В начале февраля на «кухонные посиделки» в «Коммерческие Вести» пришел глава Омского аграрного научного центра Максим ЧЕКУСОВ.
Он возглавил данное ФГБНУ в 2019 году, после того как покинул кресло министра сельского хозяйства Омской области. Беседа продолжалась два часа, Максим ЧЕКУСОВ рассказал, как развивается Омский АНЦ, какую технику с какой скидкой сегодня приобретает.
– Максим Сергеевич, в декабре 2021 года опытные хозяйства «Боевое» и «Омское» стали филиалами Омского АНЦ. Что это меняет для вас и для этих хозяйств? Раньше, насколько я понимаю, отношения были коммерческими.
– По моему мнению, когда ВАСХНИЛ (Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук имени Ленина) канула в Лету, была допущена ошибка: эти предприятия напрямую стали подчиняться Москве. Они назывались и некоммерческими организациями, и станциями, и ФГУП. В итоге сотни предприятий, опытных заводов и экспериментальных производств были сданы в аренду, переформатированы, хотя где-то и сохранились, как Омский экспериментальный завод. В начале 90-х их попробовали собрать в единую систему НПО «Колос», тогда почему-то не получилось. Сегодня мы аналогичную работу активно проводим.
– Это была ваша инициатива?
– Общая по стране. Все происходило по приказу нашего учредителя – Минобрнауки. Сегодня очевидно, что это правильно. В России данные процессы были запущены года на два раньше, чем в Омске. Мы оказались последними в очереди преобразований, другие регионы уже успели шишки набить – Красноярск, Алтайский край, Новосибирская область, Центральная Россия. Изначально было понятно, что и наши опытные хозяйства эта участь не минует, хотя, честно скажу, они просили, чтобы им дали приватизироваться.
– Хотели уйти в самостоятельное плаванье?
– Да, желали сами управлять процессом, ни с кем ничего не согласовывать. Последние несколько лет они были вынуждены 25-50% прибыли отдавать учредителю (сначала это было Федеральное агентство научных организаций, затем Минобрнауки). Если не отдаешь прибыль, с тобой могут и договор не продлить на управление предприятием, и санкции применить. Получалось каким образом? Когда предприятия получали субсидии из региона, они сразу отражались как прибыль. И надо было эти деньги отдать учредителю. Практически все. Около года назад, когда очередь дошла до нас, директор опытного хозяйства «Омское» сразу сказал, что будет прекращать деятельность, поскольку у него и возраст, и не хочется реорганизацией заниматься. В «Боевом» прежний руководитель оставался буквально до последнего времени. С 1 февраля там новый директор.
– Кто возглавил «Боевое»?
– Главный инженер Михаил Анатольевич НИКИФОРОВ. Он приступил к деятельности и уже принял ряд управленческих решений. Расширение научного центра произошло быстро, а кратный рост опасен тем, что коллектив не совсем готов к масштабам. Сравните: или ученые сеяли 40 тыс. делянок, каждая из которых чуть больше этого стола, или сегодня у нас поля 2 на 2 километра. «Кировец» ушел, и ты только по пыли можешь понять, где он. А в опорном пункте семеноводства в Таврическом районе, близ поселка Новоуральский у нас 100 полей. Представляете масштаб? Чтобы объехать все, нужен целый день.
Сейчас все направлено на повышение эффективности. Но партнерские отношения никто не отменял, поэтому стараемся кому-то сделать скидку, где-то просим, чтобы, наоборот, нам подороже заплатили, чтобы у нас образовывалась прибыль, за счет которой мы сможем развиваться.
– Как это работает? Расскажите о механизме.
– Например, когда мы покупаем средства защиты растений (а это существенная статья затрат – в прошлом году на их закуп понадобилось порядка 24 млн. рублей, в этом – около 60 млн. рублей), нам делают скидку до 50%.
– Коммерческое предприятие дает вам скидку? Странно.
– Не странно, а очень приятно. Мне пришлось воспользоваться тем, что моя фамилия еще знакома. Например, директор питерского тракторного завода Сергей СЕРЕБРЯКОВ по моей просьбе сделал нам скидку по 1,5 млн. рублей на каждый трактор, который стоит 11 млн. рублей. Мы приобрели два трактора и сэкономили 3 млн. рублей только благодаря моим отношениям с директором. Купили в прошлом году 12 комбайнов на Ростсельмаше со скидкой порядка 20%. Никому в стране такую не сделали. Ростсельмаш видит в нас партнеров, с которыми будет работать долгие годы.
А когда мы продаем нашу продукцию, то стараемся сделать это максимально дорого, работаем с конечным потребителем, с заводами, чтобы были прозрачность и максимальный доход. И за счет получившейся прибыли увеличиваем фонд заработной платы, приводим в порядок наши здания, технику.
Когда планируем, смотрим, что дает максимальные деньги. Например, сделали для себя вывод: соя – это следующий за рапсом и льном продукт, который «выстрелит» на российском и мировом рынке. Мы в отличие от многих аграриев сделали ставку на нее. В прошлом году выбрали для климатических условий Новоуральского сорт, который дал 20 центнеров урожая. Соя в 2021 году стоила 60 тыс. рублей за тонну. У сои затраты, сопоставимые с зерновыми. Сегодня и рапс, и лен уже не конкурируют с соей. Тем более по масличному льну идет большая утомляемость полей – вернуться со льном на поле можно только через 5-7 лет.
– Максим Сергеевич, кто ваши покупатели, какие организации? Раньше вы продавали семена тем, кто выращивает элитное зерно и реализует конечным покупателям.
– Такая структура была два года назад. Сегодня она трансформируется. Все новые сорта по 14 культурам, которые мы ведем, должны сначала заходить в наши опытные хозяйства, и только если мы видим, что не справляемся с объемами, начинаем продавать питомники за пределы нашей внутренней сети. У Омского АНЦ есть система семеноводческих хозяйств, мы сегодня сокращаем количество партнеров и оставляем только тех, кто дает правдивую отчетность – сколько произвели, кому продали, платят авторское вознаграждение, т. е. роялти, и занимаются рекламой, продвижением в определенном регионе.
– Это омские партнеры?
– Не только, это и Челябинск, и Курган, и Новосибирск, и Кемерово, и Алтайский край, и Уфа. В Казахстане, по нашим маркетинговым исследованиям, рынок семян Омского АНЦ достигает 5 млрд рублей. В 2021 году впервые в истории нашего научного центра мы получили роялти из Казахстана.
– А что представляет рынок наших семян?
– Оценивается количество семян, которое высеяно на территории. Примерно половина семян в Казахстане – нашей селекции.
Мы сегодня выращиваем не только культуры на семена, но и травы, масличные, бобовые. Чтобы на том или ином поле заняться семенами, нужно выстроить научно обоснованный севооборот – очистить от сорняков, от предшественников. Если до нас в Новоуральском «Омский Бекон» сеял фуражные культуры, чтобы свиней кормить, то сейчас мы эти фоны должны почистить, запаровать, посеять одну культуру, потом другую. В Новоуральском, хозяйствах «Боевое» и «Омское» мы достойно сработали – с удобрениями, со средствами защиты. Вкладываемся в гектар – и получаем отдачу. И уже начинаем производить семена сои, гороха, пшеницы, ячменя. В этом году зайдем в Новоуральский с твердой пшеницей, а «Боевое» будет заниматься овсом.
– И насколько Омский АНЦ прирос в плане денег? Выручка «Боевого» по 2020 году была около 300 млн. рублей, «Омского» – около 100 млн. рублей. А без них у вас какая была?
– У нас два направления, по которым мы средства получаем. Первое – бюджет, то, что нам дает государство на выполнение научного задания.
– Гранты?
– Гранты мы тоже получаем, но это отдельная тема. Я говорю о субсидиях. Они составляют порядка 160 млн. рублей. Сумма небольшая, но мы именно в Год науки и технологий за счет участия в различных комплексных программах смогли увеличить ее еще на 100 млн рублей, т. е. порядка 260-270 млн рублей получили в 2021 году от Министерства науки и высшего образования. Сами мы заработали более 300 млн рублей. В том числе роялти. Кроме того, уже в этом году продаем зерно, рапс, лен. Это то, с чем мы работаем в Новоуральском, чтобы привести в порядок земли. И плюс начали реализацию семян по всем направлениям. Я поставил подразделениям задачу – в этом году своими силами перейти рубеж в миллиард рублей. 2022-й будет пристрелочным годом, когда нам надо сделать анализ хозяйств. Мы, наверное, единственные в стране, кто назвал их научно-производственными хозяйствами (НПХ), потому что будут заниматься и наукой, и производством. В дальнейшем внутри них создадим лаборатории: в Новоуральском – степного земледелия, в «Боевом» – семеноводства, в «Омском», если удастся построить современную ферму, – по воспроизводству животных.
– Новые рабочие места?
– В том числе, но нужно понимать, что рабочие места будут и высвобождаться. Если сегодня нагрузка на одну доярку – 50-70 коров, то когда мы говорим о промышленном производстве, два оператора доят тысячу коров. Соответственно, у них и зарплата 80 тыс. рублей. Понятно, что они работают посменно, нужны четыре человека, но это уже не 35-40 доярок. Направление животноводства мы хотим сохранить. Когда меня спрашивают, в чем преимущество Омского АНЦ, я всегда говорю – в том, что мы ни одно направление не ликвидировали, сохранив комплексное развитие учреждения. Сохранили семеноводство многолетних трав, направления ветеринарии, зоотехники, птицеводства, картофелеводства, хотя на нем давно можно было крест поставить. У нас есть лаборатория севооборотов, где мы изучаем смену культур на поле. Всего 30 научных лабораторий!
Несмотря на то, что бюджет значительно вырос, внебюджет у нас в прошлом году был больше на 60%. Мы сегодня даже без опытных хозяйств зарабатываем больше, чем дает государство. Ведем реконструкцию селекционного центра, в ближайшее время планируем ввести в эксплуатацию Центр дополнительного образования и инноваций. Нельзя семена или технологии давать человеку, который к этому не готов.
– Площадь обрабатываемых Омским АНЦ земель за 2,5 года увеличилась в 60 раз. Что это за земли?
– Это как раз территории Новоуральского и НПХ «Омское», «Боевое». Федеральные земли, которые нам переданы в бессрочное пользование. Мы платим за них налоги – несколько миллионов в год.
Площадь наших сельхозугодий выросла до 61 тыс. га, Увеличился и имущественный комплекс – склады, животноводческие фермы, мастерские, офисные помещения на территории Больших полей, «Боевого» и четырех отделений, которые к нему примыкают.
– Кадры, соответственно, увеличились?
– Конечно, три года назад, когда к СибНИИСХозу присоединились Всероссийский НИИ бруцеллеза и туберкулеза животных (ВНИИБТЖ) и СибНИИ птицеводства, центр насчитывал 280 сотрудников. После создания отдела в Новоуральском и присоединения НПХ «Омского» и «Боевого» нас стало 707 человек. Все – сотрудники Омского АНЦ. Планируем с января 2023 года в структуре нашего учреждения появится еще одно НПХ – «Новоуральское», которое пока является отделом. Управлять активом на расстоянии 120 км от центрального офиса сложновато, там должен быть руководитель, который несет персональную ответственность за происходящее. Понятно, что у него есть свои рамки. Но это стандартная ситуация, ведь мы стали крупной организацией.
Из 707 сотрудников 102 – ученые. Все они работают в 30 лабораториях, и я в том числе. Статус ученого получить непросто. Если ты не пишешь статьи, не занимаешься научной деятельностью, то в лучшем случае будешь ведущим специалистом, агрономом, лаборантом. Хочешь быть ученым, нужно развиваться. У простого сотрудника центра и кандидата наук разница в зарплате в два раза. Порядка 30 тысяч рублей – у сотрудника и около 70 тыс. рублей – у кандидата наук. Моя задача – чтобы оплата труда ученого составляла более 100 тыс. рублей. Человек не должен нуждаться, думать о деньгах. Завтра я буду выступать на собрании Сибирского отделения и говорить, что мы наконец-то раскачали процесс защиты диссертаций.
– Вы ведь и сами пишете докторскую?
– Заканчиваю. Это оказалось непросто. У меня порядка 50 научных работ, 12 патентов. Ряд публикаций пришлось убрать из работы, потому что требования к статьям ужесточились, например, публикации в определенных журналах не засчитываются, потому что их профиль – растениеводство, а у меня – инженерная наука. Так из работы ушел целый блок.
Когда я возглавил Омский АНЦ, у нас не было ни одного аспиранта. Мы договорились с ректором Омского ГАУ Оксаной Викторовной ШУМАКОВОЙ, что будем проходить аспирантуру у них, у себя не создаем. На данный момент у меня два аспиранта. Наши ребята поняли, что надо заниматься наукой. И за три года 16 человек поступили в аспирантуру, уже прошли первые защиты. В 2021 году состоялись три, в 2022-м планируется защита не менее четырех кандидатских и, надеюсь, двух докторских. Важно, что процесс запущен. Если нет генерации ученых, нет конкуренции внутри научного сообщества, то оно, к сожалению, превращается в болото. Мы почему стараемся роялти активно собирать? Чтобы это сказывалось на благосостоянии ученых, которые являются авторами сортов.
– Дополнительные деньги они получат?
– Средства от роялти по российскому законодательству делятся между автором и учреждением. Это десятки миллионов рублей в год. Если ты создал сорт, нужно, чтобы и ты, и твои дети, и внуки получали авторское вознаграждение. Семеноводческие предприятия зарабатывают на реализации семян нашей селекции, и мы хотим, чтобы они платили нам.
– С какого объема?
– 5% от стоимости реализованных ими семян. Мы определяем пул тех, кто с нашими семенами поработал. Если контрагенты скрывают информацию, то рассылаем претензии, подаем в суд. Такой подход и в России, и в Казахстане. Сначала было недоумение – почему раньше не брали? Потому что необходимо привести все в соответствие. Я мог бы закрыть глаза на это, но двойных стандартов не должно быть.
– И много у вас судов?
– Порядком. У нас юристы достаточно грамотные. Мы долги собрали все до единого. Это было удивительно для меня как для производственника. Но, согласитесь, если директор государственного учреждения не предпринял усилия, чтобы взыскать долги, наверное, он в чем-то заинтересован.
Мы сегодня стараемся решить проблемы, которые накопились за последние 30 лет. Это тяжело. В первую очередь занимаемся тем, что нам принесет доход. Я за три года работы ремонт в кабинете не сделал, не купил плазму во всю стену, у меня все достаточно аскетично.
– Сколько у Омского АНЦ сейчас патентов?
– В настоящее время по селекционной работе учреждение имеет 44 патента в Российской Федерации и 23 патента – в Республике Казахстан. В агротехнологиях центр имеет 48 патентов, 92 патента – в ветеринарии и 53 – в птицеводстве.
Почему мы хотим наверстать упущенное и встать на один уровень с крупнейшими аграрными предприятиями страны? Потому что нам предстоит конкурировать с транснациональными компаниями, а для этого важны бюджеты, чтобы обновление, которое мы начали, было непрерывным. Мы должны парк техники и лабораторного оборудования обновлять каждые 8-10 лет. Сегодня приобретаем технику последнего поколения. Например, купили посевной комплекс Condor компании AMAZONE с шириной захвата 15 метров. Он будет сеять 250 га в сутки. Это отличная производительность для «Новоуральского». К нему приобрели канадский трактор, который собирается Ростсельмашем.
– А как же знаменитые омские сеялки?
– «Омичку» мы применяем, но все-таки… Вот представьте: чтобы с этой сеялкой переехать трассу, нужно ее разобрать, зацепить друг за друга, переехать, опять собрать. А у посевного комплекса это занимает минуты: он гидравликой сложился и переехал.
– Вы упомянули госпрограммы, в которые включаетесь и получаете финансирование, а проект «Хлеба России» входит в их число?
– Этот проект инициирован Всероссийским институтом растений им. Н. И. Вавилова в Санкт-Петербурге. Нас пригласили как учреждение, где работают профессиональные селекционеры. Мы соисполнители. Проект для нас не очень денежный, в нем главное – взаимодействие ученых из разных сфер и возможности использования технологий, к которым мы ранее не имели отношения. Например, наши ученые создали новый сорт пшеницы «Сигма 5». Это дигаплоид, т.е. совершенно новое растение, которое не поражается болезнями. Мы применили технологии, которыми обладает Федеральный исследовательский центр цитологии и генетики Сибирского отделения РАН.
– Это геномное редактирование?
– Нет. Селекционеры отбирают клетку – гаплоид и в специальной среде ее удваивают. Получают генотип с особо ценами признаками, которые нам важны, например, устойчивость к болезням, управление высотой растения, структурой и т.д. Это не ГМО. Мы уже подали патент на этот сорт. Процедура непростая. Для Госсорткомиссии основным критерием по вхождению в реестр является урожайность. А нам сегодня зачастую важны другие параметры. Пусть сорт будет менее урожайным, но, например, предназначенным для органического земледелия. Несколько позиций за последние годы нам запатентовать не удалось.
– И какова судьба данных сортов?
– Например, сорт пшеницы «Тарская юбилейная», созданный специально для севера, ранний по вегетации, никто хозяйствам не мешает покупать у нас. Думаю, будем еще делать попытки зарегистрировать его.
– Из всех сортов, которые вы продаете, какой приносит больше дохода?
– Абсолютным лидером за последние десятилетия является пшеница «Омская 36». Сегодня она свои позиции немножко сдает, но у нее устойчивый спрос и в России, и в Казахстане, в Монголии. Но мы сейчас интенсивно продвигаем «Омскую 42» и «Омскую 44». Хороший сорт – «Памяти Сусликова». Регистрируем его и планируем выйти на рынок.
Конечно, мы хотим большую часть урожая продавать семенами, а для этого нам нужно построить несколько семеноводческих заводов. И универсальных, и специфических, например, для твердой пшеницы. Сегодня тренд на нее серьезный. Мы семена продаем по 70 тыс. рублей за тонну, а сама пшеница стоит 40 тыс. рублей за тонну. При этом мягкая – 17 тыс. рублей, а затраты на выращивание примерно одинаковые.
– Какой-то завод уже на подходе?
– Чтобы построить, нужен проект, ведь мы госучреждение и хозспособом не можем его возводить. Требуется проект, который не устареет хотя бы в ближайшие 5 лет. Завод нового поколения, чего еще ни у кого нет. Без этого развития не будет. Первым этапом мы строим семеноводческие заводы, вторым – модернизируем животноводческие фермы.
– Ассигнования на удобрения с каждым годом увеличиваются. С другой стороны, все говорят о выращивании экологически чистых продуктов. Как, на ваш взгляд, нужно решать ситуацию?
– Мы сегодня работаем в двух направлениях. Первое – это органическое земледелие. Просто на паровом поле высеваем семена – без удобрений и без защиты. Получаем растения, выбираем лучшие, проверяем на устойчивость, чтобы мы каждый год могли повторять результат. Второе направление – интенсивное земледелие, при котором нужно вносить удобрения, защищать от вредителей, болезней. Это дорогая технология. Но можно получить максимальную урожайность. В органическом земледелии урожайность всегда будет ниже, примерно в два раза. Оно основано на смене культур, т.е. ты должен грамотно подбирать, какая культура какую сменит. Корневая система рапса, например, разрушает плужную подошву, которая периодически образуется, меняет структуру почвы. Горох – идеальная культура, чтобы накопить азот. Многие его сеют как предшественника для культуры, которая должна «выстрелить» после него. Хотя горох и сам в последнее время ценится. Если раньше он стоил 4-8 тыс. рублей, то в 2020 году мы его продавали по 12,5 тыс. рублей, а в 2021-м – по 21,5. Никогда таких цен не видели.
– Просчитать их было невозможно?
– Сложно. Если лен экспортеры продавали в сентябре-октябре по 64 тыс. рублей, то сегодня он стоит 53 тыс. рублей, т. е. упал в цене. Все мы сейчас ждем, что рапс подорожает, но этого не происходит. А кто мог знать, что твердая пшеница в три раза будет дороже, чем мягкая?! Если бы знали, посеяли бы, наверное.
– Еще лет 15 назад столичные специалисты утверждали, что заниматься КРС не выгодно. Что у вас будет происходить в животноводческом направлении?
– Когда мне, как министру, говорили, что не выгодно заниматься КРС, я всегда отвечал: а вы и не занимались. Чтобы заниматься, нужно, во-первых, позволить себе высококвалифицированных специалистов, во-вторых, платить обслуживающему персоналу достаточно большие зарплаты и, в-третьих, повышать производительность труда. Когда мы начали разбираться с фермами, спрашиваю: где анализ кормов? «А мы субсидии не получали, поэтому анализа не делали». Оказалось, что в корм добавляют патоку (она недешевая), дорогой жмых, различные белково-витаминные комплексы и т. д. Нужно навести на фермах порядок, отладить технологическую дисциплину и подготовить кадры, которые будут мыслить по-новому, считать рационы, управлять стадом. Когда мы видим 300-500 граммов привеса, то это просто слезы, концлагерь для животных! Конечно, будем заниматься повышением эффективности этих предприятий. У нас на двух фермах 4 тыс. голов КРС. Фермы, которые нам достались, никто не ремонтировал с момента строительства – 40-50 лет. В «Боевом» есть даже деревянные. В дальнейшем в НПХ «Омское» в Больших Полях будет создаваться роботизированная ферма.
– Куда вы свое молоко реализуете?
– Продаем партнерам. Например, гордимся, что молоко с «Омского» идет в Центр питательных смесей. Там особые требования. У нас в «Омском» (мы за этим тщательно следим) нет животных, больных лейкозом.
– А другими животными занимаетесь?
– В 2020 году зарегистрировали в Госсорткомиссии новую породу перепелов «Омский». Кстати, это первая порода перепелов, зарегистрированная в России за последние 30 лет. Она мясо-яичного направления. Планируем строить племенной репродуктор по бройлеру, чтобы птицефабрики мясного направления могли у нас покупать. Хотим зайти в программу вместе с ВНИТИП (Всероссийский научно-исследовательский и технологический институт птицеводства). Научный руководитель центра – академик Владимир Иванович ФИСИНИН, уроженец Любинского района Омской области. Поскольку единственный за Уралом институт птицеводства находится у нас, в Морозовке, целесообразно, чтобы ВНИТИП передал нам партию птицы и мы параллельно с ними работали. Работает программа создания мясного кросса кур «Смена 9», в эту деятельность были вложены огромные деньги.
– В «Боевом» собираетесь развивать этот проект?
– Хотелось бы в «Новоуральском». Нужно строить племенной репродуктор подальше от птицефабрик. В Омском районе однозначно делать это нельзя. Пока это прожект. Самостоятельно мы его не потянем. Если у руководителей, которые это направление возглавляют, будут определенные планы, то они нас привлекут. Мы готовы быть одним из звеньев – работать с этой птицей. Сейчас по всему миру идет объединение в транснациональные компании, а у нас все «я сам», у себя за забором сделаю. Это ущербная позиция. Думаю, что надо быть более открытыми. Мы и с зарубежными партнерами работаем – из Китая, Франции, Германии, Мексики.
– Например?
– Создаем сорта зерновых, используя мексиканские, африканские полигоны. Выращиваем у себя итальянские сорта, чтобы понять, чего нашим не хватает в плане макаронных свойств. Смотрим за чужой селекцией, чтобы понимать, как нам дальше развиваться. Сейчас мир открыт и надо этим пользоваться.
– И чего нашему зерну не хватает по сравнению с итальянским?
– Раньше мы смотрели на такие показатели, как белок, стекловидность, сила муки, а сегодня одним из трендов стал индекс глютена. Чем он выше, тем лучше макароны. Два года назад купили прибор для измерения индекса глютена. Теперь все сорта, которые выращиваем, проверяем, чтобы понимать, какие параметры влияют на глютен – температура, влажность или генетика растения. И делаем выводы. У нас уже есть несколько линий, которые обладают сильным индексом глютена.
– Давайте подведем итог. Каким оказался год науки для Омского АНЦ?
– Считаю, в такой сложный год мы сработали достойно. Мне приятно руководить данным учреждением. Это были, как мне говорили, «развалины науки», и меня спрашивали: «Ну что, восстанавливаешь?», а сейчас уже нет развалин, сегодня главное – не допускать ошибок. Мы тщательно стараемся считать деньги, особенно при реализации новых проектов. Масштабы у нас выросли, Омский АНЦ – это уже научно-производственный холдинг. Но мы не боимся. И самое приятное – наши ученые гордятся, что они работают в Омском аграрном научном центре. Вы не представляете, сколько людей просятся на работу в том числе из других регионов, из Казахстана!
