К рычагам управления сегодня приходит уже второе, если не третье поколение чиновников, у которых в головах перепутаны полюса
Валерий КАПЛУНАТ,
председатель совета директоров ООО «Омсктехуглерод»
Сто лет назад начались события, которые современные школьные учебники называют Великой русской революцией. Уже 9 января 1917 года, в годовщину Кровавого воскресенья, в столице бастовало около двухсот тысяч рабочих промышленных предприятий. А спустя месяц с небольшим многовековая империя рухнула.
Как писал в своих «Очерках русской смуты» генерал Деникин, никто не ожидал, что народная стихия с такой легкостью и быстротой сметет все те устои, на которых покоилась жизнь: верховную власть, правящие классы, интеллигенцию, девятимиллионную армию…
Сравнение со стихийными силами вполне уместно – именно так в наших глазах выглядит, например, землетрясение, когда земля, кажущаяся незыблемым элементом мироздания, вдруг начинает трястись и разрушать, все, что на ней стоит. Хотя на самом деле, конечно, не вдруг. Сдвиг тектонических платформ происходит по сантиметру в год, постепенно накапливается геофизическое напряжение, и когда в определенный момент предел прочности горных пород становится меньше глубинного векторного усилия, происходит резкая подвижка, так называемые сейсмические колебания. А потом все успокаивается. Иногда на века, иногда на десятилетия – предсказать сроки очередного землетрясения никто не может.
Аналогичные процессы идут и в обществе. В любом. События 1917 года в России не являются чем-то исключительным – вся мировая история развивается на сочетании двух принципов: эволюции и революции. По сути, такой же взрыв произошел, например, во Франции в 1789 году. Один к одному.
Эффект скороварки
На бытовом уровне явление проще всего объяснить всем известным «эффектом скороварки», в которой есть специальный перепускной клапан, срабатывающий раньше, чем давление пара превысит предел прочности агрегата. Вот у меня мать однажды что-то с этим клапаном сделала, и скороварку разорвало – вся кухня была в еде. Слава богу, что в тот момент там никого не оказалось.
Для общества таким перепускным клапаном является система сдержек и противовесов, механизмов, позволяющих находить баланс между интересами различных слоев и классов. В России он был задраен наглухо. К семнадцатому году страна, как и сто, и двести лет назад, жила в условиях абсолютной монархии, сословного права и господства потомственной аристократии. Главным в империи было происхождение. Аристократия стеной отгородилась от 99 процентов населения.
Стоит ли удивляться тому, что с таким всеобщим восторгом была встречена декларация, образованного Госдумой после отречения Николая II Временного комитета, провозгласившая отмену всех сословных, вероисповедальных и национальных ограничений, свободу слова, равное избирательное право и т. д.
Чем оборачиваются внезапно обретенные свободы, известно, но необходимо понимать и другое: давление в котле нарастало постепенно, Россия сто лет четко и неуклонно шла к этой революции, накапливая противоречия, и «пароварка» в конце концов взорвалась.
Первый звонок прозвенел еще на Сенатской площади, когда провалилась попытка декабристов создать конституционную монархию по варианту английской королевы. По сути, это был аристократический заговор, который мало чем отличался от прежних дворцовых переворотов. Например, от переворота в пользу Александра I, когда задушили Павла, или же в пользу Екатерины II, когда убили Петра III.
Восстание декабристов было безобразно организовано, не имело системной платформы, а его руководитель князь Трубецкой в решающий момент даже не появился на площади. Люди не знали, что делать, хотя Николай-I два часа находился без всякой охраны. К вечеру мятежники замерзли, появились пушки и все было кончено.
«Безопасный» казнокрад
Испугавшийся революционных брожений, Николай I сделал вывод, что пар выпускать нельзя, и решил законсервировать систему сложившихся общественных отношений, полностью перекрыв этот самый условный перепускной клапан. Он посчитал, что давление предельно реакционной политики в какой-то мере может компенсировать снисходительное отношение к коррупции. Люди, увлеченные борьбой за денежные знаки, обычно далеки от мыслей о необходимости что-то перестраивать в государстве, а значит, автоматически становятся консерваторами. Логика простая: казнокрад всегда против изменения сложившейся управленческой модели, а значит, объективно является союзником консервативной власти.
Николай дорого заплатил за свою недальновидную стратегию. Решив, что империя, имеющая самую большую армию в мире, сильна, как никогда, он ввязался в войну сразу с двумя могущественными противниками – Англией и Францией – и потерпел тяжелейшее поражение в Крымской кампании. Сравнивая людские и материальные ресурсы, император не учел, например, такой мелочи, как научно-технический прогресс, нарезные ружья и артиллерийские системы, железные пароходы, телеграф и так далее.
Не принял он во внимание и ужасающий уровень коррупции в собственной армии, бездарность ее командования, сформированного опять-таки по сословному принципу. Там все было построено на воровстве и аристократическом кумовстве. Родовитых детей определяли в полк сразу после рождения, и на службу уже в чинах поступали ничего не понимающие в военном деле недоросли.
Подписывая унизительные условия мира, Николай, конечно же, осознавал, что проиграл страну. Для него это была личная трагедия. И он не смог ее пережить, фактически покончив жизнь самоубийством: будучи уже больным, выехал в лютый мороз на конную прогулку, получил воспаление легких и умер.
На его место пришел выдающийся реформатор Александр II, который действительно заложил основы великой России. Он отменил крепостное право, начал развивать местное самоуправление, создал земские суды, запустил глубокие реформы в системе образования и здравоохранения.
Но 1 марта 1881 года царь был убит народовольцами. Насаждавшаяся несколько десятилетий крайне реакционная система управления обществом успела породить столь же радикальные противоборствующие тенденции. Это закон общественной жизни: чем сильнее запаздывают необходимые изменения, тем круче маятник идет в обратную сторону. Радикализм развивался по нарастающей. Народовольцы, Бакунин, Кропоткин, социалисты-революционеры – именно Россия познакомила мир с теорией и практикой политического террора.
Циркуляр о кухаркиных детях
Пытаясь остановить угрожающее движение этого маятника, Александр III немедленно свернул все реформы отца и тем самым фактически отбросил страну к началу девятнадцатого века. Чего стоит один его так называемый закон о кухаркиных детях, предписывающий «освободить от поступления в гимназию детей крестьян, мещан, мелких лавочников, поваров, кучеров и т. д., коим не следует стремиться к среднему и высшему образованию». Во исполнение этого циркуляра, например, из одесской гимназии исключили Корнея Чуковского.
Документ составлялся на совещании, в котором принимали участие министры МВД, финансов, госимущества и обер-прокурор Святейшего синода. Цель – остудить российское общество путем ограничения передвижение из неблагородных слоев общества в студенты и разночинцы, являвшимися, как считалось, основной движущей силой революционного движения.
Другими словами, человек, рожденный «кухаркиным» сыном, им же должен был и умереть. И его дети тоже. Циркуляр, по сути, запрещал развитие общества, поскольку без наличия социальных лифтов общественное развитие невозможно в принципе. Перепускной клапан «скороварки» в очередной раз был задраен. И давление противоречий продолжало нарастать.
Уже наступила эпоха индустриализации, массового производства, строятся самолеты, изобретен телефон, в сельском хозяйстве внедряются интенсивные технологии, появились трактора, удобрения, новые общественные классы, а феодально-клановые методы управления в стране, по сути, не претерпели никаких изменений с незапамятных петровских времен. Николай II в одной из анкет даже написал про себя: «Хозяин земли русской». На полном серьезе.
Государство – враг народа
Начавшаяся мировая война со всей полнотой продемонстрировала несостоятельность этой феодальной управленческой матрицы. Выродившаяся аристократическая элита, чудовищное казнокрадство, лихорадочные и бессмысленные кадровые перестановки, какие-то мистические приживалки при дворе, распутинщина вызывали всеобщее возмущение.
Как написал в своих воспоминаниях генерал Деникин, безудержная вакханалия и непонятный садизм власти привели к тому, что в государстве не осталось ни одной политической партии, ни одного сословия, ни одного класса, на которые могло бы опереться царское правительство. Врагом народа его считали все. Убийственная характеристика: государство – враг народа.
А самодержца все его окружение предало раньше, чем он подписал свое отречение. Царский поезд не проехал дальше станции с символическим названием Дно в Псковской области. Да и нечего было уже делать «хозяину земли русской» в Санкт-Петербурге, где к тому времени творился бардак, превышающий мыслимые пределы.
Заводы стоят, учреждения парализованы, столица бурлит, кругом полно вооруженных солдат, которые никому не подчиняются. Таврический дворец занял Петроградский Совет, и полиция туда боится даже сунуться. Налицо тотальный управленческий кризис – власть перестала чем-либо управлять.
А сначала элементарно вовремя не подвезли хлеб, что и вывело людей на улицу. Все начинается с очередей. И Великая французская революция началась с очередей в парижские булочные. Снабжение рынка хлебом резко ухудшилось по причине того же управленческого хаоса, к которому привели архаичная система сословных привилегий, процветавшая коррупция, казнокрадство, торговля государственными должностями и т. д. С очередей начались события 1991 года в СССР — люди просто почувствовали, что государство перестало быть государством, а управленческая элита – элитой.
Власть не терпит пустоты
Сценарий дальнейшего развития событий в условиях глубочайшего кризиса тоже всегда и везде примерно одинаков. Во Франции королевское правительство в течение нескольких недель потеряло всякую власть над страной. Наступила полная анархия. Кругом орудовали мародерствующие банды бродяг. Во многих провинциях было сожжено более половины помещичьих усадеб. Людовик-XVI попытался бежать, но его поймали на границе, классифицировали как врага нации и узурпатора и обезглавили.
В России по причине огромных расстояний и отсутствия коммуникаций весть об отречении царя дошла до провинции только в апреле, и сразу же заполыхали родовые помещичьи гнезда. Писателя Ивана Бунина, например, едва не убили, когда он попытался помешать поджигателям. Главной фигурой повсеместно стал человек с ружьем. Революция моментально уравняла все сословия: жизнь потомственного аристократа и «кухаркиного» сына одинаково ничего не стоила.
Временное правительство Керенского развивало кипучую деятельность, выпускало массу декретов, производило назначение министров и всевозможных уполномоченных, но страной реально никто не управлял. До октября власть валялась на земле. Как писал тот же Деникин, один твердый батальон во главе с твердым начальником, понимающим, чего он хочет, мог бы тогда переменить вверх дном всю обстановку.
Собственно, так потом все и вышло. Ленин договорился с Троцким, в Зимний пришел батальон солдат во главе с комиссаром и уволил Временное правительство. Не было никакого штурма дворца, столь красочно описанного в советской мифологии, потому что никто это правительство не защищал.
Аналогичным образом Наполеон разогнал коллективное руководство Франции в лице Директории и провозгласил себя сначала первым консулом, а затем императором. Нечто похожее произошло и в СССР в августе 1991 года, когда из-за спины деморализованной советской элиты возник чуть более решительный человек, быстренько подписал Беловежское соглашение и взял власть в свои руки. Фамилия его – Ельцин.
Быстро – это всегда насилие
Ничего нового, история непрерывно повторяется. Любое общество в любую эпоху соткано из противоречий. Что в Древнем Египте, что в Российской империи, что в СССР, что в современной России или Америке. Совершенных моделей общественного устройства в мире не существует. И никогда не было. Чтобы противоречия не доходили до критической точки, общество должно постоянно видоизменять систему взаимоотношений, приспосабливая ее к меняющимся реалиям. Путем постоянной эволюции, то есть реформ. Причем реформы не могут идти быстро. Если быстро, всегда требуется насилие.
Иван Грозный, например, решил произвести смену элит с помощью введения опричнины. Пролил море крови, а потом сам не смог утихомирить своих опричников. Закончилось все катастрофой Смутного времени, то есть фактически, Гражданской войной, на волне которой появились новые лидеры – такие, как нижегородский земский староста Минин и князь Пожарский.
Назначение Сталиным наркомом внутренних дел Ежова – та же опричнина. Сталин пришел к власти через коллегиальное руководство, но уже к 1934 году он завершил ползучий термидорианский переворот, выдавив из Политбюро сначала Троцкого, Зиновьева, Бухарина, Рыкова, Пятакова и так далее, а затем просто физически уничтожил всю старую большевистскую гвардию.
Массовые репрессии, которые продолжались около полутора лет, катком прошлись по региональным руководителям, выкосили военное сословие, разгромили аппараты гражданских ведомств. К рычагам управления пришло новое поколение советской элиты. Таким образом, Сталин выжигал потенциальную крамолу. А в завершение он уничтожил самих опричников – казнил 20 тысяч чекистов. По сути, это была широкомасштабная зачистка страны после захвата власти, которая стала окончанием великой русской смуты, охватившей империю с февраля 17-го года.
Лекция в Давосе
Потом началась война, которая, безусловно, сплотила народ, но ведь сами по себе противоречия построенной модели никуда не делись. Они продолжали накапливаться, а поскольку в последующие несколько десятилетий эта модель не претерпела существенных трансформаций, все опять закончилось глубочайшим кризисом, после которого огромную страну пришлось в очередной раз собирать заново.
К сожалению, своего Дэн Сяопина в нужное время к 1991 году у нас не нашлось. Ведь современный Китай как раз и демонстрирует более-менее удачный пример проведения реформ. Заметим, что в Поднебесной они идут уже почти сорок лет. Медленно, спокойно, системно. Дэн Сяопину удалось создать механизм плавной передачи власти, без насилия, радикализма и дворцовых переворотов. Он прекрасно изучил опыт ленинского НЭПа и начал внедрять частную собственность, сохраняя господство компартии. Причем масштабы частного сектора постоянно растут.
Парадоксально, но факт: сегодня руководитель Китая уже читает мировому истеблишменту лекцию в Давосе о принципах развития рыночной экономики. Не лидер, к примеру, Америки, флагмана свободного мира, а лидер коммунистической страны! А новый президент США Дональд Трамп встречается с тридцатилетним владельцем компании Alibaba Group, китайским миллиардером Джеком Ма для обсуждения плана развития малого бизнеса в Америке. Они моментально находят общий язык и заявляют, что собираются вместе сделать «несколько больших дел».
Шоковая терапия по-американски
Кстати, приход к власти Трампа – это ведь тоже результат отсутствия полноценных реформ в правящем классе США. При наличии мощной, стабильной экономики демократы провалились во внутренней политике. Насаждаемая ими теория тотальной толерантности, мнимого социального равенства привела к нарастанию противоречий в обществе. Люди интуитивно устали от этих противоречий и проголосовали за усиление роли личности в государстве.
Мне, например, Трамп вполне понятен. Это типичный консерватор, бизнесмен до мозга костей, четкий, системный управленец. На любую проблему он реагирует созданием так называемой организационной матрицы. Он по природе своей не может ориентироваться только на процесс, ему нужен осязаемый, конкретный результат.
А в США сформировался целый слой людей, для которых интересен именно процесс. Неважно какой. Это может быть защита однополых браков, прав мусульманских беженцев, диких животных, экологии, политических заключенных в России – все что угодно. Они выросли на социальной демагогии, и, кстати, очень многих эта демагогия неплохо кормит. Терять освоенную нишу никому не хочется.
Но, конечно, качество протестов против законно избранного президента великой державы вызывает изумление. Ведь это анархизм в чистом виде. Зачем витрины-то бить и жечь машины добропорядочных граждан? Я уже не говорю о качестве льющегося на Трампа компромата — его уровень вообще, что называется, ниже плинтуса.
Впрочем благополучию Америки ничто не угрожает независимо от того, успешной будет деятельность нового главы государства или не очень. А избрание Трампа на самом деле – это своего рода знамение происходящих в обществе изменений. По сути, он выполняет функцию того самого перепускного клапана, который срабатывает в случае избыточного повышения внутреннего давления. Понятно, что у страны в любом случае огромный запас прочности.
Лимита на революции больше нет
Вряд ли то же самое можно сказать про нас, потому что противоречий в современной России гораздо больше. И одна из главных проблем, на мой взгляд, заключается в том, что нам так и не удалось пока остановить запущенный двадцать лет назад механизм отрицательной кадровой селекции. К рычагам управления сегодня приходит уже второе, если не третье поколение чиновников, у которых в головах перепутаны полюса и для которых интересы службы стоят далеко не на первом месте. Отсюда недееспособность многих наших государственных институтов.
Гипертрофирована и сама роль чиновников в общественной жизни. В этом отношении очень интересно посмотреть на структуру того же китайского общества, сформированную последовательными рыночными реформами. Ведь чиновник там уже не является доминирующей фигурой, доминирует предприниматель. Да, он должен работать в рамках тех правил, которые приняты в обществе, тогда он уважаем. Вышел за рамки – преступник. А у нас – преступник в любом случае. В том числе в глазах общественного мнения. Доминирующими фигурами, как и сто лет назад, являются чиновник и силовик. Скорее все-таки силовик, условно говоря, генерал.
Ровно по тем же причинам полноценное предпринимательское сословие не сложилось и в царской России. Для его формирования необходима здоровая конкурентная среда – в коррумпированной бюрократической среде предприниматели неизбежно превращаются в криминализированный персонал, обслуживающий частные интересы этого условного генерала.
В рамках таких отношений невозможно построить модель, когда хорошо и владельцу капитала, и наемному работнику, и всему обществу. Они разрушают любую управленческую систему и гарантированно ведут к обострению общественных противоречий. Можно, конечно, попытаться законсервировать эти противоречия, заткнуть перепускной клапан, но реальность сегодня меняется гораздо быстрее, чем в девятнадцатом веке, и точно так же, как нельзя отменить смену технологических укладов, нельзя отменить трансформацию общественных отношений. Она произойдет в любом случае, но хотелось бы все-таки, чтобы процесс шел естественным эволюционным путем, потому что лимит на революции Россия, кажется, уже исчерпала.
