Валерий КАПЛУНАТ, председатель совета директоров ООО «Омсктехуглерод»: «Роснано готово поучаствовать в увеличении масштабов производства Омсктехуглерода прямыми государственными инвестициями»

В преддверии очередного заседания Комиссии при Президенте РФ по модернизации и технологическому развитию экономики России, на площадке Московской школы управления «Сколково» с 13 по 14 ноября проходил инновационный форум «Россия, вперед». Единственным представителем Омской области на этом форуме был председатель совета директоров управляющей компании «Омсктехуглерод» Валерий КАПЛУНАТ. После возвращения в Омск Валерий Николаевич согласился встретиться с обозревателем «КВ» Николаем ГОРНОВЫМ, чтобы поделиться впечатлениями от форума и своими идеями по поводу взаимоотношений государства и бизнеса при построении инновационной модели российской экономики.

— Валерий Николаевич, а участие в инновационных форумах что-то вообще дает?

— Лично мне этот форум дал определенный толчок. Именно после участия в подобных форумах появляются определенные творческие идеи. Ведь что такое инновации?
К сожалению, до сих пор имеет место определенная терминологическая путаница. Инновации в том виде, в котором рассматривают их правительство и президент, — это не просто новые технологии, а прорывные решения, новые продукты, которые коренным образом меняют ландшафт рынка. В Правительстве России прекрасно понимают, что это путь не простой, и отдают себе отчет, что на глобальные изменения в экономике потребуются десятилетия. Поэтому подразумевать под инновациями просто модернизацию и реконструкцию неправильно.

— Почему?

— Невозможно строить инновационное развитие на готовых западных технологиях. Передовые технологии России не продадут. Это иллюзии, что можно что-то купить и наладить у себя инновационное производство. Да, некий базис чужие технологии помогут создать. Но реального технологического прорыва они не обеспечат, поскольку в Россию попадут лишь морально устаревшие решения. Никто не захочет плодить потенциальных конкурентов. Нам, конечно, повезло. Мы работаем с углеродом. Мы застали масштабный поворот научно-технического прогресса, переход цивилизации от кремния к углероду. И получение Нобелевской премии по физике русскими учеными Андреем ГЕЙМОМ и Константином НОВОСЕЛОВЫМ, которые открыли способ получения новой углеродной структуры, названной графеном, — это вовсе не случайность. Это результаты десятилетий
кропотливого поиска. Перед человечеством сегодня открылись грандиозные перспективы промышленного внедрения графена, мы стоим на пороге буквально революционного прорыва в разных сферах мировой экономики, и наша задача, как я ее вижу, не упустить свой шанс, «оседлать» это генеральное направление. Когда я был в ноябре этого года в Москве на пресс-конференции НОВОСЕЛОВА, в зале было всего два человека, которые представляли углерод – он и я. И это было, поверьте, приятно.

— Эта цель, о которой вы говорите, она достижима?

— Главное — верить в свою путеводную звезду: а именно, что мы способны интегрироваться в глобальную инновационную экономику.

И наше место в этом процессе мы видим даже не по оценке российских структур, которые отвечают за инновационное развитие экономики, а по тому, какую долю мы занимаем сегодня на мировом рынке. Судя по этой доле, западный рынок весьма высоко оценивает наш технологический, интеллектуальный и организационный потенциал.

— Омсктехуглерод будет производить графен?

— Нет, графен мы производить не сможем, поскольку графен производится из графита, то есть из минерального углерода. Графен – это разновидность кристаллической структуры углерода в виде одноатомной плоскости. Достигнутый же нами технологический уровень позволяет производить нанотрубки и фуллерены, т.е. заверните эту плоскость в трубу или сферу и получите тот же революционный продукт, как графен. Поэтому если посмотреть на наше предприятие с точки зрения нанотехнологий, то выяснится, что уже сегодня порядка 50% нашей продукции – это нанопродукция. Мы фактически уже состоялись как участники реальной наноиндустрии, о создании которой говорит Анатолий ЧУБАЙС.

— А у вас есть уже и конкретная программа по освоению производства инновационных продуктов?

— Мы разрабатываем такую программу. Это особые технологии. Понимаете, мало сказать: а давайте производить что-то такое, чего нет ни у кого. Для инновационного производства нужно много чего. Даже люди должны подняться на ступеньку выше, чтобы они смогли работать с инновационными продуктами. Почему вообще все заговорили вдруг о нанотехнологиях? Дело в том, что наноизмерение позволяет изменять характеристики даже традиционных продуктов. Казалось бы, примитивная вещь – техуглерод, используемый для производства шин. Но посмотрите, как изменились марки технического углерода, которые выпускаются для шинной промышленности. Все новые марки сегодня наноструктурированные. От технологии в 150 нанометров мы уже перешли к технологии с размерами частиц в 18 нанометров.

— От размера меняются и свойства шин?

— Конечно. Причем кардинально меняются. И хотя по весу техуглерод в составе резины занимает примерно 10%, свойства резины от применения наноструктурированных марок техуглерода улучшаются в десятки раз. Суть в том, что, управляя размерами, мы можем управлять и свойствами вещества.

— Все говорят, что для инноваций идей мало, еще и деньги нужны...

— А вот деньги — это как раз не самое главное. У нас все привыкли к формуле, «давай бабки — и мы тебе сделаем». Но эта формула, как правило, не работает. Первая ее часть справедлива — ваши деньги возьмут с удовольствием. Но когда дело доходит до предъявления результата, сразу начинается PR. Все подается красиво, рисуются цифры с колоссальными экономическими эффектами, показатели оборачиваются в красивую обертку из презентаций в формате 3D, в полном соответствии с достижениями современных технологий промывания мозгов. Но это некий виртуальный мир, не имеющий ничего общего с реальностью. Инновации – это очень тяжелое дело с трудно предсказуемым результатом. Зачем все эти риски большому бизнесу, который сидит на металле или нефти? Незачем.

— Но под нажимом государства крупный бизнес пришел к мысли о необходимости инноваций. Тот же ВЕКСЕЛЬБЕРГ, например, который стал президентом фонда «Сколково»…

— Я видел ВЕКСЕЛЬБЕРГА, когда был в Сколково. Послушал его очень конкретные ответы на вопросы участников форума, присутствовал на презентации 14 резидентов фонда «Сколково», которых он представлял. Вполне может быть, что кто-то из них действительно выскочит. В конце концов, есть пример Силиконовой долины…

— Силиконовая долина сформировалась сама, без всякой господдержки...

— Об этом речь на форуме тоже шла. Да, в Калифорнии, в отличие от Сколково, есть теплый океан с красивыми пляжами, там была в свое время бросовая земля, которая ни для каких иных целей не годилась, и были, конечно, налоговые льготы. В совокупности получилась Силиконовая долина, где сформировалась та самая среда, атмосфера, в которой рождаются и вызревают инновации. Увы, без соответствующей среды не будет и идей. Это очень тонкая материя, которая не оформляется никакими приказами. Творчеством трудно управлять. Государство может создать только условия для творческой деятельности.

— Фонд «Сколково»?

— Ну, насчет «Сколково» я однозначно пока ничего сказать не могу. И ученые не все согласны с такой государственной концепцией по формированию инновационного потенциала.

— Проблемы инновационного развития. Об этом говорят сегодня все. А каковы они, на ваш взгляд?

— Проблема в том, что движение научно-технического прогресса не может предугадать никто. Многие направления, которые еще вчера казались стратегическими, сегодня зашли в тупик. Яркий тому пример – работы в области водородных топливных элементов. Восемь лет назад к нам с визитом вежливости приезжали топ-менеджеры одного из наших крупнейших конкурентов и рассказали, что они получили миллиардный грант от правительства США на разработки в этой области. Идея интереснейшая. Заливаете в топливный бак автомобиля воду, из воды выделяется водород, который без сгорания преобразуется в электрический ток. В «пробирочном» варианте такие разработки уже существуют, но промышленного применения до сих пор нет. Почему? Две недели назад я встречался в Москве с новым вице-президентом этой компании и задал, естественно, этот вопрос. Он признался, что проект они реализовать не смогли, поскольку не достигли за эти годы низкой себестоимости производства топливных элементов. При всей привлекательности этой идеи человечество, видимо, в ближайшие 15-20 лет пойдет по пути внедрения гибридных двигателей. Кстати, на форуме поднималась и тема неудач. Прогресс идет не только трудно, но и очень непредсказуемо. Когда Фарадей открыл явление электромагнитной индукции, который воспринимался как фокус, и пугал во время своих опытов барышень вертящейся стрелочкой, никому и в голову не могло прийти, что рождается новая цивилизация, которая будет базироваться на применении электрической энергии. И сегодня все ждут нового прорыва, такого же фокуса от нового Фарадея. Но постановлениями партии и правительства эти задачи не решаются, увы. Еще одна не менее глобальная проблема, на мой взгляд, – отсутствие мостика между «пробирками» и крупносерийным масштабным производством. Именно этот мостик мы сегодня и пытаемся построить. Я всегда понимал, что нужно делать ставку на науку. Иных вариантов просто нет. Таковы законы природы. Другой вопрос, что и наука сегодня уже не та, какой она была даже к моменту развала СССР, и промышленность не тянется к инновациям, потому что технологическая культура серьезно деградировала. Эту культуру можно воссоздать, как это сделали в Китае, на Тайване и в ряде других стран Азиатского региона, но для этого тоже потребуются десятилетия. Китай еще в 60-х годах прошлого века стал посылать своих студентов обучаться в лучшие университеты Европы и Америки. Результат мы видим сегодня: университеты Китая уже ничем не уступают лучшим учебным заведениям мира.

— А как обстоят дела с технологической культурой на вашем предприятии?

— Мы трудно и долго, более десяти лет, шли к реальному созданию технологической и организационной инфраструктуры инновационного процесса. И все это время не ощущали востребованности в своей стране. А страна жила тем, что торговала нефтью и газом…
Но появилась программа модернизации, и на нас обратили внимание сильные мира сего. Внимание не того рода, когда надо яростно сопротивляться, а внимание партнерское, с реальной поддержкой. Я не буду ни в чем упрекать региональную власть только потому, что она не перешла ту грань, после которой мы бы просто перестали существовать. Ситуация нас закалила, мы не разжирели, сохранили хорошую форму, развиваясь без подпитки из бюджета и льготных кредитов, и сегодня преисполнены осознанием своей прогрессивной исторической роли. Можно сказать, что именно трудности заставили нас работать на пределе возможностей, тянуться к инновациям. Эпоха создала нам эволюционную среду в духе Чарльза ДАРВИНА. И спасибо ей за это.

— Рано или поздно признание будет...

— Признание дает только рынок. Нужда общества в вашем продукте – лучшая форма успеха инновационного да и любого вида бизнеса.

— Когда, кстати, начинается ваша совместная работа с Роснано?

— Если говорить о полноценном и юридически оформленном сотрудничестве – ближе к лету 2011 года. Точные сроки назвать пока сложно.

— Какое участие Роснано предполагается?

— Прямое и не посредственное. Поскольку, как я говорил, нанотехнологии в нашем производстве составляют порядка 50% и эта доля будет в дальнейшем расти, то было принято решение не ограничиваться каким-то отдельным совместным проектом. Роснано готово поучаствовать в увеличении масштабов производства Омсктехуглерода прямыми государственными инвестициями.

— О каких суммах может идти речь?

— Сумма для нас непринципиальна. Деньги – это вторично. Но инвестиции, конечно, будут исчисляться в миллиардах рублей.

— Это будет кредит под низкие проценты?

— Нет, это будет взнос в основной капитал. Государство в лице Роснано станет соучредителем нашей компании. Естественно, мы для этого должны будем изменить структуру нашего бизнеса, стать публичной компанией, чтобы иметь возможность в дальнейшем разместиться на международных фондовых площадках.

— Не все собственники бизнесов в России готовы к публичности. Или у Омсктехуглерода критически не хватает собственных ресурсов на развитие?

— Нет, ресурсы для эволюционного развития у нас были и будут, поскольку мы всегда развивались за счет реинвестиций прибыли. Но сегодня, как мы считаем, пришло время для изменений не только технологических, но и структурных. А сотрудничество с Роснано позволит нам сделать реальный прорыв во всех направлениях и к тому же значительно увеличит капитализацию. Опыт, согласен, нам незнакомый и для нас очень необычный. Раньше у нас не было иных форм взаимодействия с государством, кроме визитов на предприятие людей в погонах с фискальными целями или с целью проведения обысков. Теперь мы перестанем оглядываться по сторонам и будем заниматься своей работой.

— Конкуренция на инновационном рынке меньше?

— Это тоже заблуждение. Инновационный рынок еще более суров, чем рынок массовых продуктов. На массовом рынке конкуренция большая, но она не удушающая. Простой пример: банковский бизнес. В Омске присутствует огромное количество банков, тем не менее каждый из них находит свою нишу. Масса денег разрастается, количество услуг увеличивается, и все банки в итоге живут нормально. А когда производственная компания выходит на инновационное поле, то сразу попадает в условия такой жесткой конкуренции, которая требует от компании максимальных усилий. И в этом случае деньги уже не играют решающей роли. Гораздо важнее выстроить систему организации бизнеса, создать эффективную технологию управления. Победит более гибкий. В конце концов, чтобы заниматься инновационным бизнесом, даже собственникам нужно иметь профильное образование и соответствующий уровень интеллекта.

— В сотрудничестве с наукой у вас тоже наступает новый этап?

— Естественно. Следующий этап — это создание собственного научно-исследовательского центра. Других вариантов нет. Это мировая практика. Все, что мы делали до настоящего времени, было сделано на условиях прямого сотрудничества с наукой, но этого уже недостаточно. Нужны собственные разработки. В ряде случаев мало догнать мировых лидеров, нужно опередить в развитии. Нам нужен прорыв, нужна продукция, которая в принципе недостижима для Запада. А для прорыва необходим научно-исследовательский центр, который будет не только заниматься наукой, но и поддерживать прямые контакты с исследовательскими центрами наших потребителей, будет работать как инкубатор для молодых инженеров инновационного направления, для инновационных менеджеров.

— С какой продукцией возможен прорыв?

— С теми же носителями катализаторов, о которых я уже упоминал. Но сложность здесь даже не в том, чтобы эту продукцию произвести. Необходимо будет преодолеть консерватизм потребителей, предугадать действия конкурентов, производящих традиционную продукцию. Они ведь тоже не сдадут рынок без боя.

— Ваш научно-исследовательский центр будет на базе завода?

— Мы планируем создание научно-исследовательского центра на базе опытного производства государственного Института проблем переработки углеводородов СО РАН, который возглавляет Владимир ЛИХОЛОБОВ. Н мой взгляд, нельзя смешивать создание и продвижение наукоемкой продукции. Пусть каждым направлением занимаются профессионалы в своей области.

— Последнее время в моду вошло много разных слов, в том числе слово «кластер». Вы тоже будете формировать свой кластер?

— Нет, мы считаем, что кластерная форма развития для нашего монопродукта – углерода не подходит. Лично я сторонник стволовой формы развития. Она более приемлема для наукоемких производств, чем кластерная. Что такое кластер? Это многоотраслевой производственный комплекс со взаимодополняющими хозяйственными связями. Это его известное достоинство среди прочих вариантов размещения производительных сил. Но
в кластере трудно реализовать единую инвестиционную политику. А стволовая форма развития – она как дерево. Есть главный тренд, которым у нас является производство основных марок технического углерода печным способом, а ветви – это новые направления. В том числе и пироуглеродные материалы, пигменты и другие спецмарки. И даже если какая-то отдельная ветка засохнет, то всему дереву это не навредит. От ствола пойдут новые жизнеспособные побеги.