29 апреля на традиционных «кухонных посиделках» в редакции газеты «Коммерческие вести» побывал министр здравоохранения Омской области Андрей СТОРОЖЕНКО. Андрей Евгеньевич ответил на все вопросы журналистов и рассказал о кадровых проблемах в региональной медицине, об источниках финансирования омского здравоохранения, о клятве Гиппократа, а также о том, почему и как реформируются лечебные учреждения.
– Андрей Евгеньевич, немалая часть жалоб на систему здравоохранения связана с грубостью и хамством медицинских работников. Вы как-то с этим боретесь?
– Согласен, 95% жалоб – это жалобы на то, что «плохо поговорили», и организационные вопросы, и лишь 5% – лечебные вопросы. Да, бывает грубое отношение, это чисто человеческий фактор. Я стараюсь на эту тему разговаривать с главврачами, с заведующими отделениями, говорю: ребят, давайте нормально говорить с пациентами. Врач пришел, дома что-то не так, настроение плохое, ну и рявкнул на пациента. Но иногда действительно трудно сдержаться врачу. Недавний случай: молодой человек 17–18 лет, прооперировали, лежать в стационаре отказался, дома поднялась температура, вызвал скорую, нахамил врачу. Врач не выдержал, ответил. Рождается статья: мы сволочи. Как я могу ругать доктора, который ответил великовозрастному оболтусу хамством на хамство?
– В защиту докторов. Врачи же нервные еще и оттого, что перерабатывают, им приходится брать дополнительные смены, приходится работать в нескольких местах одновременно.
– Я не соглашусь здесь с вами. Мы сейчас уходим от понятия «две ставки», «полторы ставки». Врачи у нас находятся на так называемых эффективных контрактах. Почему? Приведу пример. В отделении есть шесть врачей, из них три врача, скажем так, плохо работают. Но каждый получает в среднем 38 тысяч. Это правильно? Нет, конечно. В самой лучшей книге – Библии – написано: трудящийся достоин пропитания. Работаешь – получаешь. Да, переработка тоже есть, потому как дефицит кадров в отрасли сохраняется. По некоторым специальностям у меня до сих пор 48% укомплектованности.
– Это по каким?
– Например, анестезиология и реанимация. В некоторых районах это акушерство и гинекология детства. Или скорую помощь возьмите. Сегодня нас ругают за нее, мол, долго едет. Но на все неотложные случаи скорая едет 20 минут, все остальные висят на телефоне, и, да, ждут и по 2, и по 3 часа. Но что поделать, если у нас работает 91-92 бригады вместе с частными, тогда как на миллионный город нужно около 105-110 бригад. Мне 10-15 бригад не хватает. При этом у меня есть машины, есть одежда, зарплата, медикаменты. Нет докторов. И мы не можем их нигде набрать.
– А куда они деваются?
– Я не знаю, куда уходят студенты медакадемии, не знаю, кто их берет на работу. Мы работаем с академией, предлагаем выпускникам работу, зарплату, из районов по моему приказу приезжают все главврачи на распределение. Каждому врачу, который готов ехать в село, есть зарплата, квартира, подъемные – от 10 до 50 тысяч разово, и потом каждый месяц 10 тысяч доплата. Если жилья нет, больница арендует жилье и платит за него сама. Но не едут они туда. Да и не можем мы одни сделать все для этого. Мне задавали вопрос корреспонденты районных газет, мол, не хватает врачей в четырех деревнях. Я у своих сразу уточнил, отвечаю: из четырех деревень жилье только в одной, и то это саманный дом, туалет на улице и печное отопление. Я у них спрашиваю: вы своих детей туда отправите? Нет, не отправим, отвечают. Зачем мне тогда этот вопрос задаете? На нас нельзя вешать все проблемы. В том числе и с кадрами. 90-е годы сломали многих. Почему считают, что врачей не сломали? Они точно так же, как и другие люди, хотят заработать деньги.
– А как же клятва Гиппократа? Как же гуманизм?
– Вот из-за клятвы и гуманизма врачи и пашут, как не знаю кто. Точнее, те, кто остался, кто пережил сложный период, из-за которого у нас сейчас и есть этот кадровый провал. Сегодня на постах завотделениями у нас стоят ребята, с которыми еще я заканчивал институт. Да, это зубры, но замены им пока нет. А в участковой службе что творится? У нас много педиатров пенсионного возраста, и мы на них молимся, чтобы они еще поработали. А фельдшеры в районах? Та же проблема. И при этой куче проблем никто не говорит, что как бы ни было трудно, а медики справляются. Все только критикуют.
– Наверное, вам самим следует больше рассказывать о своих достижениях.
– Наверное, следует. Но ведь про достижения наши никто писать не будет, всем только гадости подавай. Простой пример по скорой помощи. Пожилая женщина умерла на улице, пролежала шесть часов. Корреспондент удивляется: и никто не подошел, не накрыл! При этом ведь сам снимал шесть часов, и не подошел. А вообще ситуация была такая. Бабушка вышла из автобуса и умерла, скорая приехала, констатировала смерть. А дальше они действуют по приказу – смерть на улице, значит, вызываем полицию, передаем и уезжаем. Так что все было сделано правильно. Что самое обидное, напиши корреспондент, что скорая – молодцы, никто б и читать не стал. Откройте любой сайт: нигде про медиков нет хорошего. Или другая ситуация, которая произошла с ребенком в ДГБ № 3, где мама рассказывает, что у сына было нагноение раны, и врач не увидел, и поздно сделали операцию, ребенка сделали инвалидом. Так ситуация там совершенно простая, один из сайтов об этом рассказал. Как в статье сообщили, 12-летний «ребенок» спайса покурил и с четвертого этажа вышел. Переломы обеих бедер, тяжеленная травма груди и живота, тяжеленная черепно-мозговая травма… Да мы ему жизнь спасли! С того света вытянули, на ноги поставили и сейчас бесплатно отправляем его в Илизарова для реконструктивной операции. И таких случаев много.
– Андрей Евгеньевич, ходят слухи, что вы купили долю в «Евромеде». Это правда?
– Начну с того, что мне моя работа очень нравится. Если б она мне не очень нравилась, то, имея столько денег, чтоб купить «Евромед», чего бы я тут делал. А вообще тот человек, который писал эту статью или давал информацию об этом, как рассуждал? Примерно так: «Евромед» есть на территории? Есть. Минздрав есть на территории? Есть. СТОРОЖЕНКО руководит минздравом? Да. СТОРОЖЕНКО ФРИДМАНА знает? Знает. Договор они заключили? Да. Из правительства 30 млн отдали «Евромеду»? Отдали. ФРИДМАН долю «Евромеда» продал? Продал. Деньги ведь не оставил в России, в офшор отвел? Отвел. Так купил СТОРОЖЕНКО долю Евромеда? Купил!! Из той логики, что если это правда, то и это – правда. Нормально люди рассуждают! Это заказ стопроцентный. Удивляет другое: пишут такие вещи трусы. Я знаю мало людей, которые могут мне такое голимое вранье сказать в глаза. Потому что я ведь могу и без галстука быть, а на ложь надо отвечать, и отвечать жестко.
Досадно, что всю эту чушь люди читают, и формируется отношение к правительству, к губернатору, к чиновникам. Мол, ну ничего себе губернатор набрал чиновников, СТОРОЖЕНКО за сотни миллионов «Евромед» покупает, СТОРОЖЕНКО затеял игру по выборам МОИСЕЕНКО и так далее. Я считаю, это прямо провокация, в 37-м за это к стенке ставили, и до свидания.
– Давайте о хорошем. Вы давно работаете в медицине, какой период в омском здравоохранении был самым лучшим?
– А я не могу об этом говорить, потому что начну хвалить себя и ругать других. Вы же помните, я в системе почти 10 лет отработал. Мы работали в самые тяжелые времена, я пришел в 1998 году, когда зарплаты не было 8 месяцев. Как мы подружились со скорой помощью? На тот момент вся скорая легла в забастовку, 10 дней мы работали без скорой, я прямо жил в горздраве. Потом мы с ними подружились, это уникальные люди, особая каста, те люди, которых надо холить и лелеять. Они – это те, кто бесплатно, быстро и ко всем. Далее. Мы сделали кардиодиспансер. Ведь когда пришли, это был хлев. Поэтому меня и возмутило замечание ПРОННИКОВА по этому поводу, ведь там реально все отремонтировано. Да, во многих других больницах тоже сейчас нужны ремонты, надо делать в больнице Кабанова ремонт, но зато за эти 2 года мы навели порядок в подвале этой больницы, а ведь было там все в фекалиях и воде. Так что основные позиции закрываем, хотя и не хватает на все денег.
– Здравоохранение финансируется из разных источников – ОМС, бюджет, внебюджетные... Каково соотношение этих источников?
– Сложно сравнивать, ведь у нас есть больницы, которые работают только за счет средств ОМС. В основном это наши государственные клиники. Есть казенные учреждения, например туберкулезный диспансер, который обеспечивается только из бюджета. Одними из первых в России мы завели скорую помощь в систему ОМС. И если до этого они за год зарабатывали 535 млн рублей, то за первый год в ОМС – 1 млрд 30 млн, в 2014 году – 1 млрд 130 млн. Поэтому, извините, конечно, я митингую тут у вас сегодня, но я правда за отрасль болею, не за чиновника. За те 2,5 года которые Виктор Иванович у власти, посмотрите, сколько сделано.
– А что сделано, похвастаетесь?
– Посмотрите сами: 2013 год – самый большой процент смертности от заболеваний сердечно-сосудистой системы. Мы раньше делали стентирование при коронографии около 230 – 300 операций по области в год, а за 2014 год сделана 1021 такая операция. Это реальные шаги. Спросите, хоть с кого-то денег взяли? Ни с кого не взяли. А это огромные деньги. В прошлом году купили ангиограф, с ремонтом помещения он обошелся в 65-70 млн рублей. Приезжали ребята из новосибирского кардиоцентра имени Мешалкина, известного на всю Россию, экстракласса спецы, они губернатору сказали: Виктор Иванович, даже у нас нет такого аппарата, как у вас.
По той же младенческой смертности, которую сейчас стали считать с учетом маловесных детей, 500-граммовых. Индикатор по России – 50% выживаемости таких детей. У нас – 83%. Их выхаживают. Далее. Около 70 автомобилей куплено для скорой помощи, сделан ремонт на 8 подстанциях, 2 подстанции построили новые. Новый пульт 03, полностью оснащенный, а сейчас мы в каждую машину скорой купили планшет, где база данных пациентов с хроническими заболеваниями. Поступает вызов, врач в дороге проверяет по базе пациента, и к приезду уже понимает, что с ним делать.
– В Омской области раньше не очень хорошая статистика по онкозаболеваниям была, какова она сейчас?
– Сейчас скажете, опять СТОРОЖЕНКО хвастается. У нас за 2014 год и начало 2015 года серьезно упали показатели смертности по онкологии. Если в начале 2014 года смертность составляла 205,9 человека на 100 тысяч населения (при индикаторном показателе в 209), то сейчас она составляет 182 человека на 100 тысяч. И, я считаю, это положительный эффект национального проекта «Здоровье», в рамках которого появилось и полное лекарственное обеспечение, и насыщение онкодиспансера оборудованием, плюс мы учим врачей. Кстати, информация в докладе ПРОННИКОВА о том, что у нас неправильно лечили ребенка с онкозаболеванием, не соблюдая протоколы лечения и стандарты оказания помощи, доведя его до анафилактического шока, – вранье. Надо понимать, что анафилактический шок – для медиков страшная фраза, это ЧП вселенского масштаба, информация идет сразу до Москвы. Это просто невозможно, Протоколы и стандарты соблюдаются у нас на сто процентов. Приведу пример: Институт Герцена в Москве – ведущий институт по онкологии. Три территории, в том числе и Омск, выбраны для создания филиалов института. Филиал будет создан на базе нашего онкодиспансера.
– Параллельно при совершенствовании диагностики должна увеличиваться выявляемость. Вас не ругают, когда у вас выявляемость резко идет вверх, например?
– Мы ругаем главврачей, когда вдруг начинает расти выявляемость на поздних стадиях. По некоторым нозологиям раннее выявление – это стопроцентное излечение. При некоторых видах рака 1 стадия и даже 2 стадия – полное излечение. Да, это звучит фантастично, но с теми аппаратами и оборудованием, которое у нас есть, возможно. Ко мне жалобщица приходила, у мужа рак предстательной железы, говорит: «Что-то плохо лечат». А рак диагностирован 12 лет назад!
Мы первые в России закрыли цикл лечения рака молочной железы. Женщина поступает: диагностировано заболевание, химия, лучи, операция, пластика, если нужно, и далее полная реабилитация, для этого работает санаторий на 60 коек. И у кого СТОРОЖЕНКО этот цикл закрыл? Опять у ФРИДМАНА в «Евромеде», который свой санаторий под эти нужды обустроил. Также мы работаем и с санаторием «Омский», правда он не частный, а федеральный. Мы ему отдали объемы помощи по инсульту, и у нас там шикарная реабилитация таких больных.
– Хотелось бы узнать ваше личное отношение к тому, что у нас в больницах процветает сетевой маркетинг: врачи распространяют витамины, БАДы, тратят на уговоры пациентов купить то или иное средство рабочее время.
– Если вам врач предложил: купите у меня БАДы, ваше право – покупать их или не покупать. Если врач сказал: иди покупай вот это лекарство вон там – это очень плохо, и мы за это наказываем. В свое время мы столкнулись с такой ситуацией по инсулину, но сегодня мы ее доламываем. А что касается БАДов, повторюсь, 90-е коснулись всех. Ставьте себя на место врача. Вы бы тоже предложили на его месте.
– Иногда складывается впечатление, что врач лечит тебя по рекламным буклетам – выписывает именно те препараты, с распространителями которых у него есть договоренность.
– Ну что мне ответить вам? Да, есть такое. С юридической точки зрения это ненаказуемо. Хуже врач в этом случае не делает, ну, может, имеет с этого какую-то копейку. Правда, за державу обидно, когда в такой ситуации доктор.
– А требования к врачам по общим показателям смертности есть?
– Смешно, но есть. Сейчас как раз пришла разнарядка, до каждого участкового врача довели показатель количества спасенных жизней. В моем понимании, мы должны сильнее бороться с заболеваниями сердечно-сосудистой системы, я считаю, мы не все сделали, чтобы сдержать порог смертности по данной нозологии. Показатели в целом хорошие, но и резкого снижения нет. Будем работать.
Опять же ставят в индикаторы медикам продолжительность жизни населения. Я считаю, нельзя этого делать. Поставили нам в индикаторы уровень смертности при ДТП. А мы как можем его снизить, ведь после аварий иногда собирать нечего. Делайте разметку, ограничивайте скорость, боритесь с пьяными за рулем, а потом уже с медиков спрашивайте.
– Да, с врачей много требуют, но и врачи в этой ситуации, наверное, могут найти лазейки, подделать отчет, например. Я к тому, что большинство отчетности у нас просто «рисуется».
– Неправда, это все проверяется. Помимо нас есть еще Росстат, есть фиксация смерти в загсе, их я не объеду никак. И у них цифры жестче, чем наши оперативные. Если на территории растет смертность, начинают копать, по какому именно заболеванию она выросла.
– Так Росстат узнает же от вас, от чего умирают люди.
– Не только от врача, есть еще судмедэксперты, есть патологоанатомический диагноз, есть фиксация смерти бригадой скорой помощи. Все это документы, которые не подделаешь. Назовите мне хоть одного врача, который напишет заведомо неверный посмертный диагноз? Контролирующих органов достаточное количество, и если мы бы весь год подавали красивые отчеты, а потом в конце года вылетела высокая смертность, то тогда бы все, никто не работал бы больше в министерстве, в том числе и я.
– Бюрократии в системе здравоохранения становится все больше, уже за каждое направление на анализ требуют расписаться.
– Да, от всего страхуемся, за все требуем расписаться, потому что потом рождается куча жалоб: а я на это согласия не давал, а мне это не объяснили. А ведь отвечать будет не чиновник, а врач. ПРОННИКОВ в своем докладе говорит: мол, большое количество случаев, когда учреждение оказывало услуги, на которые не имело лицензии. Сразу привожу пример двухнедельной давности. Рядом со зданием роддома № 1 обнаруживают женщину, которой нанесено 17 ножевых ранений. Врачи затаскивают ее в роддом, начинают оперировать, в течение получаса прилетают два хирурга из других больниц ей на помощь, спасают жизнь. Сейчас ее перевели в больницу, она тяжелая, но жива. А по ПРОННИКОВУ получается, что им не нужно ее там было оперировать, что они должны были дождаться скорой помощи, отвезти ее в стационар многопрофильной больницы, которая дежурила в тот день по таким травмам. Да пока мы ее довезли бы, она б умерла. Хотя по факту, конечно, мы не имели права ее там оперировать, можно было совершенно спокойно везти ее туда, куда положено. Но человеку жизнь спасли, и если уж критиковать нас за нарушения, то надо и интересоваться, ради чего мы это делаем.
– Принято ли какое-то решение о том, что будет со строящимся зданием Азовской ЦРБ?
– Понятно, что в том объеме, в каком она была запланирована, она там не нужна. Мы подготовили техзадание совместно с минстроем о том, что нам там нужно. Получилась сумма в 305 млн рублей, из которых 54 млн – оборудование, остальное – ремонтно-строительные работы. Насколько я знаю, проектные работы уже закончены. Объект находится сейчас на консервации, и планируется в бюджете следующего года рассмотреть возможность найти деньги для достройки. Там будет приемно-диагностическое отделение, амбулаторно-поликлиническое, родильное отделение, хирургия и терапия. А с остальными площадями пока думаем, как поступить. Можно сделать реабилитационное отделение, можем сделать хоспис или койки сестринского ухода.
– Недавно вы закрыли городскую больницу № 2, и, как говорят, даже не предупредили врачей, за неделю буквально.
– Мы всех предупредили и закрыли быстро, и правильно сделали. Мы распределили отделения этой больницы по другим учреждениям. Отделение для больных с диабетической стопой полностью перевели в МСЧ № 9, где уровень несравнимый, плюс там стоит ангиограф. Мы теперь этим пациентам ноги сохраняем. Отделение ревматокардиологии мы перевели в стационар диагностического центра, который упакован от и до. По отделению неврологии, а это тяжеленная категория – пациенты с рассеянным склерозом, мы договорились с Нателлой ПОЛЕЖАЕВОЙ, руководителем санатория «Рассвет», перевели туда полностью отделение, и теперь у наших больных рассеянным склерозом есть шикарная реабилитационная база, что для таких пациентов самое важное. Объемы ОМС ушли туда, и пациент по-прежнему не платит ни копейки.
– И что на самом деле сейчас со зданием ГБ № 2? Говорят, туда сразу зашли ремонтные рабочие «Евромеда»...
– Я тогда сказал прямо в камеру Рен-ТВ: купите, пожалуйста, кто-нибудь его. Никому оно не продано, нет там никаких рабочих. Объект находится на консервации, с минимальной подачей тепла. Здание в ведении минимущества, деньги, понятно, уйдут в бюджет, но мы с Виктором Ивановичем проговорили, чтобы хоть какую-то часть отдать на здравоохранение. Рядом же осталась поликлиника горбольницы № 2, хотелось бы ее подремонтировать. Ну и даже если бы и купил «Евромед», а что в этом плохого-то? Я вообще не понимаю, чего к «Евромеду» именно прицепились, почему не говорят еще о 17 частных конторах, которые работают в системе ОМС? Открытый перечень этих компаний размещен на сайте ТФОМС.
– Есть информация, что горбольница № 2 – это только начало, а потом на очереди МСЧ № 11 и ГБ № 17.
– В Омской области действительно происходит оптимизация. Небольшие поликлиники присоединяем к крупным, врачи, сестры, санитарки при этом не страдают, сокращается только административно-технический персонал. Закрытие ГБ № 2 было логичным, там рядом МСЧ № 9, БСМП № 2, ГБ № 17, и кучу ремонта в здании надо было делать. А МСЧ № 11 на весь Центральный округ одна, я же не самоубийца, чтобы ее закрывать, более того, считаю себя профессиональным человеком. ГБ №17 – это единственная клиника, где есть хосписное отделение, там терапия, хирургия, к ней недавно присоединили поликлинику № 7, теперь это единое целое. Так что никто и эту больницу трогать не будет. Я вроде никогда не ходил с белой ленточкой камикадзе на голове, все наши действия выверенные, хотя где-то и жестковатые.
– И все-таки конкретный вопрос. Запланированы ли в обозримом будущем еще какие-то закрытия медучреждений региона?
– Нет, не запланированы. Я не вижу больше ни одного такого объекта, который мы можем безболезненно для жителей закрыть, передав объемы помощи в другую больницу.
