Геннадий РУЛЬ в регионе человек известный. В советское время он стал самым молодым директором совхоза в Омской области. Первый секретарь обкома КПСС Сергей МАНЯКИН в 1981 году поставил его, 28-летнего, руководить Золотонивским совхозом, сказав так: «Если у этого пацана на этих солончаковых землях что-то получится, его опыт можно будет распространить и на остальные хозяйства, где земли получше». Самым близким по возрасту к нему был 48-летний директор соседнего хозяйства, все остальные были много старше. У РУЛЯ получилось: совхоз, который завозил корма для своего большого животноводческого комплекса (4,5 тыс. КРС) со стороны, смог на этих почвах выращивать их самостоятельно. Партнером в этом эксперименте РУЛЮ стал тогдашний руководитель СибНИИСХоза Николай МИЛАЩЕНКО, которого вскоре после этого успеха пригласили в Москву, и он стал там академиком. А Геннадий Александрович защитил в Новосибирске по этой теме диссертацию. Вторым шагом, который должен был увеличить надои, не выходящие тогда за рамки 3 тысяч литров, предполагалось производство рапса. Жмых этой культуры должен был стать поставщиком белка для коров. Отсюда берет начало идея завода по переработке масличных культур, который должен был появиться на омской земле еще в начале 2000-х годов. Но этот завод и стал камнем преткновения между всесильным губернатором Леонидом ПОЛЕЖАЕВЫМ и Геннадием РУЛЕМ. О том, как давили РУЛЯ, написаны десятки статей в основном в федеральных СМИ, начиная с известной статьи тогда еще только журналиста Александра ХИНШТЕЙНА «Город погасшего солнца» в апрельском номере «Московского комсомольца» 2000 года. Противостояние закончилось приговором РУЛЮ. Единственной газетой, которая сразу же после этого приговора представила слово самому Геннадию Александровичу, указавшему на шаткие позиции обвинения, оказались «Коммерческие вести» (см. «КВ» от 23 июля 2008 года). Прошли годы, нет уже у власти ни Леонида ПОЛЕЖАЕВА, ни других преследователей опального директора, нет и завода, который мог приносить региону чуть ли не под сотню миллионов рублей налогов, а Геннадий РУЛЬ по-прежнему выращивает зерно, разводит лошадей и остается таким же неравнодушным и инициативным, как в свои 28 лет. Главный редактор газеты «Коммерческие вести» Марат ИСАНГАЗИН специально отправился в село Воскресенка Калачинского района, чтобы встретиться с Геннадием Александровичем и выяснить, чем сегодня дышит фермер РУЛЬ, что его беспокоит, чем он занимается.
- Как появилось на свет ваше хозяйство?
— В свое время я губернатору Леониду ПОЛЕЖАЕВУ прямо говорил: сельское хозяйство в условиях нынешней развальной ситуации является главным локомотивом. 50% омского населения живет в сельской местности, и отсюда все оно не убежит. Его нужно задействовать, его нужно раскрывать. Этот разговор был еще в 90-е годы. Напомню, что ОАО «Золотая нива», которое я возглавлял, строило в то время завод по переработке рапса. В 1997 году я добился получения кредита в 15 млн марок, причем распоряжение о заключении контракта между Внешэкономбанком и «Золотой Нивой» завизировал тогдашний премьер-министр Виктор ЧЕРНОМЫРДИН. Поручителем по контракту выступила администрация Омской области. Этот залог обеспечивался и имуществом «Золотой Нивы» на все 15 млн марок. Но за то, что областная администрация выступила гарантом, мы ей передали 25% акций будущего рапсового завода. Завод активно строился, но все резко изменилось после 5 сентября 1999 года, когда Леонид ПОЛЕЖАЕВ был очередной раз избран губернатором. Вскоре после этого ко мне приехал вице-президент Сибнефти Константин ПОТАПОВ и заявил, что я должен отдать 51% акций будущего завода, напомнив мне при этом судьбу убитого Ивана БАГНЮКА. Я отказался. Тут все и началось. Против меня возбуждалось 13 уголовных дел, «Золотая Нива» была обанкрочена из-за относительно небольшого долга. Я был вынужден уйти в Новосибирскую область, где мы выкупили два хозяйства в Татарском районе. Были даже полгода, когда мне приходилось скрываться в Москве. К 2006 году, как мне показалось, эта активная деятельность несколько затихла и я приехал в Калачинский район. К сожалению, в Татарском районе солонцы, сельскохозяйственное производство там гораздо сложнее вести, чем здесь и там нет таких специалистов как в Омске – проблема с кадрами была острая. А здесь в Воскресенке был совхоз имени Куйбышева, а потом аграрно-промышленная фирма «Омь». Когда я пришел, здесь стояли полуразрушенные коровники, свинарники, токовое хозяйство, земля была брошенная – лет 8 как не обрабатывалась – 30 тысяч га пашни. Недавно избранный глава района Петр ЧЕРЕПОВ сказал мне: давай, я сделаю вид, что ничего не знаю, чтобы ПОЛЕЖАЕВ не влезал, а ты начинай работать. Он понимал, что надо Воскресенку возрождать.
— Вы купили землю?
— Нет я помог людям оформить земельные доли, у них земля не была выделена в натуре — только на бумажке. Мы взяли в аренду их паи, выкупили с торгов токовое хозяйство и на базе этого старого отделенческого стародубского токового хозяйства построили линию приемки зерна, способную принимать 20 тысяч тонн зерна - приемка, подработка, сушка и хранение, построили все это практически на ровном месте. Выкупили старые разваленные свинарники – одни крыши и каркасы тут торчали. Четыре корпуса восстановили, остальные пока не по силам.
— В каком году это было?
— В 2008-м.
— Кто выкупил?
— У нас две фирмы – ООО «Племзавод «Первомайский» и ООО «Сибирь Агро». Оба зарегистрированы в Татарском районе Новосибирской области. Организовали производство свиней. Завели крупный рогатый скот, потом овец. Затем купили ремонтный цех. Два года назад купили на Гаврило-Посадском конном заводе шестимесячных жеребят породы владимирский тяжеловоз. Сейчас этот завод чуть ли не банкротится.
— А экономический смысл этой покупки?
— В сельском хозяйстве животноводство сразу результата дать не может. В возрасте два с половиной — три года их можно крыть, затем 11 месяцев она ходит жеребая и только на четвертый год выдает нам жеребенка, которого мы должны до двухлетки вырастить и только потом продать. Сейчас мы вырастили поголовье маточное, которое будет в апреле покрываться.
— То есть кроме, затрат, от этих лошадей вы пока ничего не имеете?
— В животноводстве и корова девять месяцев ходит стельная. Чтобы корова на третий год начала давать молоко, необходимо все это время нести затраты.
— Чтобы три-четыре года нести затраты, надо иметь поступление денег от других сегментов. Насколько я понимаю, доходы приносит зерно?
— К сожалению, 95% фермерских хозяйств животноводство не содержат.
— Наверное, потому, что нерентабельно.
— Если мы не будем инвестировать в животноводство, одно только полеводство стабильно развиваться не сможет. Потому что отходы полеводства – солома, полова востребованы животноводством, являясь недорогим источником кормов.
— Из вашей пашни какая доля зерна, какая — других культур?
— У нас зерновых – ячмень, пшеница — в прошлом году было 7 тысяч га. Из них земля в собственности — в пределах 3,5 тыс. га. 500 га было засеяно подсолнечником.
— А каково соотношение пшеницы к ячменю?
— Один к одному.
— Так много ячменя?
— Это пивоваренный ячмень.
— Это ячмень в рамках программы по субсидированию "САН ИнБЕВ"?
— Нет. Насколько я знаю, в прошедшем году все омские производители пивоваренного ячменя оказались в одном положении: ячмень "САН ИнБЕВ" почти не брало. Я не знаю, что там случилось. Поэтому многие продали пивоваренный ячмень под фураж. Раньше пивовары говорили, что в омском ячмене слишком много белка – за 12%. Сейчас белка 11%, но все равно — то это не то, то то не то. Ячмень в Омской области покупают «Омский бекон», а с недавнего времени и «Сибирские колбасы».
— В Калачинском районе ведь построен элеватор серых культур. Он, наверное, закупает зерно у близлежащих хозяйств?
— Закупает, но не по той системе, которую мы когда-то разрабатывали для рапса в «Золотой Ниве». Там была определена сырьевая зона, определены хозяйства, были заключены с ними договоры, обговорены условия, была поддержка от области по формированию корпуса машин для этих хозяйств. Весь этот комплекс мероприятий держал на контроле лично начальник управления сельского хозяйства области. То же самое должно было быть у крупяного завода по овсу — долговременная программа формирования сырьевой зоны вокруг Калачинска. Я, допустим, с ними подписал договор на тысячу га, вы – на 500 га и т. д. Тогда в регионе ясно, что крупозавод стабильно покупает 300 тысяч тонн овса в год и производителю не надо искать потребителей на стороне. Однако Калачинский крупозавод работает как коммерческая структура: закупил что-то в Омске, что-то в Тюмени, что-то в Казахстане. А свою зону не развивает. Точно так же работают сегодня Лузино и "Сибколбасы". А они должны работать на долговременных контрактах с местными производителями. Чтобы областной минсельхоз знал, что в регионе есть модуль производители- переработчик "Сибколбасы", есть модуль Лузино, модуль крупозавод. Все вместе они потребляют, скажем, миллион тонн зерна в год. И в Омской области мы уже можем знать, что миллион тонн нашего зерна ежегодно будет востребован и оплачен. А значит, сельхозпроизводители смогут долговременно планировать и спокойно работать. А у нас такой стабильности нет. Произведешь и не знаешь, продашь зерно или нет и по какой цене продашь. В конце сентября пшеница стоила 4,5 тысячи, сейчас 7,5 тысячи.
— Сколько у вас свиней?
- Два года назад было три тысячи голов.
— И что с ними стало?
— Мы были вынуждены их ликвидировать, потому что сухой год был, кормов не было, и 90 рублей за килограмм мяса закупщики давали.
— В начале 2012 года Омск завалили дешевым белорусским мясом. А у вас какая себестоимость выходила?
— Нам нужно было, чтобы мясо продавалось хотя бы за 120 рублей.
— Полностью вырезали?
— Осталось, может быть, голов сто для внутреннего потребления. Когда была прямая линия с Президентом России, я обратился к Владимиру ПУТИНУ через электронную почту. Письмо попало в Администрацию Президента, они сообщили мне, что направили обращение в Министерство сельского хозяйства РФ. Из Минсельхоза мне ответили, что-де у нас есть программы, дорожные карты и прочее. Но где эти программы, почему я их не вижу, я же человек, который достаточно владеет информацией, живет непосредственно, что называется, на этом переднем плане, но никаких дорожных карт не видит. Я лишь вижу, что происходит вокруг: Оконешниково, Кормиловка, Нижняя Омка, Горьковское, Муромцево – вся эта восточная зона мертва. Мы стоим на грани полного вымирания сельского хозяйства в Омской области.
— Что вы написали?
— Я, в частности, написал, что идет несоответствие цен, что литр солярки стоит 34 рубля, а мясо почти ничего не стоит. О том, что сельское население сократилось за последние пять лет, а содержание скота в частном подворье — в пять-шесть раз. Сельские семьи уже почти ничего не имеют. Идет полная деградация сельского населения. Нет производства общественного, нет производства частного.
— Как вы это определили?
— А вы разве не замечаете? Пройдите по селу и посмотрите: сена у домов нет. А раньше едешь по деревне и везде – скирды, скирды, скирды.
— Чем они живут тогда?
— Они живут кредитами. По три-четыре кредита имеют в разных банках. Людей в этом винить нельзя. Они видят, что все есть, все доступно, машины можно брать, квартиры, холодильники и все-все-все. Вот любого работающего спросите в районе – у него пять-шесть кредитов. Вот это я и написал, что идет деградация. Работать сегодня на импортной технике — "Джон Дире", на "Кейсе" — некому.
— А у вас сколько такой техники?
— У нас 6 комбайнов "Джон Дир", 10 тракторов "Кейс" и "Джон Дир". Достаточно много. Половина стоит, потому что не можем на них поставить никого. Копать яму, кидать навоз людей еще можно найти. И то это разовые работники, непостоянные.
— Сколько тракторист получает на "Джон Дире"?
— В полевой сезон меньше 30 тысяч не получает.
— Ну, в сезон-то людей, наверное, находите?
— Очень сложно, очень болезненно. И это не только моя проблема, у остальных так же.
— А отчего такая деградация?
— Одна из основных причин – отсутствие частного подворья. Раньше, скажем, пришел домой мужик пьяный, жена ему говорит: корова некормленая, и его туда – там будешь спать. Он пойдет туда пьяным, но будет ее кормить. Вы задействованы и знаете, что неделю будете пить, то на жену вот это хозяйство упадет, вы будете ползти-скрести, но вынуждены скотину кормить, скот не оставишь некормленым. А сейчас у них дома ничего нет — даже собаки. Люди не заняты. И у них нет перспективы. В среднем по Калачинскому району получают 8-10 тысяч рублей зарплаты? Из них 60% идут на коммунальные услуги и электроэнергию. На что они могут жить?
— Но. с другой стороны, если среднерайонная зарплата небольшая, а в районе есть крепкое хозяйство, которое хорошо платит, то все, кто что-то может, должны к вам уйти.
— Мы тоже при этих соотношениях цен не можем зимой позволить зарплату больше чем от 6 до 15 тысяч. Не можем! Если будем платить больше – разоримся. В сезон платим больше. Понимаю, что и 30 тысяч в сезон — недостаточная зарплата. Но ее ограничивают солярка, оптовые цены на продукцию и прочее.
— У вас сколько человек работает?
— Человек 50, из которых здесь 35.
— А зачем нынешнему сельскому жителю домашнее хозяйство?
— В 2006 году я пришел в Стародубку – здесь было 340 голов коров частников. Сейчас 42 головы.
— Молоко в магазине покупают?
— Да, покупают в магазине, как будто городски. Или у тех, у кого еще осталась корова. А было 340 голов, и мы не знали, где им разрешить проход в полях на выпас. Это были всегда споры, так как не было пастбищ. Если мы не смогли сохранить на селе большое производство, нужно сохранять мелкотоварное, чтобы людей занять. Для этого правительство должно заинтересовать меня, вас. Не можешь держать корову? Держи козу? Держи 10 баранов. Но надо гарантированно сказать человеку: мы у тебя мясо закупим по такой-то цене. Вот фермер, который работает в Америке, без корректировки правительства не живет. Он приходит, и ему говорят: сегодня есть заказ на сою (я о конкретном примере говорю, который слышал от фермера в Дакоте), вчера не было, а сегодня есть – будешь сою выращивать? И заключают с ним договор. А у нас не корректирует никто. А эти примеры положительные надо всем показать. Вот, дескать, ИВАНОВ, он жить стал лучше за счет того, что создал свое маленькое производство.
- Но почему они побросали животных?
— Они не могут накосить сена. Совхозов нет, и им никто в этом не может помочь. За сено он платит за тонну шесть тысяч рублей. Нужно на одну корову как минимум 4 тонны – 24 тысячи рублей. Когда он сложит все эти затраты – проще купить молоко в магазине. В советские времена нас, хозяйства, обязывали людям помогать с кормами. Тогда была и кооперативная торговля – облпотребсоюз, который закупал излишки молока, мяса у населения. Это было целое предприятие с отделениями в каждом районе. Сейчас правительству это не надо. Они думают, что рынок сам все отрегулирует. Да не отрегулирует! Еще пять лет, и для нас все будут производить китайцы. В Германии малый бизнес составляет 50% бюджета. А у нас малый бизнес никому не нужен. Америка на чем поднималась? На мелкотоварном производстве. А наше правительство, кроме "Титана". "Бекона" и прочих гигантов, никого не видит. Но на этих крупных предприятиях работают лишь процентов 10 населения Омской области. Надо использовать опыт и Германии, и Америки, и Советского Союза. Раньше первый секретарь обкома МАНЯКИН собирал именитых директоров и говорил: слушайте, мужики, у меня проблема вот такая, надо озадачиться, подскажите как, и каждый высказывал свое мнение. Выслушав такие мнения, он строил программу развития села в Омской области. А сегодня? Возьмите, хотя бы отчетность. Для того чтобы планировать, власть должна знать, сколько посеял я, например, сколько посадили другие. Однако я о том, сколько посеял, никому информацию не передаю. Отчитываюсь перед статистикой в июне, что посеял, скажем, 4 тысячи га. А до июня всю так называемую оперативную отчетность формирует районное управление сельского хозяйства. Оно передает в область, та — в Москву. В итоге в области половина не убрано еще, а я слышу отчеты, что 80% урожая убрано. Я последние три года даже не видел здесь у меня в хозяйстве ни одного чиновника от сельского хозяйства. Это разве нормально? Я очень сочувствую Виктору НАЗАРОВУ. Он нормальный мужик, судя по всему. Но все эти так называемые современные менеджеры создают вокруг него какую-то оболочку, он через нее никак не может выйти, чтобы сказать: РУЛЬ, ну-ка, мне поясни, почему так происходит, буду я принимать решение или нет, но я выслушаю тебя, потом еще какого-нибудь человека, кто работает, кто что-то делает в жизни, и подумаю. Но такого не происходит. И вот эта территория – Калачинский район - должна себя кормить, а не кричать в Омске: дайте нам денег! Она должна себя сама обеспечивать. Здесь есть земля – 160 тысяч га, которая должна здесь всех кормить – и учителей, и врачей – всех. Но надо понимать, что рыночная экономика — это не базар. Должно быть регулирование и на региональном уровне, и на федеральном. Я уже говорил, что когда в первый раз побывал в 2006 году в Америке, то был шокирован: там плановость присутствует. Они знают, какой будет госзаказ на следующий год, фермер заключает контракт с государством, и сбыт гарантирован. Они дают деньги уже на посев — 30% от общей суммы. А у нас одна из самых больших проблем — черный нал. Это страшное явление, которое не помогает производству, а губит его. Нельзя работать без дороги, связи, без больницы, социальная система должна обеспечивать жизнедеятельность человека. Когда никаких налогов нет, производители не платят ничего, то ничего учитывать невозможно. И поэтому о каком экономическом развитии можно говорить, если навариваются только перепродавцы зерна - в открытую стоят на каждом элеваторе. Так что реальный оборот зерна намного отличается от того, что по отчетам.
— Так свинину вы уже не будете выращивать? Цены оптовые вроде бы поднялись.
— Нет, уже не буду. Зерно очень дорогое – попробуйте уложите в эту свинину такую стоимость зерна.
— Но у вас же свой фураж, свой ячмень, как вы говорите?
— Солярка не моя, запчасти не мои, электроэнергия не моя. Корову мы сейчас сдали – 110 рублей килограмм. А у вас в Омске на базаре – 300.
— Но в Омске появляются собственные магазины производителей-переработчиков…
— Я лично с подозрением отношусь к таким производителям. Как можно за 4 месяца получить прирост 100 кг, когда у нас такой прирост происходит за 8 месяцев. Это чем кормят скотину, какими ингредиентами? Кто-то может дать правдивый список добавок, которые скармливают скоту. Разрешены ли аналогичные добавки, скажем, в Германии? У меня есть работник, который раньше работал у такого производителя. Я его спрашиваю: почему ушел, зарплата нормальная для села — 15 тысяч, платят вовремя. А он говорит, что у него началась аллергия, говорит, что много лет сам держит свиней и никогда такого у него не было, а сейчас краснота какая-то по коже пошла. Они там на кормлении даже в респираторах работают.
— Сколько у вас КРС?
— У нас коров немного – 140 голов, и то большая их часть в Татарском районе. Здесь голов 30 только. А когда-то было 600 голов. В это направление нужны приличные вложения. Необходимо строить современные комплексы, современное автоматизированное кормопроизводство.
— А овцы?
— Овцы менее затратны, им не надо особых условий, да и кадры менее квалифицированные.
— Сколько овец у вас?
— 600 голов. Идут на мясо. Это возможность использовать то, что имеется, – старые помещения, загоны, корма. Они неприхотливы. Держать больше нет возможности, так как это опять же упирается в инвестиции, которых никто не дает.
— А подсолнечник насколько выгоден? Говорят, что в Омске подсолнечник не может дать полноценного зерна.
— В 60-х годах в Омской области достаточно активно выращивали подсолнух и почти в каждом хозяйстве стояла маслобойка, сами себя колхозы обеспечили растительным маслом. В 70-е годы подсолнечник почти все забросили. Пока мы во второй половине 80-х не начали вновь заниматься подсолнечником и рапсом. Да и то, когда мы начинали в «Золотой Ниве» рапс выращивать, нам говорили, что рапс — это только масло. Все остальное – отходы. Хотя уже тогда было доказано, что жмых – ценный источник белка для животноводства.
— А вы свой подсолнечник куда деваете?
— Продаем производителю масла в Омске.
— А что происходит на территории «Золотой Нивы»?
— Все там развалили окончательно. 500 человек выехали из «Золотой Нивы» за последние годы.
— Выехали куда?
— Кто куда. У меня работают человек восемь оттуда.
— Каждый день ездят?
— Да. Я сейчас специалистов из Георгиевки вожу, из «Золотой Нивы». Здесь людей нет.
— Как нет? Здесь же поселок рядом. А они чем занимаются?
— Пьют водку, наркоманят, дебоширят, бездельничают.
— Мы проезжали мимо Воскресенки и там новое сооружение видели. Вы сказали, что китайцы построили. Они тоже что-то здесь производят?
— Они привозят 80 человек. Сделано общежитие, койки в два яруса – 80 см на одного – так и живут. Они начинают работать с половины восьмого утра и до десяти вечера. Получают не намного больше среднего районного уровня заработной платы. Они никуда оттуда не выходят, как в резервации.
— Следуя экономической логике, вам надо принять на работу китайцев.
— Я не смогу преодолеть всю эту миграционную систему. Здесь они как-то платят, начальник у них китаец, все это ведет и здесь живет. Наших они нанимают только на какой-то конкретный объем работы: отработал — получи тут же 400 рублей. Тот, скажем, пошел и запил. Завтра нанимают другого.
— В «Золотой Ниве» вы были директором крупного предприятия, а сейчас, по сути, фермер относительно небольшого хозяйства. Как ощущение?
— Когда я возглавлял «Золотую Ниву», у меня было два секретаря, два шофера, пять машин, три зама. Сейчас я сам по себе: у меня кобыла сегодня ожеребилась, я принял роды.
— Сами приняли?
— Не первая уже. Я не комплексую, потому что это жизнь. Мы все равно придем к тому же, что и Европа. Правда, после того, как сейчас все сельское хозяйство уничтожаем, восстанавливать его будем большими деньгами и скорее всего не своими силами.
