В Омске начали собирать карбоновые самолеты итальянской компании Fly Synthesis.
В 2019 году тема лесных пожаров обсуждалась всей страной. Даже не видя ущерба, который нанес огонь природе Красноярского края, омичи почувствовали трагичность положения, когда регион на несколько дней погрузился в смог лесных пожаров. Масштабы катаклизма поражают. Между тем малая авиация сегодня способна обнаружить очаги возгорания площадью всего в несколько квадратных метров. Об этом обозревателю «Коммерческих вестей» Анастасии ИЛЬЧЕНКО рассказал Сергей БАЛЯБКИН, руководитель ГК «Сибирская авиабаза», куда входит ООО «Сибирская база авиационной охраны лесов».
– Сергей Александрович, чем занимается «Сибирская база авиационной охраны лесов», какие у нее основные направления работы?
– Главная сфера деятельности нашей авиакомпании, созданной в 2010 году, – обнаружение лесных пожаров на территории РФ. Для этого мы используем двухместные сверхлегкие и легкие воздушные суда (в зависимости от модификации) «Аэропракт-22». Один член экипажа – командир, он пилотирует, другой – летчик-наблюдатель. Его задача – обнаружить очаг возгорания, оценить угрозу и выбрать методы тушения.
Уже несколько лет мы работаем в Ханты-Мансийском автономном округе (ХМАО). В 2019 году с конца апреля и по сентябрь базировались в семи районных центрах. В данный момент мы закрываем 70 – 80 процентов территории ХМАО.
– Много воздушных судов используете для наблюдения за лесными пожарами в ХМАО?
– Вообще в компании сейчас 16 самолетов. Они применяются для различных целей. Конкретно «Аэропрактов» у нас 11, из них семь работали в ХМАО. Остальные используются для других направлений нашей деятельности, например, учебно-тренировочных полетов (мы готовим пилотов для сельхозавиации и лесоавиационных работ).
– А компания сельхозавиацией занимается?
– Сельхозавиация подразделяется на несколько направлений. Прежде всего, это аэровизуальные полеты: осмотреть поле на предмет всхожести, после обработки гербицидами и т.д. Второй вид – авиационно-химические работы – это внесение удобрений, семян с воздуха. Аэровизуальными работами мы занимаемся в том числе на территории Омской области – осматриваем поля, помогаем фермерам в их нелегком труде.
– Для этого участвуете в тендерах?
– Нет, это частная инициатива хозяйств, расположенных недалеко от аэродрома Калачево и южнее. Но главная специализация «Сибирской базы авиационной охраны лесов» – это лесоавиационные работы. Их несколько видов. Прежде всего, обнаружение лесных пожаров, потом тушение с помощью различных средств: самолетов-танкеров, которые осуществляют слив больших объемов воды на очаг, десантников или парашютистов-пожарных. В данный момент тушением мы не занимаемся, только обнаружением.
– В 2017 году СМИ много писали про ситуацию с тендером на авиаохрану лесов в Омской области, когда объявился двойник вашей компании и стоимость с 11 млн. рублей упала до 22 тысяч. Как разрешилась ситуация?
– По большому счету никак. Главное управление лесного хозяйства Омской области по-прежнему занимается юридической казуистикой, а не делом. Поэтому на территории Омской области мы не работаем.
– Понятно, что они отвечают за условия тендера. Но в чем именно, на ваш взгляд, заключается казуистика?
– Техническое задание на аукцион можно составить по-разному, подвести под свои цели, чем они и занимаются. Им не нужно, чтобы качественно и эффективно работала система по тушению и обнаружению лесных пожаров, им требуется закрыть свои вопросы. То, как они это делают, меня не устраивает. И в 2017-м, и в 2018-м, и в 2019 годах ситуация складывалась однотипная: составляют условия контракта таким образом, что под них подходит одна организация, устраивающая их. Выигрывает одна, подставляется другая, выполняет третья. На территории Омской области мы не работаем с 2015 года. Прежде всего по причине несогласия с политикой, которую ведет Главное управление лесного хозяйства Омской области.
– Расскажите о вашей работе по обнаружению пожаров. Какая в этом году была ситуация в ХМАО?
– В отличие от той, которая сложилась в Красноярском крае, в ХМАО чрезвычайной ни объявленной, ни реальной не было. Работали в плановом режиме. Отработали практически все деньги, налетали порядка 1400 летных часов. Чрезвычайные ситуации, по статистике, бывают раз в семь лет. В 2012 году на территории ХМАО и Томской области был объявлен чрезвычайный режим. Мы опасались, что в 2019-м будет сложно. Но все прошло более-менее спокойно. Если в прошлом году только за июль мы налетали порядка тысячи часов, т.е. работа была интенсивной, то в 2019 году все равномерно распределено по сезону. Ранее классическая схема была следующая: весной, в мае-июне, проходило основное горение – 70 процентов налета приходилось именно на этот период, в августе – еще процентов 30, а середина лета и осень были никакие. В последнее время особый налет происходит летом – с июня по август. В прошлом году, например, концентрация пришлась на июль. Что будет в следующем, посмотрим.
– Ожидаете пожароопасный год?
– Семь лет прошли, и вероятность, что наступит чрезвычайная ситуация, каждый год увеличивается.
– Кто определяет частоту вылетов при наблюдении?
– Класс пожарной опасности определяется с помощью прогноза погоды, фактической погоды и по количеству баллов. Всего классов пять. При самом чрезвычайном – пятом – патрулирование должно быть многократным, при четвертом – не менее двух вылетов, при третьем – не менее одного каждый день, при втором – через день, при первом – лишь при зафиксированных очагах.
– И какой в этом году в ХМАО был класс пожарной опасности?
– От первого до пятого, но большей частью, наверное, третий.
– Существует ли специфика работы в ХМАО? Насколько я знаю, лесов там не много.
– ХМАО – очень разный. Там есть тундра, лесотундра, горы, лес. Но его не так много, как в Красноярском крае, может быть, поэтому там лес берегут.
– Возникали ли ситуации, когда пилоты во время вылетов наблюдали факты поджога?
– Чаще всего полеты выполняются на высоте 300 – 1000 метров, и заметить, что кто-то играет со спичками и поджигает, достаточно сложно. Что бывает очевидно и часто? Прежде всего поджоги сельхозугодий самими аграриями. И это больше характерно не для ХМАО, а для более южных регионов – Омской, Тюменской, Новосибирской областей. Фермеры хотят, чтобы земля прогревалась быстрее, привязывают к тракторам поджигалку, ездят и поджигают свои поля. Весной, когда сильные ветра, они не успевают справиться с пожаром, и он уходит в лес. Я сам неоднократно наблюдал такую ситуацию, когда мы работали на территории Омской области. Основная причина лесных пожаров в нашем и соседних регионах юга Сибири – это человеческий фактор, а конкретно – сельхозпроизводители. Никто не хочет (или почти никто) поджигать лес намеренно. Это происходит случайно, по человеческой небрежности прежде всего. Инициатива может исходить и от пастуха: чем быстрее прогреется земля и пойдет свежая трава, тем скорее он сможет вывести животных на пастбища. Есть ли люди, которые специально поджигают лес? Наверное. Какие у них цели? Полагаю, получить этот лес. Но я такой информацией не располагаю.
Что касается ХМАО, то там по большей части человек физически не может добраться до мест, где происходит возгорание. Очень часто бывают грозовые пожары. Маленькие самолеты могут практически все время (при определенном классе опасности) висеть в воздухе и обнаружить лесной пожар в самом начале, когда его можно буквально затоптать сапогами. Наша самая главная задача – вовремя обнаружить пожар, когда его площадь не гектары, не сотни гектаров, а несколько метров.
– Какую же площадь контролирует один самолет?
– Он вылетает на 3-6 часов и за это время пролетает 600 – 700 км. Влево и вправо видит на 50 км. Существуют зоны обнаружения лесных пожаров с помощью наземных средств, авиации и космомониторинга. На севере Омской области и в ХМАО есть точки, которые контролируются только космомониторингом. Но после пожаров в Красноярском крае все должно поменяться. Почему там возникла чрезвычайная ситуация? Там, где горел лес, была зона космомониторинга, куда никто не летал и не тушил там. Ее видели только со спутника.
– Не очень логично… Если обнаружение идет с помощью спутников, это ведь не означает, что лес не нужно тушить?!
– К сожалению, в экономике и финансах происходит много нелогичного. Было объявлено, что это экономически нецелесообразно. Так вот, со следующего года, в частности в ХМАО, процентов на 70 увеличиваются территории, которые нужно будет осматривать при помощи малой авиации. Вся космомониторинговая зона с 2020 года будет входить в область аэровизуального обследования. Туда будут прилетать самолеты либо вертолеты для десантирования пожарных.
– А нельзя оставить экономически менее затратный космомониторинг, а тушить уже самолетами?
– Дело в том, что спутник видит возгорания, только когда чистое небо, сквозь облака он не умеет распознавать пожары. А тучи могут разойтись только через несколько дней, когда уже все сгорит. Плюс минимальная точка, которую видит космомониторинг, 40 га. Разглядеть начало возгорания может только летчик-наблюдатель глазами, поэтому спутник заменить его не сможет.
– В связи с увеличением площадей, которые нужно будет контролировать, компания планирует расти?
– Мы расширяемся постоянно. Вероятнее всего, увеличим наше присутствие в ХМАО на одну-две точки. Возможно, количество судов на них возрастет до двух самолетов. У нас такая возможность есть. В 2018 году мы заключили соглашение о партнерских отношениях с итальянской фирмой Fly Synthesis. Являемся их представителями в России. Fly Synthesis занимается разработкой и выпуском карбоновых самолетов. Это сверхлегкие и легкие воздушные суда. На данном этапе мы не только осуществляем их поставку, реализацию, техобслуживание, но и занимаемся сборкой. Уже начали отдельные детали изготавливать сами. В конечном итоге должны прийти к тому, что все производство самолетов итальянцы передадут нам, в Омск.
– Давно вы начали изготовление самолетов?
– С 2019 года. Мы в этом году в Москве поучаствовали в Международном авиационно-космическом салоне (МАКС-2019), где представили свои планы. К нашей продукции есть интерес у российских и иностранных авиакомпаний. Он связан и с нашим комплексным подходом, поскольку можем предложить и воздушные суда, и обучение, и техническое обслуживание.
– Сколько самолетов уже собрали?
– Сейчас существует три самолета. Один активно осваивает воздушное пространство с начала года, еще два – на этапе доставки и сборки. В понедельник я прилетел из Италии, где мы разместили заказ еще на три. Если все будет нормально, то в феврале-марте мы получим детали и к началу лета соберем полноценные самолеты.
– Реализация запланирована на следующее лето?
– Изготовление самолетов идет в целях не столько реализации, сколько для себя – для учебного центра «Сибирской авиабазы» (он единственный в стране выпускает пилотов сверхлегких воздушных судов), для федерации спорта сверхлегкой авиации, для пилотажной группы «Сибирской авиабазы», для лесоавиационных работ.
– Данные самолеты подходят для условий лесоавиационных работ?
– Фирма Fly Synthesis выпускает несколько моделей, и среди них есть идеально подходящие для этой деятельности. Мы собираемся заниматься тремя. Самолет Storch (с немецкого языка «аист») – неприхотливый, может базироваться на грунтовых взлетно-посадочных полосах, совершать взлет и посадку с неподготовленной поверхности, сесть на поле, на дорогу. Его крейсерская скорость – 140 – 180 км в час. Он высокоплан, т.е. имеет верхнее расположение крыла, что дает большой обзор летчику-наблюдателю. Для лесоавиационных работ этот самолет идеален. Для учебных задач он тоже хорош, поскольку диапазон скоростей – от скорости сваливания (минимальная, на которой самолет может лететь) до крейсерской – достаточно высок, он устойчив, и к нему легко привыкнуть. Вторая модель – самолет Texan – низкоплан. Есть модификации с убирающимся шасси, с неубирающимся, его скорость 200 – 320 км в час в зависимости от модификации. Самолет Syncro – скоростной, ему нужен аэродром, пусть и грунтовый, но с хорошей взлетно-посадочной полосой. Его скорость – от 270 до 350 км в час. Главная цель – перелет из точки А в точку Б. Для обнаружения лесных пожаров он не очень приспособлен (несмотря на то, что это также высокоплан), поскольку слишком быстрый и скорость сваливания у него высокая. Летчик-наблюдатель просто не успеет рассмотреть очаг возгорания и принять решение. У них есть модели и для туристических полетов, это самолеты на поплавках, которые могут садиться на воду. При наших территориях без гидро-
авиации очень сложно. Самолет – это инструмент, он подбирается в зависимости от задачи.
– Готовы ли омские аэродромы к «итальянцам»? Остались ли в регионе нормальные аэродромы, кроме Омска-Центрального?
– Если мы говорим о фактическом понятии «аэродром», то их остались единицы – Омск-Центральный, Марьяновка, Тара. Есть и новые (юридически их правильнее называть посадочными площадками) – Калачево, Камышино, Поповка. Существуют энтузиасты, которые за собственный счет, своими руками создают посадочные площадки. В Омской области они появляются, но, к сожалению, не благодаря воле и желанию государства (хотя это действительно государственная программа), а вопреки. В данный момент транспортная прокуратура делает все, чтобы, по сути, их ликвидировать.
– Вы имеете в виду закрытие аэродрома Поповка?
– Все посадочные площадки имеют проблемы от транспортной прокуратуры, в том числе и посадочная площадка Поповка. В прошлом году ГК «Сибирская авиабаза» и аэродром Калачево проверяли 262 дня из 365 разные ведомства. Из них транспортная прокуратура – 161 день. В этом мы еще не считали, но цифры будут гораздо больше.
– Что они ищут?
– У них задача – искать нарушения. А с нашим несовершенным законодательством проблем с поиском не бывает. Прежде всего нарушения связаны с земельным законодательством – переводом земель сельхозназначения в категорию транспорта. А почти все посадочные площадки на территории РФ создаются на землях сельхозназначения. Из всех посадочных площадок в Омской области только Марьяновка имеет статус земель транспорта. Но это благодаря тому, что там ранее был аэродром ДОСААФ. Мы занимаемся переводом земель в другую категорию с 2015 года. Судимся с транспортной прокуратурой. Какие-то суды выигрываем, по каким-то административным правонарушениям суд встает на сторону транспортной прокуратуры или Росреестра.
– В чем загвоздка?
– Прежде всего в отсутствии генплана на территории Новоомского сельского поселения. Он на утверждении с 2015 года, Калачево там уже давно внесен как земли транспорта, промышленности, связи. Этим вопросом, по сути, занимаемся с 2012 года.
– Ваша компания участвует в авиашоу и других мероприятиях. Насколько часто практикуете это? По каким поводам?
– Могу сказать с сожалением, что региональные власти не используют ресурсы, которые у нас есть, но при этом мы регулярно поддерживаем мероприятия на территории региона, например, участвовали в юбилее Омского района. Радуем людей. Кроме того, занимаемся воспитанием, обучением, популяризацией авиации для подрастающего поколения: к нам приезжают учащиеся школ, интернатов, проводим экскурсии по площадке аэродрома Калачево, показываем воздушные суда, устройство аэродрома. Собираемся ли развивать это направление? Да. Будет ли это связано с региональными властями? Пока, к сожалению, нет. У нас с ними не особенно наладились отношения, в отличие от руководства Новосибирской области. Как ни странно, и губернатор Новосибирской области (и нынешний, и предыдущий), и их министерство транспорта, и «Сибирское соглашение», и полномочный представитель по СФО обращают на наши организации внимания гораздо больше. Например, в форуме «Транспорт Сибири» мы участвуем постоянно, но благодарственные письма получаем от губернатора Новосибирской области и министерства транспорта соседнего региона, а не от нашего. Отчасти горестно. Но дело не в тщеславии, а в том, что у нас нет двусторонней связи.
– Каких шагов вы ждете от региона?
– Прежде всего – политической и административной воли, в частности, в земельном вопросе. Я говорю не про себя, а про абсолютно все аэродромы и посадочные площадки. Эту проблему должна решить именно региональная власть. Им не до того? Верю, проблем у всех много. Государственная ли это задача? Да. Есть ли она в определенных программах развития? Прописана. Выполняется? Нет.
– В Новосибирске эта проблема решена?
– По отдельным аэродромам, посадочным площадкам уже решена, например, по аэродрому Решеты. Там был серьезный вопрос, транспортная прокуратура, преследуя свои исключительно корпоративные цели (а далеко не государственные!), по сути, запретила полеты. И достаточно быстро с помощью губернатора этот вопрос решился.
– А разве нельзя системно решить данную проблему?
– Это вопрос не ко мне.
Ранее интервью было доступно только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 30 октября 2019 года.
