 |
Иван ЛЮБЕНКО
Черновик Беса
М.: Издательство «Э», 2017 год. – 224 стр.
Тираж 3 000 экз.
«Гнать графомана в шею!»
Клим Ардашев вычисляет очередного злодея
«Пожалуй, 1913 год был самый счастливый для Ставрополя. Такого сытного и безмятежного времени не было раньше, не будет его и потом. Строились новые особняки и доходные дома, мелкие кустарные мастерские превращались в заводы и фабрики. Урожай пшеницы в губернии был рекордным. Успешно продолжалось строительство Армавиро-Туапсинской железной дороги, соединяющей хлебные районы степного Кавказа и новый порт на Черном море, ставший, помимо уже затоваренного зерном Новороссийска, еще одним экспортным окном страны. Присяжный поверенный Окружного суда Клим Пантелеевич Ардашев находился в Ставрополе, хотя финансовых затруднений не испытывал. Все последние дни он участвовал в судебных заседаниях по делу клиента, несправедливо обвиненного в подделке чужих векселей. Вчера присяжные вынесли оправдательный вердикт, и теперь можно было подумать об отдыхе». Впрочем, до настоящего отдыха так и не дошло. Дело в том, что присяжному поверенному принесли письмо, в котором знакомый издатель «Петербургской газеты» Толстяков пригласил его к себе в сочинское имение и поделился тревогами, пообещав рассказать подробности при встрече. Супруги Ардашевы не мешкая отправились в Сочи, где и застали приятеля в большом волнении. В его доме царила паника: неизвестный автор, именующий себя Бесом, присылал главу за главой своего романа, в котором обещал самые разные кары на головы как самого издателя, так и его ближнего окружения. Мало того, обещания начали сбываться. Нетрудно было догадаться, что все это дело рук когда-то отвергнутого «Петербургской газетой» сочинителя. Гораздо труднее было графомана изловить. «После унизительных просьб дать хоть какой-нибудь ответ, плешивый секретарь сунул мне рецензию, написанную красным карандашом на первом листе моей рукописи. Она состояла всего из нескольких слов и гласила: «Несусветная дребедень. Жалкое подобие Конан Дойла. Гнать этого графомана в шею!». Журналист гаденько хмыкнул, похлопал меня по плечу и посоветовал не расстраиваться. «Вы еще молоды, – провещал он, – и я дам вам совет: бросьте марать бумагу. Сочинительство – не ваше ремесло».
Е.К
 |
Герман САДУЛАЕВ
Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях
М.: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2017 год. – 416 стр.
Тираж 2 000 экз.
«Обрести внутреннюю свободу»
Веданта, или Жизнь и заблуждения санскритолога
«Иван Борисович Ауслендер попал в большую политику совершенно случайно. Когда страна забурлила протестами, словно желудок солдата, с голодухи переевшего гороховой каши (вернее, забурлило в двух-трех больших городах, но взгляду рассерженных горожан так и представлялось, что вся Россия вот-вот возьмется за дубье и пойдет колошматить внутреннего француза), студенческие активисты обратились к коллеге Ауслендера, профессору филологии Рюрику Иосифовичу Асланяну, с просьбой выступить на революционном митинге». В десятых годах нового века Ауслендер преподавал классический санскрит в Санкт-Петербургском университете, имел ученую степень, дружил с Асланяном и любил жену Веронику. Его фамилия в переводе с немецкого означала «иностранец», «чужак» и была памятью о недавнем вполне славянском предке-репатрианте, который ненароком обзавелся новой фамилией в революционном Петрограде. Сказать, что Ауслендер завидовал Асланяну, было бы преувеличением, но что-то все же имело место. У Рюрика была богатая родословная, сплошь состоящая из университетских филологов, а Иван мог похвастать разве что отцом-инженером и матерью, прозябавшей в районном отделе образования. Рюрик пользовался популярностью у хорошеньких филологинь, а на занятия к Ивану ходило совсем немного народу. Асланян воплощал тип модного левого интеллектуала и был идолом для хипстеров. Ауслендер был мешковат и нерешителен. Однажды Рюрик попросит Ивана выступить за него на митинге, тот неожиданно для себя согласится и – откроет дверь в новую жизнь. Точнее, у этой двери вплотную окажется читатель. «Любой выбор ложен, а сама возможность выбирать иллюзорна. Так в чем смысл и как эти кукольные выборы могут быть честными или нечестными? Марионетки в конечном итоге всегда выбирают очередного Карабаса-Барабаса; лучшее, что может сделать умный Буратино, – это порвать холст иллюзии в очаге каморки папы Карло и уйти за кулисы, где можно обрести внутреннюю свободу, свободу по ту сторону сцены».
Е.К.
 |
Лев ХАЛИФ
ЦДЛ
М.: Центрполиграф, 2017 год. – 542 стр.
Тираж 2 000 экз.
«Из чего твой панцирь, черепаха?»
Литературные сплетни сорокалетней давности
«Он был огромен и красив какой-то неземной мужской красотой. Я не знаю точно, когда он появился в Москве и вообще – оттуда взялся. Кажется, все-таки, из Ташкента. Потому что, явно восточный человек, сразу же пришел к Назыму Хикмету. А в 1956 году весь литературный мир Москвы ошарашил целый разворот (на двух полосах!) стихов никому не известного Льва Халифа с посвящением Назыма Хикмета во всемогущей в то время «Литературке», – так выглядел Лев ХАЛИФ, по словам Леонида Лернера («Обыватель», obivatel.com). Широкая общественность запомнила его, как это бывает с поэтами, по четверостишию под названием «Черепаха». «Мы жарили мясо, заливали его вином и играли в шахматы. То были чудесные вечера, полные юмора и хохм. Хохмил, в основном, Лев, неистощимый остроумец. «На сцену выбежал Отелло, загримированный под Мордвинова, – начинал он, отодвигая из-под шаха короля. И когда получал мат, резюмировал: «Когда бы жен своих/Душили мы за шалость,/То даже б завалящих не осталось». Показывая книгу Юрия Трифонова (в то время властителя умов московской интеллигенции), в одном рассказе ловил его на плагиате. Ибо блестящее четверостишье, которым орудовал один из его героев, принадлежало именно Халифу. Теперь его многие знают и цитируют при случае. «Из чего твой панцирь, черепаха?/Я спросил и получил ответ:/Он из пережитого мной страха/ И брони надежней в мире нет», – напоминает Лернер. В 50-е годы «Черепаха» ходила в списках. Ее брал эпиграфом Юрий Домбровский, но цензура эпиграф сняла. Однажды ее напечатали миллионным тиражом на обложке журнала «Кругозор». В роман Василия ГРОССМАНА «Жизнь и судьба» она вошла уже как фольклор. Роман про ЦДЛ (Центральный дом литераторов в Москве) написан был в России, но вызвал скандал и негодование коллег по писательскому цеху. В 1974 году ХАЛИФ демонстративно вышел из Союза писателей, в 1977 году эмигрировал. В 1979 году издательство «Альманах» в Лос-Анджелесе впервые опубликовало книгу прозы «ЦДЛ». В 2001 году екатеринбургская «У-Фактория» напечатала ее дополненное издание.
Е.К.
 |
Джо АБЕРКРОМБИ. Полвойны
Серия: Черная Fantasy
М.: Э, 2016 год. – 464 стр.
Тираж 5 000 экз.
Всякий герой для кого-то злодей
Властвовать означает одним плечом навсегда окунуться в сумрак
Третий роман из цикла «Море Осколков» хотя и числится, как и предыдущие, подростковым, куда жестче предшественников: «Он облапил разбитой кистью руку Рэйта, но тот вырвался и вогнал нож противнику чуть ниже шлема, под самое ухо. Нижеземец, казалось, несказанно изумился, когда на его святой оберег полилась кровь. Видать, верил, что воюет за правду, под сенью правильного бога, в войске праведного короля. В конце концов, всяк придумает, как себя убедить, что его дело правое. Теперь же, пытаясь соединить лоскуты разорванной шеи, нижеземец спохватился, что побеждают не праведники, а тот, кто крепче бьет и бьет первым».
В каждом последующем романе трилогии – новые главные герои, а те, кто был главным в предыдущем повествовании, передвигается в персонажи второго ряда. Здесь перед нами трое: принцесса Скара, чье королевство было разрушено, а родители убиты, ее телохранитель Рэйт, приставленный к ней союзниками, не только для охраны, и ученик уже знакомого нам отца Ярве – Колл, разрывающийся между служением и любовью. Все юные. Но герои «Песни Льда и Огня» Мартина не старше – для телесериала набирали актеров куда более возрастных, чем предусмотрено книгой. Мир романов АБЕРКРОМБИ жесток, и если ты не будешь соответствовать этому миру, тебя быстро закопают в могилу и забудут: «Раньше я думала, что в мире живут герои. Но мир, сестра Ауд, наоборот, полон чудовищ. – Отвернувшись от погребений, она двинулась назад, к Мысу Бейла. – И, пожалуй, лучшая в нем надежда – на то, что самые страшные из них в наших рядах».
Кровавые битвы, лязг мечей, хрипы раненых – это лишь полвойны. Другая половина – это переговоры, заверения, обманы, тайные союзы, намеки, нужное слово в правильную минуту. Принцесса без войска, которую соратники даже не рассматривали как серьезного союзника, а враги не видели как соперника, на протяжении книги в мире, где все дороги – кривые, успешно совершенствовала умение лавировать в этой второй, невидимой половине войны, и добилась успеха.
mif1959
