Специальным гостем и председателем жюри проходящего на этой неделе в Омске Международного фестиваля короткометражного кино «Окно» был Александр РАПОПОРТ, российский и американский актер театра и кино, телеведущий.
Врач-психотерапевт с пятидесятилетним стажем, РАПОПОРТ всегда мечтал стать актером, и стал – в 58 лет. С тех пор он снялся в более сотни фильмов и сериалов, сыграл в нескольких театральных постановках. Пробовался сначала на роль КЕРЕНСКОГО, а потом КОЛЧАКА в фильме «Адмиралъ» и едва не был утвержден. Но после сыграл эпизодическую роль журналиста, которая в титрах определяется как «омский патриот». Александр Григорьевич говорит, что это символично. В первый день работы фестиваля он дал эксклюзивное интервью KVnews.
Сегодня на пресс-конференции вы сказали, что ваше детство и юность связаны с Уралом и Сибирью. Каким образом?
— До восьми лет я жил в Ленинграде, поступил там в первый класс 254-й школы, и ничего не предвещало моего отъезда. Но! Мой папа, который на тот момент был актером Ленинградской филармонии, выучился на бурового мастера и поехал на Урал что-то там добывать. Как я теперь понимаю, просто в поисках заработка. Потому что актеры тогда зарабатывали не так, как хотелось бы, и он перепробовал разное: работал и слесарем, и водолазом, и токарем. Короче, две мои бабушки остались в Питере, а мы с мамой оказались в городе Березники Пермской области. Там я пошел во второй класс. И со второго по десятый класс – это было время моего становления, сначала подросткового, а потом и мужского. Я был мальчиком из интеллигентной еврейской семьи, а попал во двор, где пацаны были старше меня и в основном из семей рабочих. Нет, меня никто не ломал, но как-то мне хотелось быть похожими на них. Там я стал играть на гитаре, там мы начинали курить, а иногда и выпивать. И вся эта романтика дворовая и уличная, она мне нравилась. Но так как все-таки книжки я читал и информацию какую-то от своих родителей и бабушек получал, то все это удачно сложилось – мой дом и моя улица. И, видимо, моя индивидуальность, она предрасполагала к тому, что у меня появились лидерские черты, которые я опять же подобрал во дворе. Потом появился спорт, я начал играть в баскетбол, и на каком-то этапе стал привлекать внимание окружающих, как позитивное, так и негативное. Потому что меня стало, что называется, многовато, я начал выходить из берегов, и в рамках некоторых правил и инструкций существовать уже не мог. Ну а потом был Пермский медицинский институт, в который я поступил по желанию родителей, потому что хотел убежать поскорее из дома. Но папа мой поступил в тот же институт и устроил мне тяжелый первый курс. Я и женился рано поэтому – это был очередной «побег» в независимость. В конечном итоге все оказалось в плюс, потому что дало мне возможность понять, что в жизни есть определенная ответственность. А вот в связи с тем, что я играл в баскетбол, я много ездил по Сибири и Уралу, бывал в разных городах, в том числе и в Омске. У меня здесь много друзей и знакомых.
Иностранец, врач (часто по профилю), руководитель спецслужб. Такой «джентльменский набор» ролей не надоел?
— Добавьте, что в основном еще и злодей. Это действительно немного приелось, и это, что называется, роли на сопротивление. Но режиссеры как раз считают, что я настолько соответствую образу, что и играть ничего не нужно. А я на самом деле добрый, романтичный человек. И если мне дадут такую роль, там я буду органичнее и искреннее всего на свете.
Но в театре вам повезло больше?
— Вы знаете, в театре у меня было и это тоже, но там судьба меня действительно больше баловала. Свою первую роль я сыграл в русскоязычной антрепризе в Нью-Йорке, и это была роль Помигалова, отца Валентины, в спектакле «Прошлым летом в Чулимске». И в «Современнике» мой первый спектакль «Враги. История любви» Исаака ЗИНГЕРА – я там играл раввина Ламберта, такого, вроде бы, ворчащего, менторствующего, но доброго и эмоционального. В «Осенней сонате» по сценарию Ингмара БЕРГМАНА, где мы работаем с Мариной НЕЕЛОВОЙ и Аленой БАБЕНКО, играю покойного мужа Шарлотты Леонардо, которого она все время вспоминает. И как-то Евгения СИМОНОВА в интервью сказала про меня, что это очень сложно — в достаточно небольшом промежутке сценического присутствия убедить зрителей в том, что этот человек был любим героиней.
А вообще трудно играть с такими высокопрофессиональными актрисами или, наоборот, легко?
— Вот меня часто об этом спрашивают: а как вы себя чувствуете рядом с Чулпан ХАМАТОВОЙ, Мариной НЕЕЛОВОЙ? Для меня это кураж. Когда ты попадаешь в окружение супермастеров, суперпрофессионалов и суперличностей в актерской профессии, ты вольно или невольно должен поднимать собственный уровень. И это, мне кажется, является очень хорошим стимулирующим моментом.
Вас угораздило, что называется, «впрыгнуть в последний вагон» советских репрессий – в 1984 году вы получили срок по политической статье. Что же произошло тогда?
— Это были не диссидентские дела, как можно подумать, а личностный профессиональный конфликт, касающийся карательной психиатрии. Я считал, что определение показаний для принудительной и неотложной госпитализации – это прерогатива врачей и больше никого. Это первый момент. А второй касался людей, которые симулировали психические заболевания, чтобы не ходить в армию. Я говорил, что если человек не хочет служить в армии настолько, что готов лежать в больнице и не понятно, от чего лечиться, то, наверное, не надо его туда посылать, а стоит занять чем-то другим. В общем-то, я не думал, что дойдет до тюрьмы, надеялся, что мы все уладим, позвоним по знакомым. А один из следователей, который общался со мной достаточно дружелюбным тоном, сказал потом: «Ты знаешь, если бы ты убежал, мы бы тебя даже не ловили».
Ваш последующий отъезд в Америку связан с этим?
— Да, мне пришлось уехать. Когда я вышел, вся эта история играла не на меня, и мне даже прямо намекнули, что лучше уехать. Но нет худа без добра. В Нью-Йорке состоялся мой настоящий актерский дебют, если не считать маленькой роли в народном театре ДК медработников у Марка РОЗОВСКОГО.
Вы снимаетесь и в США, и в России. Какова разница в съемочных процессах?
— Я не очень много снимался там, но разница в том, что профессионализм в кинопроизводстве там достаточно постоянен, а здесь он пока НЕ постоянен. Конечно, у нас тоже бывают такие киногруппы, что просто разводишь руками и говоришь: ах! Но бывает, что организация так себе. И еще один момент. В России режиссер говорит: «Стоп! Снято!» Ты подходишь к нему, спрашиваешь: «Ну, как?» Актеры же как дети малые. Он отвечает: «Я же сказал «снято», если бы было плохо – пересняли бы». А там я снимался первый раз, и режиссер после команды «стоп», подошел ко мне. И дальше он говорит: «Вау! Чувак, как ты это делаешь! Слушай, я не понимаю. Это супер!» У меня вот просто даже мураши побежали. Короче, он меня вознес наверх, а потом говорит: «Знаешь, сейчас давай чисто технически сделаем еще один дубль. И в следующем дубле ты сделаешь так, так и вот так». То есть, по сути дела, первый дубль был бракованный, но режиссер не стал говорить прямо. И там это система. Там все время хвалят. Перед тем, как сказать, что было плохо, отмечают то, что было хорошо.
Фото © Алексей ОЗЕРОВ
