на фронтах. Затем жена получила из войсковой части уведомление, что он пропал без вести. Но в конце войны неожиданно вернулся домой. По его рассказам, он попал в плен к немцам, где ему выбили все зубы. Когда Красная Армия освободила его из фашистской неволи, он вместе с воинскими частями дошел до Берлина, вставил там золотые зубы, приобрел дорогой перламутровый аккордеон и по болезни был демобилизован. Вернулся в Москву, привез трофейные подарки для жены и всех родных.
Нужно сказать, на аккордеоне он играл блестяще, был настоящим виртуозом. Его часто приглашали на свадьбы, в клубы, на танцплощадки. Физически это был рослый и крепкий мужчина. Аккордеон в его больших руках казался игрушечным. Однажды я вижу, что собрался народ, танцуют под аккордеон. Договорилась с ним, чтобы он сыграл «на свадьбе моей сестры».
От него же я узнала, что вечером он будет дома. Предупредила его, что приду к нему домой и принесу деньги. Он сразу же согласился – все же деньги! В тот же вечер группой захвата власовец был арестован.
Из воспоминаний лейтенанта в отставке РЕЧНЯК Нины Тимофеевны:
— В апреле 1945 года из управления штаба фронта срочной шифровкой сообщили о сброшенных на территории Польши с самолета агентах немецкой разведки. Указывалось, что они одеты в новое советское обмундирование, вооружены пистолетами ТТ, имеют документы о возвращении из госпиталя в свою часть.
Нина Тимофеевна в это время занимала должность командира взвода отдела контрразведки «СМЕРШ» 167-й стрелковой дивизии, находившейся в городе Струмень. С начальником отдела они быстро распределили всех солдат взвода и отправились на выполнение задания. Лейтенанту Речняк с подчиненным для проверки досталась юго-западная часть города.
Встретившийся по пути капитан, возглавлявший заградотряд, предупредил, что обозначенное для проверки здание – типичный барак на нейтральной полосе, и что там накануне убили нашего солдата.
Забравшись по стене на чердак, Нина Тимофеевна увидела лежащего человека в шинели. Придя в себя после короткого замешательства, она скомандовала: «Не шевелиться!». При задержании незнакомец сопротивления не оказал, сообщил, что с ним был еще один человек, который ночью ушел к немцам. Все остальное совпадало с шифровкой: задержанный был одет в новое советское обмундирование, имел пистолет ТТ и документы о направлении из госпиталя в воинскую часть для прохождения службы. Кроме того, в кармане гимнастерки обнаружилась ампула с ядом.
Вскоре группа Нины Тимофеевны благополучно доставила неудачливого агента в отдел контрразведки. Так было выполнено поставленное задание.
Фото © ria.ru, отдела ФСБ по Омскому гарнизону
