В гостях на «кухонных посиделках» в газете «Коммерческие вести» побывал председатель Омского областного суда Владимир ЯРКОВОЙ и около двух часов отвечал на настойчивые вопросы журналистов редакции. Часть этой беседы мы представляем читателям.
О изменениях в КоАП
– 15 сентября вступил в силу Кодекс административного судопроизводства. Что-то изменилось с его появлением?
– Главное состоит в том, что наконец реализовано установление Конституции РФ о том, что «Судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства». И если три других судопроизводства всегда имели свои процедурные регламенты, то административное судопроизводство такого отдельного кодекса не имело. Частично оно регламентировалось ГПК РФ, процессуальной аналогией и т.п. В правоприменении возникла масса проблем, требующих разрешения. В частности, приведу один характерный пример. Установление административного надзора разрешалось судом в рамках главы 26.2 ГПК РФ. Гражданское судопроизводство классически строится на диспозитивных нормах, то есть на принципах добровольности. Никто не может обязать сторону, среди прочего, явиться в процесс, если она этого не пожелает. В то же время участие гражданина, в отношении которого решался вопрос об установлении надзора, законодатель счел обязательным. Законного механизма принудительной доставки его в суд не было. Всем было очевидно, что наличие вышеуказанной процедуры было инородным телом в ГПК РФ. Сейчас все встало на свои места. В результате были строже регламентированы многие процедуры, изменена и подсудность. Но, полагаю, эти подробности больше интересуют специалистов, чем ваших читателей. Последних скорее заинтересуют не процедуры, а изменения в материальном праве, в частности, ужесточение ответственности за управление транспортным средством в нетрезвом состоянии.
– Теперь за это уголовная ответственность.
– Уголовная ответственность за повторное управление транспортным средством в нетрезвом состоянии и ранее была в Уголовном кодексе. Законодатель, видимо, полагая, что это слишком жестоко – карать за такого рода правонарушения мерами уголовного наказания, перевел их в КоАП РФ. Потом пришло понимание, что огромное количество людей гибнет по вине пьяных водителей, и возвратил этот состав в УК РФ.
Я в принципе считаю, что воспитать законопослушного гражданина возможно прежде всего ужесточением мер административной ответственности. Опыт развитых стран показывает, что иных действенных способов для этого нет.
– В Омской области уже даются реальные сроки за вождение в пьяном виде?
– На данный момент в суды поступило около 70 дел этой категории. Большая часть из них рассмотрена, но лишение свободы в виде меры наказания назначено только двоим. Правоприменительная практика не может быть более жесткой, так как это преступление отнесено к категории небольшой тяжести. По этим преступлениям, если в санкции и имеется лишение свободы, его можно назначить только при наличии отягчающих ответственность обстоятельств. Это результат либерализации уголовного законодательства.
– Но двоих все же посадили.
– Для тех двоих это была не первая судимость. Других оснований для применения наказания в виде лишения свободы практически нет.
Очевидно, что нарушения в области дорожного движения наиболее опасны. Гибнут десятки тысяч людей, калеками остаются значительно большее количество. Я убежден, что законодатель рано или поздно придет к осознанию необходимости ужесточить ответственность за эти правонарушения вплоть до конфискации автомобиля, пожизненной дисквалификации и введению уголовной ответственности за неоднократность и по ряду других административных составов.
– В КоАП увеличились штрафы за неисполнение контрактных обязательств. Это и госконтрактов касается.
– Да, ужесточение ответственности за административные правонарушения, и не только в области дорожного движения, это назревшая необходимость. Наивно полагать, что существующее наказание в виде 500 рублей штрафа за нарушение закона эффективно и способно сформировать уважение к этому закону. Есть своя горькая правда в высказывании, что такой штраф – не наказание, а приглашение к совершению правонарушения. Законодатель, представляется, это чувствует и реагирует на это правильно.
О жалобе ДЕНИСЕНКО
– В августе Верховный суд отменил решение Омского областного суда, отказавшего в жалобе Олегу ДЕНИСЕНКО на действия областной избирательной комиссии. Почему? Что не учел судья в Омске?
– Если кратко, то причина отмены решения Верховным судом состоит в иной оценке характера и последствий давления на депутата ЛУШЕВУ, оказанного с целью заставить ее поддержать кандидата НАЗАРОВА. Но судья Омского областного суда, которая выносила это решение, была абсолютно независима. Об этом даже и говорить нечего. Здесь имела значение лишь оценка момента: было ли такое давление на ЛУШЕВУ, которое исключало ее свободу воли? Сначала она сдала подпись за НАЗАРОВА, потом за ДЕНИСЕНКО. В первом случае под давлением, во втором – из убеждения. Судье это показалось малоубедительным. И эту логику судьи тоже можно понять. Ведь давление не носило выраженный криминальный характер, не сопровождалось угрозами в адрес личной безопасности ЛУШЕВОЙ и ее семьи. Что же касается угроз лишить район финансирования в случае отказа поддержать НАЗАРОВА, то избиратели вправе были ожидать от своего депутата способности сопротивляться такому давлению, которое всегда было, есть и будет инструментом политики. В любом случае здесь нет места для предположений о какой-то ангажированности судьи. Вы же были на процессе. Вы заметили какой-то субъективный подход у судьи?
– В ходе процесса нет.
– А с решением Вы, может быть, и не согласны.
– Честно говоря, у меня нет четкой позиции.
– И то, и другое решение – правовое. Судья Омского областного суда больший упор сделала на формальную сторону дела. Вы поймите, что не всегда позиция одной из сторон на 100 процентов основана на законе, а позиция оппонирующей стороны полностью лишена аргументов, и поэтому не во всех случаях отмененное решение являлось противоправным. Верховный суд ведь в некоторых своих решениях по избирательному праву исходил в большей степени именно из формального толкования закона. В данном случае он, думаю, посмотрел на это дело несколько шире, принял, как показали последующие события, не только законное, но и мудрое решение. Но в чем-то упрекать судью областного суда, выносившую это решение, с моей точки зрения, неправильно.
– Как у вас происходит разбор полетов после отмены решения подведомственного вам суда Верховным судом РФ? Каков алгоритм действий?
– Алгоритм действий одинаков для судов всех уровней. Все отмены и изменения решений обсуждаются в коллективе судей, на семинарских занятиях. Кроме того, в Областном суде судебные коллегии не реже одного раза в две недели обсуждают все вмешательства апелляционных инстанций в решения нижестоящих судов с присутствием представителей районных судов и всех желающих судей. Для формирования единообразной судебной практики значение этих обсуждений трудно переоценить. Критике судья может быть подвергнут только тогда, когда по делу грубо нарушен процесс или очевидно допущено неправильное применение материального права. Другими словами, проявлен очевидный непрофессионализм. Такие случаи редки, а в большей степени основанием отмен и изменений является иная оценка доказательств. Вот за это судье претензии не предъявляются.
Об адвокатах
– Крайне низкий процент оправдательных приговор в общей статистике многих наталкивает на мысли о чересчур слаженной работе следствия, прокуратуры и суда.
– Заявления об ангажированности судов при рассмотрении уголовных дел не более чем миф, искусственно подогреваемый в основном недобросовестными адвокатами и представителями общественности, считающей себя прогрессивной, но не очень понимающей систему судопроизводства. Я не могу отрицать, что у определенной части судейского корпуса присутствует обвинительный уклон. Это ведь абсолютно естественно, но часть эта незначительна. К тому же уголовное дело, если с итогом защита не согласна, проходит три и более инстанции. Сможет ли кто-нибудь обосновать, какая сила может заставить разных судей разных уровней поддержать незаконный или несправедливый приговор? В чем может проявиться хоть какая-нибудь зависимость судов от органов следствия и прокуратуры? Специалисты понимают, что существующий невысокий процент оправдательных приговоров обусловлен своеобразием российского досудебного производства, отличного от иных правовых систем. Могу показать это вам на примере Крыма. После вхождения его в состав России люди там остались те же, состав прокуратуры, следствия и суда кардинально не поменялся. Количество преступлений не увеличилось и не уменьшилось. Но когда Крым был в составе Украины, там оправдательных приговоров было около 30%. Сейчас количество лиц, осужденных за преступления, осталось на том же уровне, а количество оправдательных приговоров резко уменьшилось и через пару лет будет таким же, как и в среднем по России. В чем тут дело? А вот в чем: на Украине действовала система досудебного производства, при которой практически все дела возбуждались и направлялись в суд. В суде уже решалось, виноват человек или нет. Наша же система досудебного производства несколько иная. Надо понимать, что правоохранительные органы подверглись во времена разоблачения культа личности Сталина И.В. такой критике, что это сказалось не самым положительным образом на их деятельности. Новая волна подобных обвинений прошла в 90-е годы и продолжается по сегодняшний день. Поэтому для меня вполне понятна сверхосторожность следственных органов и прокуратуры при решении вопроса о предъявлении обвинения подозреваемому в совершении преступлений.
Судьи рассматривают значительное количество жалоб по ст. 125 УПК РФ на действия следствия и дознания. Большая часть их связана с несогласием по поводу отказа в возбуждении уголовных дел и их прекращением. А ведь часть виновных действительно таким образом уходят от ответственности. Если бы все дела, которые не доходят до суда на основании оценки доказательств на досудебной стадии, направлялись в суд, у нас были бы те самые желаемые адвокатами проценты оправдательных приговоров. Ведь гораздо эффектнее и почетнее для адвоката получить оправдание своего клиента в судебном заседании, нежели обеспечить недоведение такого обвинения до стадии рассмотрения дела в суде. И гонорары другие, и пиар в СМИ совсем не такой громкий, согласитесь.
Меня очень удручает поведение пусть небольшой, но очень высоко себя оценивающей части адвокатского корпуса. Их задача – заявить о себе и набить себе цену. Они дают интервью, выступают с заявлениями до суда, во время судебного следствия и после суда. При этом прекрасно понимают, что их поведение очевидно может отрицательно сказаться на судьбе их подзащитных, пусть даже и не очень существенно, но собственные пиар и самореклама для них важнее судьбы клиента. Хорошо, что таких адвокатов немного. Я с большим уважением отношусь ко всем достойным представителям этой профессии.
А в опровержение тезиса об обвинительной ангажированности суда приведу несколько показателей и напомню лишь два произошедших недавно случая. За 8 месяцев в президиуме Омского областного суда рассмотрено по жалобам и представлениям 58 уголовных дел и материалов, по которым судебные решения вступили в законную силу. Менее 5% вмешательств носит процедурный характер. В остальной части вмешательства повлекли смягчение участи осужденных. По трем уголовным делам приговоры были отменены с прекращением уголовного преследования с признанием права на полную реабилитацию. И это дела не частного обвинения, а публичного, по которым проводилось расследование.
В этом году у нас прошли два шумных дела на апелляционной стадии. К примеру, дело фермера ГОРДИЕНКО. Сколько криков было, когда его привлекли. Но когда апелляционная инстанция прекратила уголовное преследование, почему-то об этом все молчали.
– Почему молчали? Писали об этом.
– Не громко, согласитесь. И пафос был другой. Ему вменялось же достаточно серьезное преступление, за которое и наказание могло быть серьезное. Хорошо, условно дали, а ведь могли и реально пять лет дать. Но, отменяя приговор, мы же не оглядывались на эфемерную какую-то зависимость от следствия и прокуратуры. Потому что ее нет. Ленинский суд в этом году оправдал двух воспитателей детского сада. Их привлекли за причинение смерти по неосторожности при исполнении должностных обязанностей. Летом они работали с группой детей. Случай был ужасный: ребенок сбежал за ограду, залез на дерево, сорвался, упал на штыри на ограду и погиб. Суд пришел к выводу, что воспитатели не виноваты. Здесь все оценочно. У нас один ребенок – мы за ним усмотреть не можем. А тут их тридцать. Кто сможет мне сказать, положа руку на сердце: «А я бы усмотрел»? Ребенок исчез из поля зрения на пять-десять минут.
Суд никак не зациклен на позиции обвинения. Вопрос в том, что через тот фильтр, который стоит между следствием и судом, невиновных проходит немного, но они есть.
О праве на детский сад
– Довольно приличное время назад у нас в регионе изменилась судебная практика по делам, связанным с правом на дошкольное образование. Почему суды так резко, одномоментно поменяли позицию?
– А Вы как считаете, надо удовлетворять такие иски или нет?
– Я считаю, удовлетворять.
– Давайте я вам свою позицию скажу. Позиция это не только моя личная, но и позиция коллегии. Верховным судом она поддержана. Существует очередь в детский сад, ничего с этим не поделаешь. Существование очереди – явление, свойственное даже самым благополучным странам. Первые подобные иски не доходили до областного суда. Их удовлетворяли районные суды, а решения не обжаловались. Когда эти иски можно было пересчитать по пальцам, детей по решению суда устраивали в садики, но когда их пошли сотни… когда это приняло массовый масштаб, дошло до областного суда, мы засомневались в обоснованности принятых решений. К тому же прокурор области еще в августе 2011 года обратился в суд с иском в интересах неопределенного круга лиц о бездействии администрации г. Омска и возложении обязанностей в срок до 01.01.2015 разрешить проблему мест в детских садах. 01.12.2011 года суд удовлетворил иск прокурора области, тут и майские указы президента появились. Местные власти предприняли серьезные усилия, проблема в значительной мере уже решена. Поэтому суд в этом году отсрочил исполнение решения на один год в силу очевидного стремления администрации города полностью решить проблему детских садов.
Но тот путь, по которому пошли суды первоначально, явно несправедливый. Представьте: вы стоите первой на очереди и вдруг кого-то перед вами по блату устроили. Вам обидно? Это справедливо? А какая разница, если в той же ситуации, когда вы два года стоите на очереди, а более пронырливые, став на очередь вчера, сегодня оказались впереди вас по судебному решению?
– Но ведь к закону это не имеет отношения. Согласно Конституции у каждого есть право на дошкольное образование. Кто-то отстоял свое законное право, а кто-то предпочел молчать.
– Мне понятна эта позиция. Но примерьте на себя: вы можете добросовестно в соответствии с правилами ждать своей очереди, а кто-то использует любые методы и вас оттолкнет. Вы прекрасно понимаете, что конституционные свободы и права распространены на всех, но это ведь не означает, что можно свои права реализовывать в ущерб интересам других только потому, что они не сориентировались быстро. Это безнравственно. В конечном итоге мы при прежнем подходе одну очередь заменили бы очередью по судебным решениям. Разве есть основания считать, что эта новая очередь справедливее? Ответ, по-моему, очевиден.
– А возможно через суд затребовать очередь и ее опубликовать? Вот это было бы публичным решением вопроса. Никто же не знает, кто за кем стоял.
– Эта обязанность лежит на администрации.
– Администрация не публикует. Но, Владимир Алексеевич, исходя из вашей логики, нужно срочно менять судебную практику по судебным домам, по капремонту. Та же самая ситуация: кто-то подсуетился, а кто-то нет. Администрация в полном шоке, потому что там исков на 12 млрд рублей. То же самое. Нужно отказывать.
– По капремонту мы не отказываем, но мы же отсрочки всем предоставляем.
– Но отсрочка – не решение вопроса. Есть дома, которые не подавали в суд, потому что не успели реализовать свое право, или ума не хватило, или еще по какой-то причине. Но они ведь такие же налогоплательщики. А теперь за их счет будет проводиться ремонт у тех, кто свое право не успел реализовать. При этом они не обязаны вкладываться в капремонт, в отличие от всех остальных. Принцип тот же. И там, и там право закреплено законом, но кто-то им пользуется, а кто-то нет. Аналогия полная.
– Аналогия только кажущаяся, хотя бы потому, что там решение вопроса в обозримом будущем не просматривается. Бюджет города, да и региона не в состоянии решить эту проблему в ближайшей перспективе. Решения судов в этой ситуации являются формальной и необходимой констатацией права. Вы поймите, что сложные проблемы не имеют простых решений. Это в равной степени касается и управленческих и правовых проблем. К сожалению.
Об ужесточении приговоров
– По статье 286 УК Ф о превышении должностных полномочий в последнее время стали наказывать намного жестче. Если еще недавно признанные виновными отделывались штрафами, то сейчас это реальные сроки. Есть такой тренд? Ведь эта статья не подразумевает, что человек что-то положил себе в карман.
– Это не совсем так просто, как кажется. Зачастую за должностными преступлениями с крупным материальным ущербом стоит недоказанное более серьезное преступление. Вы же понимаете, о чем я говорю? Фактические хищения, взятки в отсутствие чистосердечного признания укладываются в системе доказательств только в превышение должностных полномочий. Наверное, оценка опасности этого вида правонарушения присутствует и в правоприменительной практике. Когда 20 га земли продается за 50 тысяч рублей, возникает, конечно, сомнение в добросовестности и бескорыстности этого решения. И такого рода преступления, наверное, должны караться серьезно. Поэтому, когда судей обвиняют в жестокости... Каждый смотрит на происходящее со своей колокольни. Но то, что такой тренд в уголовно-правовой политике есть – это факт. И он появился не в Омской области.
– Можете объяснить нам, дилетантам, как появляется тренд на государственном уровне? И каким образом он улавливается на местном уровне? За какими источниками вы следите, чтобы понять: вчера за это еще можно было дать штраф, но сегодня уже нужно сажать в тюрьму?
– Лично я всегда был сторонник жестких наказаний за подобные преступления. Судебная практика начинает меняться, когда в обществе происходит осознание того, что дальше псевдолиберальными методами мы это зло не победим. Это осознание накапливается и воплощается в реальность – практически одномоментно в разных регионах начинают выноситься более жесткие решения. И давайте отдадим себе отчет: разве не этого требовало долгие годы общество от государства?
– Но вы ведь человек логики. Какие внешние сигналы побуждают менять практику? Я не имею в виду, что кто-то к вам приходит и говорит: "Владимир Алексеевич, с сегодняшнего дня ужесточаем". Но, если закон не изменился, то как вы понимаете, что ветер подул в другую сторону?
– На самом деле, наказания – это самая тонкая материя. На этот счет в судейских коллективах всегда существуют разные восприятия. А истина ходит где-то посередине и склоняется то туда, то сюда. Сейчас в судейской среде произошло осознание того, что с этим злом надо бороться радикальными методами.
– А тех, кто против радикальных методов, пока отодвинули?
– Они нужны, чтобы сдерживать тех, кто за очень радикальные.
– А то, что арбитражные, административные дела в Омской области становятся уголовными, с этим же связано?
— Этого не происходит, конечно. Просто раньше дела в отношении чиновников такого уровня в суды не направляли. Их же стали направлять! Мы рассматриваем те уголовные дела, что нам направляют. Направят другие – будем рассматривать другие.
О домашних арестах
– Суд присяжных в Омске еще существует или о нем уже стоит забыть?
– Он у нас есть, но не слишком востребован. В отличие от некоторых других регионов у нас почти не заявляют таких ходатайств.
– Ходатайство о рассмотрении дела присяжными заявляет обвиняемый?
– Да, и если его дело попадает под определенную категорию, то его невозможно не удовлетворить. Это право подсудимого. Но разговоры о том, что нужно распространить суд присяжных на большую категорию дел, мне всегда кажутся неразумными. Наши бюджеты этого просто не потянут. Вы даже не представляете, с чем столкнулся Магадан, когда пошли первые суды присяжных. Дела рассматривались долго, а заработные платы у присяжных исчислялись из местного среднего заработка и получились какими-то просто астрономическими цифрами. А бюджет-то у судебного департамента Магаданской области небольшой. Это отдельная статья, все оплатили, но это ужасно было. Что бы наши правозащитники ни говорили, но и на Западе суд присяжных изживает себя. От него отказываются.
– Сейчас ведь во всех госструктурах сокращаются бюджеты, штатная численность. В судебной системе тоже?
– На федеральном уровне, к счастью, пока не трогают, а вот мировой юстиции, боюсь, это может коснуться, потому что она финансируется из бюджета региона. Мировые судьи получают зарплату из федерального бюджета, а вот аппарат – из регионального. Это очень болезненный для меня вопрос. Загруженность там огромная. За последние восемь лет нагрузка выросла более чем в два раза по всем категориям. Учитывая, что мы убрали волокиту...
– Убрали разве? Того же БЕРГА три года судили. Не по вине суда, наверное, но все же.
– Вот нас спрашивают, почему мера пресечения часто избирается в виде ареста. На самом деле есть строгие требования. По некоторым преступлениям в принципе нельзя избрать арест. Есть масса других критериев: может ли обвиняемый совершить новое преступление, может ли скрыться от следствия, может ли повлиять на ход расследования. Все эти моменты учитываются.
– Но ведь все они субъективны.
– Да, субъективны, но в конечном итоге они выливаются в объективно принятое решение. Так вот, если бы в отношении БЕРГА избрали меру пресечения в виде заключения под стражу, то его дело давно бы рассмотрели. Как правило, ВИП-персоны, у которых есть грамотное юридическое сопровождение, три-пять адвокатов, могут просидеть под домашним арестом до тех пор, пока не истекут сроки давности привлечения к уголовной ответственности. Вы же понимаете, что вызвало больше всего возмущения в деле ВАСИЛЬЕВОЙ: только зашла – и уже вышла. Либералы, демократы бьются за то, чтобы домашний арест применялся шире, особенно по категориям, связанным с предпринимательством и госслужбой. Дела по этим категориям, как правило, многоэпизодные, многотомные. Их расследование тянется годами, а судебное рассмотрение можно волокитить сколь угодно долго. Такие дела требуют обязательного участия подсудимого, а он из больницы в больницу переходит. Во время столь длительного рассмотрения всегда есть возможность повлиять на доказательственную базу. Это действительно факт. Изменение показаний у нас сплошь и рядом, а практики реального наказания за лжесвидетельство нет.
О письме в деле ГАМБУРГА
– В материалах дела Юрия ГАМБУРГА адвокаты обнаружили ваше письмо от 5 ноября 2013 года в адрес КОНДИНА, СПИРИДОНОВА иДВОРАКОВСКОГО, в котором речь шла о гражданских делах ШТОПЕЛЯ И ГЕТТЕ, претендовавших на 22 земельных участка в поселке Чукреевка. В письме излагалась схема «передачи земельных участков в собственность граждан по заниженной стоимости без проведения аукциона». Суд на это сказал адвокатам, что докладывать об обнаруженных в ходе рассмотрения дел признаках преступлений – обязанность суда, продиктованная ГПК РФ. Как часто эта обязанность исполняется?
– Письмо такое было. История этого вопроса началась задолго до письма. Предприимчивые люди очень изобретательны и иногда даже используют судебные решения для реализации своих корыстных интересов. С принятием закона о безусловной межотраслевой судебной преюдиции некоторые мошенники и коррумпированные ими чиновники легализуют свое будущее преступление через судебное решение. Упрощенно схема выглядит так: истец (мошенник) и ответчик (чаще всего – представляемый коррумпированным чиновником орган власти) договариваются заранее о том, что ответчик признает иск, либо не будет приводить доказательства в опровержение иска и тем самым сознательно создает все условия для своего проигрыша. В принципе у суда почти всегда нет иного выхода при предъявлении иска одной стороной и признании его другой стороной, как вынести решение об удовлетворении его. Но суд в то же время не должен покрывать очевидное мошенничество, и у него есть для этого возможности, одной из которых мы воспользовались в приведенном вами примере.
В данном случае два гражданина обратились в Советский суд г. Омска с иском о понуждении администрации г. Омска к действиям. Они говорили «нам выделили участок, все оформлено, но затягивают выдачу окончательного документа». И так по 22 участкам в основном по 15 соток. Никаких возражений со стороны департамента администрации ни по одному участку не было. Суд вынес соответствующее решение, но регистрирующий орган обоснованно отказал в регистрации, так как департамент не мог распоряжаться этими землями. Граждане обратились в другой суд с жалобой на отказ в регистрации. Районный суд отказал им в этом, и дело попало в апелляцию. Вот оно таким образом попалось на глаза. Мы в президиуме истребовали все дела, изучили их и пришли к выводу, что это классический пример того, о чем говорилось выше. Надо было что-то предпринимать с этими очевидно незаконными решениями.
– А кто был инициатором оспаривания?
– Первоначально мы обратились в правительство Омской области, так как земли на тот момент находились в сфере ведения области. Никакой реакции на наше письмо не было. Тогда мы сообщили в прокуратуру области и по инициативе Советской прокуратуры все эти решения были отменены по вновь открывшимся обстоятельствам.
Все эти моменты были предметом обсуждения на президиуме Омского областного суда, на заседание которого была приглашена судья, выносившая решение в пользу граждан. Ей были заданы некоторые вопросы, касавшиеся процедуры принятия решения. Вскоре она подала заявление об отставке и более в суде не работает.
– В общем-то, к делу ГАМБУРГА эти участки непосредственного отношения не имеют.
– Да, мы не знали и не могли знать, кто стоит за этим. Мы ведь начали переписку еще в 2012 году. Это было не первое и не единственное письмо. Естественно, мы написали прокурору, в Следственный комитет. Ну и ДВОРАКОВСКОМУ В.В., чтобы он посмотрел, что в администрации творится: земли раздаются за бесценок под огороды, хотя отведены под ИЖС и стоят намного дороже.
– Сколько всего таких писем?
– Я уже сказал, что их было три. Мы обязаны реагировать на нарушения законодательства. И не надо ссылаться на отсутствие каких-либо четких регламентов по земле. Есть же элементарный здравый смысл. Если огромный участок в инвестиционно привлекательном месте выделяется с нарушением процедуры под дощатый туалет, для этого нужны какие-то нормативы? Это уже суд оценит правильно, будьте уверены.
Я не нахожу никакого нарушения законодательства в том, что о таких вещах суды сигнализируют. А любой гражданин, а тем более судья, обязан это делать. К тому же ГПК и УПК обязывают так поступать. А что касается формы обращения, в том числе и в виде писем, то это зависит от ситуации. Президиум не мог в этой ситуации выносить процессуальное решение и оформил это непроцессуальными письмами.
О судьях
– Что происходит с конкурсом на должность председателя Куйбышевского районного суда? В прошлом году он объявлялся, но, видимо, не состоялся.
– Да, конкурс не состоялся. Сейчас ужесточились требования к кандидатам в судьи, в том числе о недопущении возможного конфликта интересов. Сейчас Администрацией президента выдвинуто неформальное требование о том, что у судьи не может работать ни один родственник ни в полиции, ни в прокуратуре. Хотя вы же понимаете, что если судья непорядочный, то где бы у него жена ни работала (хоть адвокатом, хоть прокурором, хоть учителем) – это не пресечет его коррупционную деятельность. Тем более что часто коррупционеры обходятся без вовлечения в свои схемы родственников. К сожалению, из-за этого формального признака нам объективно непросто иногда судей найти. И Куйбышевский суд, кстати, еще не рекордсмен. Для Русско-Полянского районного суда не удается найти председателя еще дольше. За последние два месяца нам вернули четырех кандидатов, в том числе одного в судьи Омского областного суда из числа действующих районных судей. Усугубляется проблема еще и тем, что в федеральные судьи не все хотят переходить из мировых. В мировой юстиции произошло снижение нагрузки. Теперь не по всем делам нужно готовить полные тексты решений, что намного облегчило судьям работу. Если стороны по определенной категории дел не настаивают на написании описательной части решения, мировой судья ограничивается резолютивной. Я всегда говорил о том, что нужно идти по пути разумного упрощения процедуры и в федеральных судах.
– Как вы относитесь к смертной казни?
– Отношусь исходя из понимания объективных социальных реалий. Если бы мы прислушались к подавляющему большинству населения и шли в устье его требований, даже, с нашей точки зрения, консервативных и непродвинутых... Такая правовая система находит огромную поддержку среди населения. Это было бы оптимальное состояние равновесия. Если смертная казнь поддерживается подавляющим большинством населения, она должна быть. И нечего тут доказывать, что мы руководствуемся принципами... Даже христианство об этом говорит по-другому. Простите, но то, что никто не может лишить другого жизни... По приговору суда может. Есть преступления, за которые должна быть смертная казнь. Нельзя человека, который взорвал город, оставлять жить.
– За коррупцию нужно расстреливать, как в Китае?
– Это должен решать законодатель с учетом настроений масс. Гармония там, где закон совпадает с настроениями масс.
– Ну, у нас такие настроения масс, что неправильно любишь ПУТИНА – изволь быть расстрелянным.
– Да бросьте вы.
– Вы разве не замечаете, как растет уровень агрессии в обществе?
– Уровень конфликтности растет, потому что законы не соблюдаются, или законы не всегда соответствуют настроению масс, представлениям людей о справедливости. Это уже о политике зашел разговор, но, как бы мы ни ругали советский опыт, а построить державу только на принудительном труде было невозможно. На ГУЛАГ и на лагерников приходилось всего очень незначительная часть ВВП. Не они построили заводы, ГЭС и т.д. Это сделал советский народ. Только идеалы, как бы мы их теперь ни оценивали, могут двигать историю. И если сегодня их принято называть духовными скрепами – это сути дела не меняет. Их не сохраним – не сохраним себя в истории как народ.
– А вы сами когда-нибудь обращались в суд?
– Нет. Я считаю, судье в принципе обращаться в суд можно только в случае крайней необходимости. В крайнем случае, в защиту судьи может выступить Совет судей.
– Даже если вас оскорбят и оклевещут?
– Лучше это пережить, не реагируя. Я имею моральное право так говорить, поскольку, как вы наверное знаете, у меня был соответствующий печальный опыт. К тому же надо понимать, что если вас оклеветал, оскорбил неадекватный человек, что в подавляющем большинстве случаев и происходит, то судиться с ним – это доставлять ему огромное наслаждение. Ведь сама суть клеветнических измышлений отходит на второй план, негодяй чувствует себя героем, решившимся бросить вызов «самому» судье, прокурору, губернатору.
Если же судья сталкивается с заказными, проплаченными измышлениями, то главное понимать, что ложь она и есть ложь, к тебе она никакого отношения не имеет. Привлечение к ответственности исполнителей – выпускающего редактора и т.п. – нерезультативно. Кукловоды, к сожалению, остаются в тени. К счастью, не всегда в тени и не всегда безнаказанно, впрочем.
К тому же мой личный жизненный опыт дает мне право утверждать, что не нужно мстить за подлые по отношению к тебе поступки. Негодяев жизнь наказывает всегда, только не всегда они понимают за что.
– По амнистии к 70-летию Победы много осужденных в Омской области освободили?
– Много. Точно не скажу, но, по-моему, более тысячи. На мой взгляд, столь частое штампование амнистии – это неправильно. По преступлениям небольшой тяжести все, кто обеспечен юридической помощью, всячески тянут процессы – если не к истечению сроков давности, то к очередной амнистии.
– Спасибо, что пришли, Владимир Алексеевич! Тем для обсуждения еще много, будем ждать вас в следующий раз.
