Весна на Советской улице

«Весенние побеги» — пьеса немецкого драматурга Франка ВЕДЕКИНДА, впервые опубликованная в 1907 году, в тот же год была поставлена в театре Комиссаржевской Всеволодом МЕЙЕРХОЛЬДОМ. Если сто лет назад спектакль, обозначенный ВЕДЕКИНДОМ как трагедия детской души, вышел с многочисленными недоговоренностями в результате работы церковной цензуры, то в интерпретации РЕХТИНА трагедия превратилась в «драму на фоне карнавала» и даже более — как бы получила продолжение. ВЕДЕКИНД писал свою пьесу в то время, когда европейскими интеллектуалами подлинным евангелистом признавался исключительно Зигмунд ФРЕЙД, и мысли о необходимости раскрепощения сексуальности, освобождения ее от давления общественной морали для достижения личного и все того же общественного счастья были столь же естественными, как учение МАРКСА для мозгов преподавателя научного атеизма. Революционность идей была так привлекательна, что на неудобные моменты было смотреть неохота. РЕХТИНУ же спустя век поразмышлять о плодах сексуальной революции стало охота, и он вступил в схватку с автором, без игры в пуританина и ничуть не умаляя проблем, связанных с пробуждающейся сексуальностью у подростков.

Пространство «Побегов» поделено на два мира: мир детей и мир взрослых. Первым еще незнакомы проблемы вторых, вторые уже не понимают проблем первых или делают вид. Поэтому взрослые персонажи в постановке РЕХТИНА и есть карнавал масок, рассуждающих об аморальности подрастающего поколения и в следующий момент обнаруживающих, что их личная «высокая мораль» произрастает из самого что ни на есть аморального места. Дети на сцене, с одной стороны, объект насилия, нуждающийся в сочувствии зрителя, с другой — из-за масок взрослых выглядывают лишь лица из прошлой сцены: актеры вовлечены режиссером в бесконечную цепь переодеваний. РЕХТИН все время пытается нащупать границу перехода человека из одного состояния мироощущения в другое, обозначить момент инициации. И драматизм «перехода» по-рехтински — это появление чувства вины, которое во взрослой жизни является своего рода катализатором, превращающим одних в уродов, других — в героев. Но это уже так, не более чем маргиналии, которые режиссер дает прочесть зрителям в финальной сцене «Побегов», когда главный герой спектакля уже сознательно садится в трамвай, идущий по маршруту «Дети — Взрослые» и, прощаясь с детством, вроде обещает помнить его уроки, но..... трамваи ходят по кольцу, и каждый вновь родившийся на земле неизбежно будет вовлечен в его движение — то ли пассажиром, то ли оказавшись под его колесами.

Спектаклю всего еще месяц, и между представлениями продолжается напряженная работа режиссера с актерами. В спектакле все на месте — и сценография, и музыка. Весьма внятна сама структура спектакля. Лишь маленькая проблема, заставляющая РЕХТИНА и его артистов забыть напрочь об отдыхе, — в иных сценах игра актеров ниже градуса материала, что объясняется отсутствием дистанции между предметом и его образным переживанием: все-таки труппа Северной драмы весьма молода. Удастся РЕХТИНУ каким-то чудом «состарить» своих подопечных — «Весенние побеги», несомненно, станут очередной яркой работой молодого театра, если нет..... впрочем, у РЕХТИНА нет выбора.

— Несколько вопросов главному режиссеру Константин РЕХТИН: «Для русской культуры понятие стыда чрезвычайно важно».

* Почему ВЕДЕКИНД?
* Если бы не случилось революции в 17-м году и мы бы развивались как все европейские страны, эта пьеса сыграла бы свою роль в том плане, что какие-то моменты так называемой сексуальной революции проходили бы у нас гораздо спокойнее, не так аврально, как это есть сейчас. Когда я нашел эту пьесу в библиотеке им. ПУШКИНА, книжка 1907 года выпуска была зачитана до дыр. Для западного мира эта пьеса стала каким-то звеном в развитии нравов, для нас же ее звучание сейчас довольно своеобразно.

* Что вы имеете в виду?


* Для меня, как человека, выросшего в закрытом обществе, манифест свободы тела и идея равенства его душе — не что иное, как симптом нравственного разложения. ВЕДЕКИНД не ставит таких проблем, многое недоговаривает, в его задачи входило расшатать старое общество. Сейчас уже этот процесс невозможно воспринимать однозначно. А в русской культуре, где понятие стыда чрезвычайно важно, вообще эту проблему можно рассматривать лишь в контексте грехопадения.

* Вы думаете, сейчас стыд — это актуально?


* Думаю, еще да, несмотря на постоянную работу телевидения по размыванию этого понятия. Во время работы над спектаклем я регулярно смотрел чисто российский проект «Дом-2», и каждый день рассказывал актерам новости оттуда, на какую еще степень бесстыдства способны люди, что, надеюсь, помогало артистам понять, какие бездны таит в себе человек.

* Основные ваши зрители — тарчане, для них актуальны эти проблемы?


* Здесь есть все, что и в Омске, те же болезни: наркомания, игромания. И здесь точно так же подрастающее поколение мучается вопросами полового созревания. Никакой разницы нет. Ведь главный вопрос, который ставится перед молодым человеком этим спектаклем, — человек ты или скотина и как ты впервые познаешь женщину, будущую супругу — как собаки на улице, или каким-то другим образом? Главный зритель у «Весенних побегов» — молодежь. И я думаю, у спектакля, в свете выше сказанного, есть определенная миссия.