(Продолжение. Начало в № 24-31)
Автор — омич, когда-то начинавший светлый путь в журналистике внештатным корреспондентом «Коммерческих вестей», но легкомысленно свернувший на кривую дорожку пропаганды, которая сначала утащила его из Омска в Новосибирск, а затем и вовсе привела его в эмиграцию.
Потеря концентрации
Как известно, поговорка «Что русскому хорошо, то немцу – смерть» прекрасно работает и в обратную сторону. Я убежден, что долгое общение с немецкими чиновниками для русского человека пагубно. Оно притупляет рефлексы и после возвращения домой нередко выходит нашим соотечественникам боком. Один бывший омич, а ныне житель Франкфурта-на-Майне рассказал мне поучительную историю о том, как, прожив изрядный срок в Германии, он приезжал на Родину оформлять наследство.
Целиком привести его злоключения здесь возможности нет – они заслуживают, как минимум, повести, но один эпизод весьма показателен. Отстояв очередь за какой-то очередной справкой, мой знакомый протянул чиновнице документы. Она придирчиво пролистала бумаги, после чего возмущенно вернула со словами: «Здесь же только оригиналы, а где копии?" Экс-россиянин искренне удивился: на столе у чиновницы стоял ксерокс: «Так вот же у вас копир, сделайте». В результате следующие пять минут был вынужден наблюдать, как коллеги отпаивают валерьянкой его собеседницу, потерявшую от подобной наглости дар речи.
Этого человека можно понять. Первое время в Германии, отправляясь в присутственные места, я по привычке брал с собой все бумаги, какие у меня были. И, разумеется, со всего заблаговременно снимал копии, подавая их вместе с оригиналами, чем приводил клерков в изрядное замешательство. Оказалось, что я все делал неправильно. Во-первых, не нужны копии – их чиновники всегда делают сами без какой-либо оплаты. Часто они даже не переводят бумагу, а просто сканируют необходимые документы в свою базу данных. Во-вторых, сотрудник никогда не потребует бумаг, которые вы предъявляли ему ранее.
Например, в прошлом году я оформлял себе муниципальное парковочное удостоверение – своего рода абонемент, позволяющий неограниченно оставлять машину на городских платных стоянках. При первом визите в дорожное ведомство мне понадобилось захватить с собой документы на машину. А неделю назад, когда я захотел продлить парковку еще на год, достаточно оказалось лишь подписать бланк заявления – все остальные мои данные уже были в базе.
Ведут себя чиновники на рабочем месте довольно вольготно. Кабинеты, у кого они есть, каждый украшает на свой вкус, одинаковых я не встречал. Семейное фото на стене – вещь обычная, а вот портретов канцлера не видел, честно говоря, ни разу. Дресс-код если и существует, то границы его весьма размыты. Бюрократ в пиджаке и при галстуке – огромная редкость, зато в футболке и джинсах не стесняются приходить на работу даже директора департаментов, и не в casual friday, а в любой день недели.
Любопытно организована и иерархия внутри чиновничьего коллектива. Безусловно, она есть, и весьма сложная, но обычному посетителю ведомства вникать в нее совсем не обязательно. Немецкий чиновник никогда не скажет вам: «Подойдите с этими бумагами к заместителю начальника отдела». В общении с клиентами для них существуют только две категории: «шеф» и «коллега», причем второе определение употребляется в 95 процентах случаев. То же самое, насколько я могу судить, происходит и тогда, когда сотрудники общаются между собой. И разумеется, никаких имен-отчеств. Последних здесь просто нет, а по имени обращаться не принято – только по фамилии, с добавлением обязательных «херр» или «фрау», а в случае если у человека есть научная степень, то непременно и «доктор».
Паспорт рыболова и налоги телезвезд
За полтора года я побывал лишь в малой части разнообразных немецких учреждений. Впрочем это и немудрено. Бюрократическая машина здесь гораздо фундаментальней, чем российская. Любое действие гражданина тщательным образом регламентировано и находится в сфере контроля, как минимум, одного ведомства. Пожалуй, самым показательным примером этого служит такое замечательное занятие, как рыболовство. Чтобы посидеть на берегу с удочкой в Германии, нужно предварительно отучиться на курсах, включающих практические и теоретические занятия, а затем сдать непростой экзамен. И только получив официальное удостоверение, можно смело отправляться на утреннюю зорьку. Естественно, если вы не забыли купить сезонную лицензию.
Рыбалка – это все же вещь добровольная, к тому же если совсем невмоготу, можно поехать на частные пруды, где удостоверений не спрашивают, или вовсе за границу – там правила либеральнее. А есть чиновники, от общения с которыми никуда не деться. Слово, при одном упоминании которого у каждого немца портится настроение, – финансамт, налоговая инспекция. В нем вас тоже всегда встретят приветливые сотрудники, готовые помочь, и безукоризненный сервис. Но лишь единицы из 80 миллионов немцев берут на себя смелость самостоятельно заполнять свои ежегодные декларации о доходах. Абсолютное большинство пользуется для этого услугами консультантов — самому разобраться во всех нюансах сверхсложной немецкой налоговой системы практически нереально.
И лучше не пытаться о чем-то скромно умолчать в декларации – чиновники финансамта никогда не упустят своего, достав вас даже спустя несколько лет. Иногда складывается ощущение, что для них охота за налоговыми уклонистами – это не работа, а спорт. Немецкие газеты, ТВ и Интернет переполнены историями об удачных трофеях налоговиков. Недавно они умудрились, к примеру, отсудить значительную часть выигрыша у победителя местного варианта «Фабрики звезд», доказав в суде, что съемки в телешоу были работой, а приз следует считать зарплатой, с которой нужно заплатить налоги.
Но если к финансамту немцы относятся как к бандиту с большой дороги, который хоть и изображает из себя Робина Гуда, но в руки кому лучше не попадаться, они все же признают его полезность. Однако есть ведомство, о котором за все время в Германии мне не удалось услышать ни единого доброго слова. Это югендамт, служба защиты детей. Стоит вам упомянуть ее в компании родителей, особенно наших соотечественников, как на вас хлынет поток невероятных историй об этом кошмарном детище ювенальной юстиции. Даже если принимать на веру только малую долю из них, становится очевидным, что немцы явно перегнули палку. Никто не спорит, что очень важно защищать детей от семейного насилия, но методы, выбранные для этого, очень уж далеки от идеальных. Школьные уроки, на которых чиновники югендамта учат детей «стучать» на своих родителей, на мой взгляд, уж точно находятся за гранью добра и зла.
Завидная судьба
Впрочем и экзамены рыболовов, и югендамт, и налоговая – это разные проявления все той же вездесущей немецкой основательности, непреклонного стремления дойти до предела в любом начинании. Известная фраза о том, что ошибочное решение, доведенное до логического завершения, становится верным, служит идеальным отражением образа мыслей немецкого чиновника.
Наверное, именно поэтому карьера бюрократа по-прежнему остается для миллионов немцев самой желанной жизненной стезей. Большинство выпускников, закончивших университет с прекрасными оценками, с готовностью променяют место в частной компании на статус госслужащего. Их не остановит то, что зарплата чиновника почти гарантированно будет ниже, рабочий день – длиннее, обязанности – рутиннее, ограничения и обязательства – выше, а в глазах окружающих они превратятся в объект иронии, насмешек, но главное – жгучей зависти.
Причина последней очевидна. Статус чиновника дает очень большие, по немецким меркам, привилегии. Пожалуй, самая главная – это практически полная гарантия от увольнения. Один раз попав в систему, человек может быть уверенным, что останется в ней до почетной пенсии. Все, что нужно для этого, – слепо следовать должностным инструкциям. Лишиться статуса чиновник может лишь в случае, если станет отщепенцем в глазах коллег. Например, окажется, что кто-то из родственников не без его участия преуспел в бизнесе. Или он неосторожно взял служебный автомобиль, чтобы прокатиться с супругой по магазинам.
Это вещи совсем очевидные, но есть и другие – например, чиновнику могут порекомендовать не покупать дорогой джип, даже если зарплата позволяет, (неэкологично, плохой пример) или не отдавать детей в частную школу (опять же, не лучший образец поведения). Причем чем выше статус служащего, тем жестче требования к нему. И приходится директору департамента пересаживаться на малолитражку, а еще лучше – велосипед или трамвай, потому что он понимает: в случае чего его не спасет ни безупречный послужной список, ни чье-либо покровительство, ни лояльность к правящей партии.
Кстати, о партиях. Фундаментальный принцип германского государственного устройства звучит так: «Власти меняются, бюрократы остаются». Действительно, чиновники здесь находятся вне политики и от исхода выборов для них совершенно ничего не зависит. Клерку в мэрии, директору школы или полицейскому начальнику абсолютно нет никакой разницы, кто получит большинство в городском совете или станет следующим канцлером. Даже если мэром какого-нибудь Бутербродбурга выберут восьминогого пришельца с Марса, в жизни его подчиненных ничего не изменится. Они точно так же будут выполнять должностные инструкции и получать за это жалованье. Потому что при всем желании у пришельца не получится выгнать из мэрии даже уборщицу, если ему захочется, чтобы на ее месте работала его любимая тетушка. А если мэр-марсианин перед следующими выборами попробует хоть телепатически намекнуть своим подчиненным, что надо бы помочь ему переизбраться, они тут же с превеликим удовольствием настучат на него оппозиции и прессе.
Нисколько не сомневаюсь, что любой европейский бюрократ, дай ему волю, поступал бы совершенно иначе. Но в суровых условиях здешней демократии стабильность для чиновника заключается прежде всего в том, что его регулярно дергают по мелочам бездельники-налогоплательщики, пройдохи-журналисты и проходимцы-оппозиционеры. И ему приходится это учитывать. Потому как еще в университете будущему госслужащему объяснили, что отсутствие реакции на маленькие и острые стимулы неизбежно приводит к их эволюции в тупые и тяжелые, как дубина народной войны. Ее же в жизненных планах среднестатистического немецкого бюрократа не значится – ему ведь осталось всего каких-то двадцать лет до пенсии, и тогда начнется долгожданная, настоящая жизнь, в которой, возможно, найдется место и дорогому джипу, и прочим радостям.
А до этого светлого будущего можно пока покататься и на трамвае.
Виталий ВОЛОДИН
(Продолжение следует).