Кирилл ВИТЬКО, режиссер Омского государственного драматического театра «Галерка»: «Когда я в 30 лет вернулся из Москвы, выяснилось, что около четверти моих одноклассников нет в живых. Наркотики, гепатит, убийства »

Кирилл ВИТЬКО поговорил с корреспондентом «КВ» Ириной БОРОДЯНСКОЙ о поисках смысла в театре и жизни.

— У вас было необычное детство?
— Я театральный ребенок. Отец был актером, мама Ирина Валентиновна – помощником режиссера. И днями, и вечерами они были заняты в театре, поэтому все сознательное детство я провел за кулисами сначала омского ТЮЗа, затем — майкопской Русской драмы.
Любой театр, по крайней мере в России, это семья. Отношения в этой семье, как и в обычной, могут быть хорошими или плохими, но все театральные ссоры и радости — это всегда семейные события. Если говорить о ребенке, то, с одной стороны, он предоставлен в театре самому себе по причине занятости родителей, а с другой стороны – приобретает большое количество родственников. Всегда найдется кто-то, кто не занят. Он накормит, напоит и «посюсюкается», так что недостатка внимания не испытываешь. К тому же театральные работники постоянно разъезжают по гастролям, и дети часто вместе с ними ездят в поездах и летают в самолетах по разным городам, приобретая опыт путешествия.
Может создаться впечатление, что в театре ребенок существует совершенно бессистемно, но на самом деле там рано привыкаешь к дисциплине. Тебе позволено находиться на рабочем месте родителей, но при условии соблюдения определенных правил поведения: нельзя заходить во многие места, громко разговаривать, бегать во время репетиций и спектакля. Театр представлялся мне загадочным царством, и к его законам я рано проникся уважением.
— Как вам кажется, театральное детство сказалось на вашем мировоззрении?
— Театр – это отдельный мир, и театральные дети приобретают немного другое восприятие всего окружающего. Ни у кого нет такой кладовой Деда Мороза, как у пробравшегося в театральную костюмерную, – там столько волшебства, что голова идет кругом. С другой стороны, многие иллюзии разрушаются раньше, чем положено. Рано понимаешь, что тот же Дед Мороз – это актер, которого ты только что видел в курилке.
Есть и более глубокие последствия раннего соприкосновения с театром. Это ведь такое явление, которое создает самодостаточную реальность на полтора-два часа. Всем известно, что актеру часто важнее то, что происходит с ним на сцене, чем в жизни. Роль воплощает в себе главные события, главные эмоции, потому актеры – это подчас очень сложные натуры, подверженные профессиональной деформации. Но спектакль заканчивается, публика расходится, актеры переодеваются… Придуманные обстоятельства сменяются реальными, но насколько они реальны? Наверное, и этот спектакль, называемый жизнью, когда-нибудь закончится, все разойдутся и переоденутся. Так что у театральных детей, которые впитывают в себя все это, пожалуй, больше сомнений в реальности окружающего мира, чем у других.
— Вы были подростком, когда распался Советский Союз и возникло новое государство. Что это было за время?
— Мое поколение, т.е. 30-35-летние испытали на себе очень интересный эффект. По моим наблюдениям, мы очень сильно отличаемся от своих родителей и тех, кто родился позже. Когда нам было по 13-14 лет, то есть в тот момент, когда укореняются понятия хорошего и плохого, когда начинается встраивание в систему ценностей, смыслов и отношений, — именно тогда общая система ценностей нашей страны совершила несколько фееричных кульбитов. «Белое» и «черное» в считанные дни поменялись местами, и встроить себя в эту карусель не очень-то получилось. Смотреть, как перед тобой кувыркается собственное государство, когда тебе самому пора начинать строить жизнь… Так что остались мы и без «белого», и без «черного», поэтому людей моего возраста по-настоящему уже ни в чем не убедить. Мы понимаем, что вера во что-либо зависит лишь от задач и таланта того, кто убеждает. Циничность и нигилизм моих ровесников происходят из четкого осознания того, что смыслом можно крутить как угодно. Не существует ничего, на что можно было бы опереться, потому как «главное» в любой момент могут подменить чем-то другим. Наши родители тоже тяжело восприняли перемены, но у них за спиной был опыт, они были «обожжены».
Когда я в 30 лет вернулся из Москвы, выяснилось, что около четверти моих одноклассников нет в живых. Наркотики, гепатит, убийства… Так что это понимание дорого обошлось поколению «некст». Сам я думаю, что основу для жизни все же можно найти, но только для себя одного и без постороннего вмешательства. Этим и занимаемся. А в нынешнем времени я узнаю многие приметы очередной смысловой встряски – особенно когда смотрю на школьников, марширующих под флагами.
— Вы могли бы пойти по другому, не театральному, пути?
— Я походил по многим путям. Жизнь ведь театром не ограничивается – она в нем отражается. Я был молодым человеком и искал себя, себе же создавая препятствия. Очень долгое время я не имел к театру отношения и не предполагал, что вернусь туда. Но, видимо, существует судьба, и все мои попытки заняться чем-то другим (о которых я, впрочем, ничуть не жалею), прошли мимо, а жизнь недвусмысленно дала понять, что мое – это театр. На этот раз я послушался.
— Как работается под отцовским руководством?
— С самого начала мы негласно разграничили отношения на рабочие и личные. На работе у меня есть руководитель Владимир Федорович, с которым у нас профессиональные отношения — я на общих основаниях подвержен всем возможным последствиям выполнения или невыполнения моих рабочих функций. А вне работы у меня есть отец, близкий мне человек, с которым мы практически не говорим о театре в профессиональном аспекте. Я очень этому рад, это сложилось естественным образом и снимает огромное количество возможных вопросов.
— Ощутима ли грань, разделяющая работу и дом?
— И актер, и режиссер, каким бы он ни был профессионалом, непременно отражает на сцене то, что происходит с ним в жизни, и наоборот – театральные роли, достижения и неудачи меняют его представление о себе. Из всех видов человеческой деятельности театр больше всего напоминает жизнь: люди ходят, говорят, вступают в отношения. Эта схожесть вызывает очень сильное взаимопроникновение реальностей театральной и жизненной, и часто люди даже не способны отделить одно от другого. К тому же на том, что условно можно назвать работой, театральные люди проводят столько времени, что жизнь часто оказывается «в убытке».
— Вы одновременно и актер, и режиссер. Как отличаются способ мышления, ощущения? Что вас больше привлекает?
— Человек, предрасположенный к режиссуре, в обычной жизни способен мыслить категориями и захватывать некий жизненный объем, то есть не просто существовать каждую секунду, а успевать смотреть на происходящее со стороны. Актерам этого не требуется, и часто профессиональные актеры, даже высочайшего уровня, не могут достичь мастерства в режиссерской деятельности. И наоборот, люди, которые вообще не выходили на сцену или были посредственными актерами, становятся великими режиссерами. Исключение составляют как раз те, кто умеет сочетать и то, и другое. Лично для меня все это очень увлекательно, но себя актером я не считаю. Мне никогда не удастся в этой области что-то серьезное сделать, хотя бы потому, что у меня нет такой мотивации. У меня есть друг, у которого страшно портится настроение, если он не выходит на сцену хотя бы раз в неделю. Он испытывает настоящую ломку. Я же, наоборот, спокойно переношу «простой» и даже, признаюсь, бываю счастлив, что завтра-послезавтра не занят в спектакле. Это отсутствие потребности обо мне как об актере многое говорит, и я справедливо играю мало и не те роли, на которых держится спектакль. Что касается режиссуры, мне еще мой первый преподаватель Константин РЕХТИН говорил, что это мне удается лучше, чем актерство. Но тогда мне было не до чужих советов.
— А почему вы в таком случае продолжаете играть?
— Вы поймите меня правильно, я должен честно выполнять свои обязанности, хотя актерство и является для меня не более чем долгом. Еще это хорошая практика, ведь чтобы развиваться в качестве постановщика, не помешает побывать и в шкуре исполнителя. Иногда актерская работа даже приносит удовольствие, но в этом смысле, конечно, не идет ни в какое сравнение с режиссурой, которой я могу заниматься сутками, и мне не надоест.
— Как вы вынашивали спектакль «Андрей Ефимыч»?
— С «Андреем Ефимычем» получилась интересная история. Когда я только поступил в ГИТИС, то зарекся ставить спектакли до получения диплома — думал, что не имею на это права, пока всего не узнаю. Но жизнь вносит коррективы. Как-то я приехал после очередной сессии, а Владимир Федорович объявил конкурс самостоятельных работ по Чехову, по результатам которого не исключалась возможность утверждения победившего спектакля в репертуаре. Актер Артем САВИНОВ предложил мне сделать спектакль по «Палате № 6». У него уже была готова инсценировка, декорации и костюм. Я эту идею воспринял как самоубийство. Материал «Палаты № 6», наполовину состоящий из философии и умственных упражнений, очень трудно переводим на язык сценического действа, а форма моноспектакля усугубляет эту задачу в разы. Но он уперся: хочу и все. Ему неважно было, возможно ли это, в нем говорил только актер. Я не мог пропустить мимо себя такую возможность. Когда актер готов преодолеть любые препятствия ради роли, режиссеру ни в коем случае нельзя упускать такой шанс, потому что это гарантирует интересный результат. Зараженный его увлеченностью, я взялся вместе с ним за это дело. У нас действительно получился моноспектакль. Артем САВИНОВ играет, а недавно там появилась еще танцовщица — актриса Олеся КЕБА.
Спектакль мы сначала показали труппе и руководству, которое его одобрило. Премьера состоялась на международном фестивале «Русская классика» в городе Лобне Московской области. Мы с Артемом сразу договорились, что эта постановка для нас – эксперимент и, несмотря на показы, мы будем продолжать над ним работать. На момент премьеры спектакль получился непростым для восприятия, а сейчас мы сделали его более «смотрибельным».
Совсем недавно мы съездили со спектаклем в Пермь, где в рамках театральных встреч актеры и режиссеры из разных городов показывали свои спектакли студентам пермских театральных учебных заведений. С нами уже была Олеся и месяц плодотворных репетиций, в ходе которых Артем очень продвинулся. И на пермской сцене нам удалось показать, по моим ощущениям, лучшего на сегодняшний день «Андрея Ефимыча».
— О чем «Андрей Ефимыч»?
— У Чехова обнаружилась тема, которая меня крайне волнует. Касается она абсолютно всех, неважно, осознает человек это или нет, – это тема присутствия или отсутствия смысла. Мы долго искали суть, копались в тексте, даже консультировались с практикующим врачом-психиатром, чтобы понять и прояснить для себя некоторые моменты. Врач-психиатр нам прокомментировал «Палату № 6» с позиции науки. В психологии есть понятие «экзистенциальный вакуум». Раньше такая форма самочувствия не была распространенным явлением, но в конце 19 века становится массовой — по крайней мере, у образованной части общества. Это тот момент, когда исчезают методы духовного контроля. Религия теряет силу убеждения, и на смену ей приходит наука, которая доказывает, что человек – это не более чем сложный механизм, который не бессмертен, а мышление – поток нервных импульсов.
Бог был покровителем, который, неважно, помогал, наказывал или прощал, но занимался человеком, был к нему внимателен. Вдруг резко человек оказался никому не нужен. Чехов, будучи гениальным драматургом, уловил эту тенденцию, ею пронизано все его творчество.
На место Бога до сих пор ничего не пришло, и человек продолжает жить в вакууме. В наше время, как сказал врач, это состояние является нормой. Мы все находимся в состоянии внутренней пустоты. Другое дело, что современный человек научился себя временно заполнять – работой, алкоголем, вещами. Современная цивилизация – это цивилизация стимулирования. Растущее потребление тоже связано с внутренней пустотой. Как говорил некто умный, в современном мире действует принцип кнута и пряника. Пряник – это блага потребления. Кнут – это мысль о завтрашнем дне, который будет ужасен, если сегодня не заработать на одно, другое, третье... Этот принцип создает иллюзию наполненности, биения жизни. Но если это все это убрать в один момент, что останется?
В «Палате № 6» все эти проблемы мы нашли, и мне кажется, в спектакле у нас получилось их обозначить.
— Какие отношения вы хотите построить со зрителем?
— Мне интересно существование спектакля по принципу резонанса. Идеально и для актера, и для режиссера, и для самого зрителя, если удается добиться биения жизни на сцене, и эта вибрация достигает одинаковой частоты с сидящим в зале. Когда возникает это ощущение тождественности и сопричастности, то больше и мечтать не о чем. Это крайне важно, столь же сложно, и в те моменты, когда зал и актер сливаются в единое существо, для актера это становится наивысшим блаженством, которого он никогда не забудет и будет вновь и вновь пытаться достичь. Зритель же испытывает катарсис не на уровне понимания, а на уровне тонких материй, эмоциональных вибраций.
— У вас есть кумиры среди современных режиссеров?
— Кумир появился недавно и совершенно случайно. Друг в социальной сети прислал мне ролик спектакля «Сияющая пропасть», постановщик и исполнитель – Джеймс ТЬЕРРЕ. Это внук Чарли ЧАПЛИНА, французский актер, акробат, режиссер – все в одном лице. Я заболел этим человеком. Он владеет собой и своим искусство на совершенно астрономической высоте. Бесполезно описывать, что происходит на сцене, – это надо видеть. У меня такое ощущение, что я видел идеального актера.

Поколение NEXT — проект, который заостряет внимание на его героях в координатах времени. Наши участники — это те люди, чья сознательная жизнь пришлась на исторический период, качественно отличный от того, в котором выросли и встали на ноги их родители. Само это становление у сегодняшних молодых, не успевших укорениться в Советском Союзе, проходило по иным законам. Мы пытаемся понять, что дает и что отнимает свобода выбора, принесенная новым строем, и насколько она необходима, чтобы проявить себя по-настоящему. Часто наши собеседники — дети успешных родителей, сумевших состояться не только в старом, но и в новом времени. Хотя выросли «старшие» в системе ценностей, где успех имел совсем другое значение. Каких принципов придерживается следующее поколение? Чего они ждут от жизни и чего нам ждать от них?
«КВ» уже публиковали:
? интервью с директором по маркетингу АТТП «Группа «ОША» Александрой ВЕРЕТЕНО (№ 17 от 04.05.2011)
? интервью с преподавателем испанского языка Люсиль Авророй ОБРИ (№ 19 от 18.05.2011)
? интервью с директором ООО «Строительное Содружество» Андреем ПОТАПОВЫМ (№ 20 от 25.05.2011)
? интервью с заместителем директора строительного рынка «Южный» Ярославом ШЛЕГЕЛЕМ (№ 23 от 15.06.2011)
? интервью с микроминиатюристом Станиславом КОНЕНКО (№ 26 от 6.07.2011)
? интервью с предпринимателем Александром ГАНЧАРУКОМ (№ 27 от 13.07.2011)
? интервью с техническим директором ООО «Омскбланкиздат» Максимом ЗУЕВЫМ (№ 29 от 27.07.2011)
? интервью с заместителем директора ЗАО «Нива» Дмитрием ПУШКАРЕВЫМ (№ 31 от 10.08.2011)
?интервью с художницей Анастасией КИЧИГИНОЙ (№ 34 от 31.08.2011)
?интервью с генеральным директором ГК «Аврора» Александром УШАКОВЫМ (№ 35 от 07.09.2011)


Биография

Кирилл ВИТЬКО родился 4 января 1976 года в Норильске, где в театре работали его родители Владимир и Ирина ВИТЬКО. В детстве с семьей переехал сначала в Омск, затем в Майкоп. Снова вернулись в Омск в 1988 году, когда Кирилл учился в пятом классе. Окончив школу в 1992 году, поступил в ОмГУ, где набрали экспериментальное актерское отделение. Кирилл попал на курс к Константину РЕХТИНУ (ныне – главный режиссер Северного драматического театра в г. Таре). В 1995 году ушел с третьего курса университета и уехал в Москву, где жил до 30 лет. Вернулся в Омск и в 2008 году был принят в театр «Галерка». В 2009 году поступил в ГИТИС на заочное отделение режиссерского факультета, на курс к одному из самых радикальных московских режиссеров Валерию БЕЛЯКОВИЧУ (худ. рук. Московского театра на Юго-Западе). Первый спектакль поставил в «Галерке» в 2010 году. В настоящее время – режиссер и актер Омского государственного драматического театра «Галерка».