Моя мечта – о львах. Каменно-белых под невесомым, прозрачным, струящимся как шелк голубым небом. Настолько нежным, что ему под силу удержать только пух облаков. А ветер – дерзкий, своевольный, свободный ветер открытых морей – подчиняясь лишь собственной воле, гонит и гонит эти белые облака, как отары овец, с одного острова на другой. Но везде – только скалы, укрытые выгоревшей дожелта травой, да колючки… И выжить в этой средиземноморской саванне способны лишь львы.
Встретив их, ветер вдруг становится ласковым и лижет, как кошка, белых львов, будто сахар – век за веком.
Потому, верно, их тела – и без того поджарые – стали стройными, как у балерин, от чего лишь заметнее мускулистая сила когтистых лап. Шкуры, впитавшие соль ветров, ослепительны и шероховаты. А мощные шеи, не обремененные гривой, вытянуты вперед, и пасти разинуты в беззвучном предупреждающем рыке. Здравствуйте! Львы острова Делос, стерегущие священное озеро,.. которого уже нет…
Близнецы
Любой путь начинается с пустяка. С книжки, прочитанной в детстве, с рассказанной кем-то истории, со случайно увиденной открытки, мифа, сна… И вот, годы спустя, одни отправляются в путешествие, чтобы заново открыть свою Трою, другие – чтобы забраться на сверкающую вершину Килиманджаро, третьи – чтобы познакомиться с Джокондой.
Я же всегда хотел увидеть неправдоподобных львов, живущих на острове Аполлона – пустяк, с которого начался путь. Сперва на Крит, потом – на Миконос, и вот – Делос.
…Тихо. Нет ничего, громче моря, ни одного звука. Остров – плошка суши, кинутая кверху дном на его пронзительно синюю гладь. Соль ветра. Сухая полынь. И от края до края, от моря до моря – руины. Город. Останки. Древних греков, римлян, орд Митридата. Здесь – храмы всех дохристианских религий. Побежденные, брошенные и… вечные, застывшие памятниками самим себе, навсегда обреченные на лаконичную недосказанность форм –временем, ветром, тишиной.
Тишиной, которая родилась тогда, когда возлюбленная Зевса по имени Лето, сжав зубы от боли, в муках, длившихся девять дней, держась за пальму на склоне невысокой горы Кинф, венчающей затерянный в море блуждающий Делос, куда ей пришлось бежать от гнева законной жены громовержца, произвела на свет двух бастардов, двух близнецов – Артемиду и «младшенького» Аполлона. Но дети бога стали богами. Как иначе? То, что не позволено смертным… не нашей меркой и мерить.
Остров, прежде носимый волнами, замер на месте. Время над ним побежало стремглав, и быстро – за считанные дни – вырос и окреп Аполлон, став любимцем муз и людей. А люди с тех пор никого не хоронили в этой земле и никого не рожали, переправляя рожениц и смертельно больных на соседнюю с Делосом Ортигию – она стала и роддомом, и кладбищем.
Песнь пустоты
Теперь время замерло. Не шелохнется. С вершины той самой горы Кинф виден весь город, посеянный квадратами и цепочками камней на плоской, желтоватой ладони земли. Колонны, как спички, редкие ворохи пальм и аллея львов лентой спичечных коробков у дальнего пригорка. А за ним – синь Эгейского моря, перетекающая в холмистые силуэты таких же крошечных безлюдных островков и выше, уже порядком вылиняв, в голубизну неба.
И никого. Хотя в маленькой бухте один за другим швартуются кораблики, высаживая десант туристов. Но наше время уже не в силах вновь заселить дома древних, от которых местами осталось немало – почти все, кроме крыш. И даже если чуть потрудиться, можно восстановить брошенный водопровод, акведуками врытый в землю.
Кварталы тесных «хрущевок» прерываются виллами знати. С атриумами — центральными дворами, окруженными колоннадой. С анфиладами маленьких комнаток, проникнув в которые, еще и теперь всей кожей и душой ощущаешь всю полноту и суть их статуса — покои. Особенно сейчас, когда вместо крыши – небо.
А пол – мозаика: дельфины плещутся вокруг якоря, музы играют на арфах, волны бегут по кругу и божественного седока несет леопард.
Мраморные столики с видом на море – в ожидании гостей. Рядом, в музее – строй винных амфор, кувшинов, кубков и прочей утвари – ничто не мешает устроить пир. И красавицам будет во что нарядиться – такой драгоценной коллекции сережек, бус, ожерелий, браслетов, колец в наши дни не сможет позволить себе ни один нувориш.
Широкий галечный пляж еще помнит купальщиц. А громадная статуя римскому генералу лишена головы – видно, в отместку за то, что красотой своего торса прототип превзошел богов. И боги – все в своих храмах. Живут по сей день, одетые в мрамор. Их быт аскетичен: кто нынче подарит им жертвы? И гимны, что пели в их честь, давно позабыты…
Не сейчас и не здесь
Делос! Край мостовых, по которым веками никто не ходил, кроме ящериц всяких цветов и размеров. Самые крупные — величиною с котенка: большеголовые, глазастые, юркие. Прыскают веером из-под ног в самых укромных местах, — только они теперь обживают дом Клеопатры, дом трезубца, дома Диониса, дельфинов и масок… И бог один знает, кто жил в них когда-то. Кто пел в двухэтажных покоях с видом на море. И кто имел право сидеть в мраморных креслах театра – нынче словно чашей замыкающих бухту. Кто…
…Кроме ящериц, есть и теперь смельчаки, что готовы нарушить необитаемость тихих руин. Остров, где сейчас нет даже пресной воды – с поры, когда пересохло священное озеро, заселяют. На ночь – другую. Хиппи. На горе, не ставя палатки и укрывшись одною гитарой. Или в покоях, на мраморных лавках, упершись взглядом в крышу, которая ночью становится черной, днем – голубой, пряча звезды…
Зачем это им? Чтобы до кромок души напитаться тем, что ты – не сейчас и не здесь. Где-то, в потресканном мраморе времени. Это сполна ощущаешь и днем, а ночью… Одинокость, усиленная отдаленностью звезд, все возводит в десятую степень. Если не больше.
И хвала всем богам, что вернуться отсюда ты можешь только на Киклады – соседние Миконос или Тинос. Пусть сегодняшние, пусть обитаемые, и да, другие, поразительно другие, разные даже между собой, но все-таки – те же. Все-таки острова. В умиротворяющей бело-голубой гамме. Иначе, наверное, можно было бы умереть от контраста.
Тинос: остров храмов
До другой жизни – полчаса. Полчаса кораблик шуршит по волнам, и мы там, откуда приплыли – на Миконосе. Но задержавшись только на ужин, отправляемся дальше. Нас заждался хитренький остров Тинос. На нем, по уверениям греков, аж 800 церквей. Кресты на этом небольшом островке и в самом деле видишь не реже, чем море. Хитрость же в том, что большинство из увенчанных ими строений – часовенки.
До Тиноса еще 15 минут морской прогулки. И вот она – мощенная мрамором, широкая и прямая дорога к храму. Километровой стрелой от порта вверх, к огромной, пышной церкви Мегалохари, где хранится обретенная чудодейственная икона, которая дарит избавление – всем женщинам от всех женских проблем. Но каждой – по вере.
Весь путь – от корабля до иконы – паломницы ползут на коленях, отбивая поклоны. Это сегодня, сейчас, в эту минуту, а не 100 лет назад – не видел бы сам, не поверил бы! Особенно жесток последний отрезок – через площадь у храма. Она вымощена черной и белой галькой, поставленной на ребро. Двухцветная галька образует узор и режет, режет колени страдалиц.
Зато чудодейственный образ сокрыт под грудой золотых цепочек – благодарных приношениях за исцеление от болезни, обретение любви, рождение уже нечаянного ребенка…
…А на рассвете мы отправляемся в Пиргос — мраморную деревеньку, упрятанную в складках голых холмов на северной оконечности острова. Здесь в самом деле все из мрамора: храмы, памятники погоста, облицовка многих домов, крылечки, косяки дверей, «асфальт» улиц, фонтанчики, скамьи, указатели и даже автобусная остановка – что древнеримский портик. Мраморные улочки сходятся на центральной площади, тоже мраморной. Площадь укрыта колоссальным платаном, под кроной которого сумели уместиться городской фонтан и четыре кафе. В любом из них – только пожелайте – получите, без всякого преувеличения, божественный кофе с непременным стаканом холодной и чистой, как хрусталь, воды, и свежайшим круассаном, переполненным горячим шоколадом.
Сверху, с ближайшего холма, в лучах восходящего солнца деревенька, разрезанная надвое главной улицей, извивающейся, словно речка, кажется выстроенной из бумаги – благодаря четкости очертаний своих мраморных строений.
Сирос: столичное сияние
15 минут по морю на запад – и мы на Сиросе, в столице Киклад, некогда самом большом и богатом городе Греции – Эрмуполи. В отличие от своих бело-голубых подданных, он огромной цветной пирамидой возносится круто в небо сразу от набережной. Над охристыми крышами, укрывающими дома всех оттенков – молочных, кремовых, розовых, — яркой доминантой парит грандиозный голубой купол с золотыми прожилками – церковь святого Николая.
Возле нее, на просторной площади, мощенной, разумеется, белым мрамором, ренессансный дворец – мэрия. Вечером, нарушая ее чопорную строгость, у подножия высокой лестницы, прямо на блестящем мраморе площади, как на газоне, мальчишки играют в футбол. А что делать – площадь едва ли не единственное в городе достаточно обширное плоское место.
Все прочее пространство плотно застроено. Правда, в тесном соседстве с живыми, ухоженными, обитаемыми домами то и дело встречаются брошенные руины, совсем как на Делосе, только по-местному живописно-радужные. Увы, центры цивилизации смещаются со временем, и теперь в Эрмуполи жилищ много больше, чем желающих в них поселиться.
Но столица и не думает чахнуть. По утрам ее широкие (по кикладским меркам) улочки превращаются в рынки, наполняясь гомоном, запахом свежих фруктов и даров моря – рыбаки торопятся продать ночной улов. Но пройдет день, и вечер все здесь укутает тишиной.
То же и набережная. Утром счастливчики размеренно завтракают, сидя на палубе собственных яхт, не спеша окунуться в грядущую суету дня. А вечером те же самые яхты дремлют, покачиваясь на волнах, хотя набережная, как и весь город, утопает в огнях – пусть негромких, по-домашнему неярких, но оживляющих все вокруг не хуже, чем днем.
И не пугайтесь, если вдруг в ночь ваш роскошный отель вздрогнет, как от землетрясения, и кровать, мелко дрожа, потрусит к двери. Это всего лишь круизный лайнер, в корпусе которого может уместиться любой отель со всеми пристройками, отчалил и, взбодрив мощными винтами бетон причала, взял курс к следующему острову…
Парос: русская тайна
Парос – это чуть меньше часа на юг. На скоростном катере. На пароме – вдвое медленнее, зато вдвое же и дешевле. Остров приземист, что особо заметно сразу после «высотного» Сироса. Тих. Провинциален. С мельничкой-ветряком у причала; вереницей пустынных кафе; нескончаемым нудным ветром, измотавшем нас за сутки до полусмерти; множеством островков античных раскопок. Здесь улицы пересекаются причудливее всего – одна, например, вдруг нырнула в арку тоннеля, в конце которого уперлась в мостик, переброшенный поперек, на уровне груди. Хочешь пройти дальше – ныряй под него. Или – карабкайся наверх по узкой неприметной лесенке сбоку.
Мы поселились на крыше отеля «Оазис» — местной «высотки» ростом в три этажа. Отсюда могли любоваться и акваторией порта, и неброским рисунком набережной, и – главное – видом на потрясающий красотой и величием древний храм Богородицы Стовратной, построенной, говорят, по велению Елены, матери византийского императора Константина, которая молилась здесь по пути в Святую землю.
Есть у Пароса и другая тайна – он тоже был столицей. Причем – русской. Граф Орлов некогда отвоевал Киклады у турок, и на четыре года весь архипелаг отошел России. Жаль, не в наши дни…
***
Пять дней на Кикладах – до обидного мало. К исходу впечатления начинают мелькать в голове, словно в калейдоскопе, складываясь в причудливые картинки, близкие к сказочным.
Но, к счастью, впереди еще один камешек из этой драгоценной горстки – белый остров мечты Санторин...
Михаил ПИМОНОВ
