Министр "на кухне"
Заместитель председателя правительства Омской области, министр здравоохранения региона Андрей СТОРОЖЕНКО побывал на «кухонных посиделках» в газете «Коммерческие вести». В разговоре с журналистами Андрей Евгеньевич рассказал, как ему работается в должности зампреда, какие проблемы видит в курируемых отраслях, но больше всего говорил, разумеется, о наиболее близкой ему сфере — здравоохранении. Ключевые моменты беседы записала обозреватель «КВ» Ольга УМОВА.
— Андрей Евгеньевич, вы теперь отвечаете не только за минздрав, но в должности зампреда курируете еще и минтруд, и минспорт. Уже ощутили, как изменился объем работы? (уже после встречи — с 29 августа — полномочия по курированию минспорта были переданы другому зампреду)
— Скажу откровенно: объем работы добавился огромный. Тот же минтруд — это более сотни структурных подразделений, плюс 33 МФЦ, почти 13,5 тысячи человек в отрасли, под 14 млрд рублей ежегодный бюджет, в общем, целая махина. И куча курируемых этим ведомством направлений: соцзащита, выплаты и льготы, занятость, охрана труда, программа «Доступная среда» и так далее. Плюс пока в моем ведении минспорта, там тоже 25 самостоятельных учреждений, огромное количество людей. Вникаю. Ну и родное здравоохранение осталось за мной. Конечно, все эти отрасли пересекаются, так, с минспортом мы всегда работали в рамках детской оздоровительной кампании, с минтрудом тоже взаимодействовали, ведь их стационары, где лежат пенсионеры и инвалиды, это практически больницы, и я представление имею, что это такое.
— И в минтруде и в минспорте есть министры, которые за свои отрасли отвечают. А зачем тогда вам во все вникать, если, по сути, вы работаете, скажем так, на стыке? Может, вы должны вникать только в те моменты, которые министр решить не в силах?
— В целом вы правы, моя должность зампреда стыковочная и в итоге я отвечаю в том числе за работу различных межведомственных комиссий, созданных на стыке этих министерств. Но чтобы чем-то рулить, нужно это что-то хорошо знать. Нужно понимать, какие проекты министерства курируют, в каких федеральных проектах участвуют. А дальше будем определяться по острым моментам. Такой острый момент, впрочем, могу уже назвать: СКК имени Блинова — проблемный на сегодня объект, думаем, что с ним делать. Говорят, что частникам продадим, но это неправда, никому мы не продаем. А то, что 40 лет здание не ремонтировали, это правда, и закрыли его правильно, потому что эксплуатировать опасно. Сегодня определяется финансирование, проектно-сметная документация, и СКК имени Блинова будет приведен в порядок.
— Какие-то еще острые моменты успели возникнуть за то время, пока вы являетесь заместителем председателя правительства?
— Напомню вам, что я в этой должности работаю всего около месяца. Основная задача сегодня одна: мы готовим бюджет следующего года и должны не свернуть ни одной работающей в этом году программы, постараться сохранить в полном объеме льготы и другие выплаты, постараться сохранить финансирование учреждений. Непросто обеспечить финансированием социальные выплаты и льготы, сегодня их получают 538 тысяч человек в регионе. И понятно, что любое действие власти в этой сфере вызывает ответную реакцию населения.
Еще одна задача, стоящая сегодня по минтруду, связана с тем, что Росреестр в Омской области закрывает 53 окна приема граждан кадастровой палаты, все услуги будут предоставляться в МФЦ. И если в наши городские МФЦ поступало около 130 тысяч обращений в год, то в Кадастровую палату поступало 180 тысяч обращений в год. И теперь эти 180 тысяч придут в МФЦ, и для того чтобы справиться с объемом задач, нужно подготовить здания, рабочие места, подготовить людей к переходу из Росреестра в МФЦ. И этим мы сейчас занимаемся, найдены средства, чтобы уже в этом году кое-где в МФЦ сделать ремонт, приобрести дополнительную технику.
— Дополнительные МФЦ придется в связи с этим открывать?
— У нас есть одно здание на улице Железнодорожной, которое мы заканчиваем ремонтировать, и откроем там дополнительный центр, кроме того, обсуждается возможность использовать под МФЦ здание, занятое самим Росреестром, возможно, возьмем его в оперативное управление. В целом же пока есть уверенность, что справимся силами существующих центров. Где-то будем увеличивать время работы до 8 вечера, где-то субботу и воскресенье сделаем рабочим днем, плюс хотим для оказания услуг по кадастру сделать в МФЦ отдельные окна, чтобы на начальном этапе сразу напряжение снять.
— Сколько сотрудников Росреестра потеряют при этом работу?
— Да не должны потерять, я думаю, к нам в МФЦ они и перейдут.
— Андрей Евгеньевич, вы упомянули о необходимости сохранить все существующие выплаты и льготы. Но вместе с тем в Омской области время от времени начинают разговор о необходимости льготы оптимизировать, усилить адресность…
— Пока таких решений не планируется, это я вам точно говорю. Задача стоит четкая — сохранить максимально в бюджете 2018 года все то, что было предусмотрено в бюджете 2017 года. Будет ситуация с бюджетом лучше — найдется куда направить средства.
— Куда, например?
— Например, с каждым годом растет количество пациентов, получающих дорогостоящие препараты за счет областного бюджета. Эти люди без своих лекарств жить просто не смогут. Сейчас, допустим, у нас есть два пациента, лечение которых обходится нам в 32 млн рублей в год.
— То есть грубо говоря, приходится выбирать – сохранить жизнь двух этих человек или на эти же деньги, например, пролечить 50 детей…
— А выбора никакого нет, я же не бог. Даем всем, кому положено.
— Но ведь есть лимиты на финансирование.
— Здесь я благодарен губернатору за его однозначную позицию – исполнять все обязательства перед гражданами. Мы получили два или три месяца назад дополнительно 100 млн рублей на лекарства, и если все сложится, очередными изменениями в бюджет получим еще до 100 млн рублей. Пока провала по этому направлению у нас нет, все, кто должен, получают препараты. Заболевания очень серьезные, никакого баловства мы здесь допустить не можем: если человек не получит препараты, то через месяц умрет.
— В ряде регионов уже известны такие случаи.
— Вы, наверное, не знаете, но мы единственный регион, который дает бюджетные деньги, к примеру, на подбор костного мозга для пересадки детям, которые лежат в онкогематологии. Сходите, посмотрите в глаза этим малышам — я лично там долго находиться не могу, плакать начинаю. И мамочки говорят: если бы мы к вам не попали, мой ребенок бы умер. Так что плюсы и у нас есть.
Заметили? О чем бы вы ни спрашивали, я к медицине скатываюсь. Мне о своем пока, конечно, проще говорить, во всю остальную социалку еще не до такой степени погрузился.
— И все же вернемся к остальной социалке. Какие-то задачи ведь по тому же спортивному направлению губернатор перед вами поставил. Расскажите, какие?
— Конечно, задачи поставлены. Развитие спорта, и не только профессионального, запуск и развитие тех спортивных центров, которые построил Газпром, стоят задачи по детскому оздоровлению.
— В целом-то спортивная отрасль недофинансирована, как и культура, согласитесь?
— При дефицитном бюджете недофинансирование по всем отраслям чувствуется.
— На сколько процентов?
— Не буду говорить. Сравните с бюджетами других регионов и все поймете. Бюджет ханты-мансийского здравоохранения, где 1,6 млн жителей и 90 лечебных учреждений, — 58 млрд рублей. У нас 1,9 млн жителей, 115 учреждений, то есть объем больше, а финансирование отрасли составляет 24 млрд рублей в год. При этом показатели у нас все равно лучше, и это работа наших докторов, наших главврачей.
— А какие показатели вы сравниваете?
— Есть установленные федеральным Минздравом индикаторы, на которые мы все опираемся: материнская и младенческая смертность, смертность от туберкулеза, от болезней систем кровообращения, смертность от онкологии и так далее. Есть еще такой спорный показатель, как смертность при ДТП.
— Почему спорный?
— Потому что он зависит не только от медиков, мы-то с ДТП принимаем всех. Но за июнь, например, смертность в авариях у нас резко выросла, причем прямо на месте ДТП. Скорая приезжает, как и положено, в среднем за 14 минут, и мы забираем всех, кого можем забрать, но всех тех, кто умер на месте, тоже учитывают в наши показатели. Впрочем и здесь мы держим цифры ниже, чем в среднем по РФ, потому что у нас хорошо срабатывают травмоцентры, в том числе наш Центр медицинских катастроф на федеральной трассе.
— Где он находится?
— На трассе на Тюмень, 100 км от города. Мы поставили там три кунга хороших, там врачи и живут, и операционная у них там же, и круглосуточно дежурит машина реанимации. И получается, что у них плечо очень короткое, до аварий доезжают быстро. Года четыре-пять он уже стоит там. Я когда езжу в ту сторону, если не заезжаю к ним, то всегда сигналю.
— Какое-то время назад шла речь о привлечении в маленьких деревнях к оказанию первой медицинской помощи домовых хозяйств. Как этот проект работает?
— 459 у нас таких домовых хозяйств сейчас по всей области. Мы собрали людей с горящими глазами из этих деревень, скомплектовали каждому по огромной сумке, где есть все необходимое для оказания помощи на самом первом этапе, купили каждому сотовый телефон, научили на муляжах необходимым манипуляциям – остановить кровотечение, измерить давление, снять болевой синдром в сердце и так далее. По сути, это те же парамедики, с помощью которых во всех капиталистических странах медицина работает. Как он действует? Первую помощь оказал, больного уложил, тут же позвонил в скорую, и либо консультацию получил, либо тут же машина вылетела. В итоге у нас за полгода в домовые хозяйства поступило 2440 обращений. Половина из них – стенокардия, другие заболевания сердца, то есть реально людей эта система спасала. Плюс к этому мы сейчас в числе 34 регионов вошли в пилотный федеральный проект по санавиации.
— И каким образом вошли?
— Раньше мы использовали один вертолет для больных – старенький Ми-2. Месяц назад мы получили летные часы для второго — Ми-8. Сэкономили на торгах, объявили вторые торги и через месяц, как мы рассчитываем, отыграем дополнительные летные часы для привлечения еще одного МИ-8. Мы за месяц в итоге сделали 68 вылетов, 125 больных посмотрели, 87 больных вывезли, из них 26 детей. Сравните сами: раньше у нас было 200 летных часов, сегодня 1,5 тысячи часов. И мы закрыли таким образом труднодоступные районы.
— И условия перевозки улучшились?
— Конечно, в том же Ми-2 у нас только сидячие места, и я не представляю, как наш детский реаниматолог вывез на этом вертолете из Усть-Ишима на руках двух новорожденных, причем еще и с двумя кислородными баллонами за спиной.
— А где базируются ваши вертолеты? И на каких условиях вы их используете, арендуете?
— Есть площадка на аэродроме в Омске, которую мы арендуем, плюс есть наша площадка в Таре, и сейчас мы доделываем площадки в Усть-Ишиме и Тевризе. Сейчас привлекаемые нами вертолеты стоят в Омске, будет третий вертолет, поставим его в Таре. И да, мы их арендуем, платим за летный час.
— Расходы, наверное, серьезные на вылеты.
— Да какая разница, зато людей сколько спасаем. Тем более что мы вошли в федеральный проект и получаем на это финансирование, на 2017 год нам с учетом приобретения летных часов выделено Федерацией 130 млн рублей и около 15 млн рублей составило софинасирование из областного бюджета. На будущий год уже 140 млн рублей на этот проект заложено, область эти деньги пока за свой счет зарезервировала, но потом Федерация их возместит. И уже сегодня по количеству вылетов мы в десятке лучших стоим. А это непосредственно влияет на показатели смертности. Ведь как можно бороться со смертностью при тех же заболеваниях системы кровообращения? Только быстрым оказанием медицинской помощи. Быстро привезли, быстро прооперировали, человек жив остался, инвалидом не стал.
— Раньше разные ведомства совмещали вылеты, летел вертолет пожарных и с ними врачи, чтобы больных посмотреть.
— Сегодня мы свои вертолеты не имеем права использовать ни для каких целей, кроме как для оказания медицинской помощи. Они же еще и с медицинскими модулями, там и лежачее место для пациента, и дыхание, и дефибриллятор, и ЭКГ, и капельница, почти что палата реанимации, в общем.
— Если деньги Федерации на вылеты не используете, то вернуть придется?
— Такого не случится. У нас каждый день в 8 утра селекторное совещание по видеоконференцсвязи со всеми главврачами ЦРБ. Каждый главврач докладывает нашим специалистам о своих пациентах в реанимации, определяется на каждый день план, кого и откуда нужно вывезти.
— В марте на совете глав председатель сельсовета Тарского района эмоционально говорил о том, что медицина в районе выхолащивается, что все более-менее значимые процедуры проводят в городе. Вам не кажется, что это неправильный путь, который ведет к тому, что в селах вообще никого не останется?
— Председатель сельсовета не знает, о чем говорит. В Таре за последние пять лет ситуация изменилась в корне, там организован межрайонный центр, сделан ремонт, закуплено оборудование, современный томограф, и там уже сейчас начали менять суставы, в том числе и тазобедренные. Это уровень нашей сельской медицины.
— А в чем экономический смысл в Таре суставы пересаживать?
— В том, что там рядом Усть-Ишим, Знаменка, Седельниково, Тевриз. И всем им теперь не нужно ехать в город за кучу верст, они могут нужные операции сделать в Таре. Такие же межрайонные центры у нас в Калачинске и Исилькуле. Так что это неправда, что в районах нет медицины. И надо ли в каждом районе делать операции на сердце, надо ли пересаживать суставы? Это ведь специализированная помощь.
— Расскажите, как у омского минздрава складываются взаимоотношения с частной медициной по программе ОМС.
— Существует дорожная карта Минздрава РФ, где определены показатели по работе с частными организациями в системе ОМС. Нам определен показатель в 10 или 12%, точно не помню. А у нас сегодня показатель этот колеблется в районе 4,3-4,7% — такая часть денег территориального фонда ОМС уходит частникам, то есть мы пока отдаем им даже меньше, чем должны.
Плюсы работы с частниками очевидны: мы не тратим деньги на здания, ремонт, оборудование, технологии, платим им по тому же самому тарифу, по которому платим за эти услуги своим больницам. И мы первые в России, кстати, запустили частную скорую в свой пункт 03. И этот наш опыт работы со скорой «Евромеда» взяли на страну. Частник получает от нас команды, задания. Инфаркт, резаный, наркоман, бомж, алкоголик, чиновник – без разницы, едет, а мы платим ему по тому тарифу, по которому работает и наша скорая. Только не платим за автомобиль и бензин.
— И какой объем работы они у вас забирают?
— 1600 вызовов они у нас сделали. Более того, они готовы дальше работать с нами, купить еще от 5 до 10 автомобилей и скомпоновать целую подстанцию.
— И «Евромеду» это выгодно?
— Значит, выгодно, ведь там умные люди, и они выстраивают настоящее социальное партнерство. В Рябиновке «Евромед» подарил нам – передал в безвозмездное пользование — полностью отремонтированную и укомплектованную поликлинику. Им этот проект обошелся 30 млн рублей. А когда мы заходили с большими усилиями на ангиохирургию и стентирование, кто к нам пришел? Опять же «Евромед», у них было шикарное оборудование, мы первые в России им субсидию отдали и разве плохо сделали? Люди также бесплатно там все стали проходить за счет фонда ОМС. Другой проект с «Евромедом» – по онкореабилитации. Более 4 тысяч человек реабилитацию прошли в санатории «Оазис», мы бы это никогда не потянули, у нас этого этапа реабилитации в регионе не было никогда. А я ушат грязи на себя принимаю уже который год за то, что проект частнику отдал. Раз двадцать нас проверили с этим проектом прокуратура и СК и ничего, понятное дело, не нашли.
— Когда ГБ № 2 закрылась, отделение рассеянного склероза в «Рассвет» переехало, а потом быстро съехало. Почему?
— Я тогда Нателу Олеговну пригласил (сам пригласил, учтите!) и сказал: у вас там хороший санаторий, но есть проблемы по реанимации, еще кое с чем, мы к вам сейчас рассеянный склероз переводим, но вы за год решите эти свои проблемы. Что в итоге? За год-полтора ничего сделано не было, так и не появилось полноценное отделение реанимации. И нам пришлось тяжелых пациентов из «Рассвета» вывести, все остальное – и неврологию, и детскую реабилитацию мы оставили. Объемы у нее по-прежнему наши, таким образом, есть. Детскую реабилитацию хотя, наверное, все же заберем к себе, у нас в центре на Блюхера условия лучше, просто там возможности организовать круглосуточное пребывание нет, а в «Рассвете» есть. Решим этот вопрос и заберем.
— Вы говорите, объемы у Нателы ПОЛЕЖАЕВОЙ остались. Так почему же она вас критикует так рьяно, как думаете?
— Может, любит. Девушки же народ странный. Логике, по крайней мере, не поддается такое поведение – зачем обливать грязью ведомство, которое тебе дает деньги? 45 млн рублей в год из фонда ОМС она получала. И да, нам тоже досадно, что так получилось, мы тоже рассчитывали, что больные с рассеянным склерозом у нас останутся в «Рассвете».
— А что со зданием ГБ № 2, его продали?
— А почему вы мне задаете вопрос этот? Имуществом распоряжается министерство имущественных отношений, оно и продажей занимается. Мы, конечно, заинтересованы в продаже, потому что чем быстрее оно будет реализовано, тем быстрее мы получим деньги на поликлинику, которая находится рядом, такие договоренности есть. Меня вообще удивляют эти слухи о том, что СТОРОЖЕНКО продал здание ГБ № 2 «Евромеду». Во-первых, если бы они хотели купить, то купили бы, во-вторых, туда надо заходить с каким-то огромным проектом, там здание большое. Ко мне обращались люди, мы им сделали предложение открыть там больницу сестринского ухода, типа хосписа, чего у нас в Омской области нет. Тогда бы мы не стали продавать задние, а реализовали проект в рамках ГЧП. Правительство, таким образом, вошло бы в проект зданием, частник – ремонтом, содержанием и прочим. Месяца два назад этот разговор был, ушли, пока не возвращаются. Но это очень нужный проект, у нас в городе одно только хосписное отделение на базе ГБ № 17, крайне востребованное направление.
— В частных клиниках работают ваши же доктора на совмещении. Почему они не уходят от вас совсем? У частников зарплата больше.
-Частных онкодиспансеров нет, нет частных клиник по пересадке суставов и не будет их. И все доктора получают квалификацию у нас. И я главврачам говорю: зачем вы отпускаете своих докторов на совмещение, вы им разрешайте у себя в больнице вечером принимать за те же деньги, которые люди платят частникам, только на законных основаниях, договор аренды помещения и так далее. Забирайте процентов 30 от заработанного на нужды больницы, и всем будет хорошо.
— А как к этому отнесутся пациенты?
— Нормально отнесутся, есть ведь закон о платных услугах. Человек в свободное от работы время идет консультировать на арендованной площади пациентов за деньги. Что в этом плохого? Тем более что пациенты ходят за теми же самыми услугами в частные клиники к тем же самым врачам.
Любая больница сегодня оказывает платные услуги в рамках положения, в рамках реестра цен. И если главврач нормальный и правильно пользуется этим инструментом, на него и жалоб нет. А если тупо с пациентов деньги берут, за это наказывать надо, и мы наказываем.
— А вам не кажется, что с развитием частной медицины государственные медучреждения лишаются работы? Или они не справляются?
— Судите сами: мне сегодня нужно 108-109 бригад скорой помощи по городу. А работает 96. Взять то же стентирование, если государственные клиники будут завтра справляться с объемом, я без зазрения совести перестану в этой части работать с частниками. И так далее.
— У минздрава огромный объем закупок. Как осуществляется контроль за ними?
— Есть закон, есть такое понятие, как предельная максимальная начальная цена контракта, есть мониторинги, есть ФАС, есть прокуратура. Плюс мы еще стараемся обеспечить экономию. Так, за последние два месяца наши торги на сумму 259 млн рублей дали нам экономию 75 млн рублей. О том, что на закупках где-то кто-то ворует деньги, давно забыть пора. Электронные площадки – это вообще суперпрозрачная система, участвовать в ней может кто угодно несмотря на то, что мы порой от этого страдаем, когда заходит непонятно кто на ту же стройку, а потом заваливает нам объект. С медикаментами в этом плане проще -, там есть сертификаты, есть официальные дистрибьюторы заводов-производителей и с ценой там уже никто не играется.
Хотя профессиональных жалобщиков это не останавливает. Не так давно была жалоба на то, что мы превысили начальную цену контракта по закупкам физраствора. Цена была установлена 100 рублей, мы стартовали с 44 рублей, но жалоба все равно пошла, нас полтора месяца проверяли, получили в итоге отказ в возбуждении уголовного дела. Прошло две недели, поступила точно такая же жалоба, и опять отказ в возбуждении уголовного дела. Мы в этом живем. Причем пишут одни и те же люди, просто меняют формулировки, чтобы нельзя им было отказать в рассмотрении.
— Часто омичи судятся с больницами и по каким вопросам?
— На самом деле нечасто, что-то решаем на досудебном этапе. Есть за последнее время 4-5 резонансных дел, которые на слуху. В Ленинском округе признали врачей виноватыми в смерти девочки. А по роддомам только в одном случае условный срок, а остальных оправдали. Но никто перед врачами не извинился, хотя обливали грязью как могли. В целом, если анализировать поступающие жалобы, 90% из них свидетельствуют только о том, что не умеем разговаривать. Оперирует врач хорошо, но не сдержался, эмоции допустил, накричал, и жалоба пошла. И только 3-4% жалоб по лечебным вопросам, по лекарственному обеспечению.
— Как сейчас обстоит дело с укомплектованностью терапевтами и педиатрами? Со скорой помощью?
— С участковыми врачами тяжело. Единственное, сейчас немного поменялся закон в отношении выпускников медакадемии, которые учились на бюджетном. Теперь они у нас год должны отработать, прежде чем куда-то идти. И в сентябре текущего года мы получим сразу почти 60 специалистов – 24 педиатра и 35 терапевтов.
— А если не пойдет выпускник работать на участок?
— Его тогда не примут нигде по специальности. Год он должен отработать у нас на участке и только потом сможет получить направление куда-то. А что касается скорой, мы ей занимались почти пять лет, и в прошлом году наконец у нас пришло 90 человек на скорую. Раньше там было 80% изношенного транспорта, дикие условия, зарплаты копеечные, сегодня поправили эти позиции, и сразу результат виден.
— Что с поликлиникой на 1000 посещений?
— Мы рассчитываем, что в 2018 году она будет достроена. Объем работ выполнен приличный, закуплена часть оборудования, вся мебель.
— Какие-то еще объекты, проекты по линии здравоохранения есть у вас сейчас в первой очереди?
— Сейчас мы отрабатываем проект в областной больнице по кардиохирургии, там у нас будет освоена эндоскопическая замена клапанов. Будем продолжать развивать наши межрайонные центры, донасыщать их, будем развивать использование вертолетной техники. Надо ввести в работу ДКБ № 3, которая стоит готовая, сейчас получаем лицензию. И по-прежнему делаем упор на информатизацию, электронные очереди, электронные больничные листы, на переход на индивидуальные электронные медкарты. Сюда нужно вкладывать деньги, чтобы разгрузить врача, упростить его работу.
— Андрей Евгеньевич, любопытно, как вы относитесь к народной медицине, к знахарям разным?
— Если нормально лечат, пусть лечат. Помогают ведь и травы, я, как уролог, знаю. Но все же лучше подстраховаться и обратиться к врачу.
Ранее интервью было доступно только в печатной версии газеты "Коммерческие вести" от 17 августа 2017 года
