Накануне Нового года на «кухонных посиделках» в газете «Коммерческие вести» побывал министр сельского хозяйства и продовольствия Омской области Максим ЧЕКУСОВ. Приехал на час, но задержался на полтора. Часть этой беседы мы представляем читателям «КВ».
– Максим Сергеевич, когда вы узнали, что будете министром сельского хозяйства Омской области?
– Был курьезный случай. В июне этого года в Казани проходили Международные дни поля в Поволжье. Во время этого мероприятия директор департамента растениеводства Минсельхоза России Петр Александрович ЧЕКМАРЕВ рассказал мне, что после скандала с сахалинским губернатором под уголовное дело попал и министр сельского хозяйства Сахалинской области. И теперь они ищут человека на эту должность. Петр Александрович меня спросил, что я по этому поводу думаю, но я все это перевел в шутку. Хотя сам я все детство провел в Ханты-Мансийском автономном округе и знаю, что такое рыба (а в сельском хозяйстве Сахалина преобладает рыбная отрасль), но все же мне хотелось принести пользу Омской области. К переезду я был не готов. Ну, пошутили и пошутили. А затем 6 октября я ехал по Москве, и мне позвонил журналист из Омска. И спросил: «Максим Сергеевич, как вы планируете работать министром сельского хозяйства Омской области? Вашу кандидатуру рассматривают». На тот момент таких предложений мне не поступало, так что я воспринял это как шутку. Еще в октябре мы с Виталием Александровичем ЭРЛИХОМ, Виктором Ивановичем НАЗАРОВЫМ работали в Москве на выставке «Золотая осень». Обсуждали развитие Омского экспериментального завода, развитие АПК региона. Даже намека на предложение стать министром тогда не было. Честно скажу, я поддерживал идею, чтобы министром остался Виталий Александрович. Мне самому интересно было развивать машиностроение, чем я и собирался заниматься в ближайшие два года. Готовился к защите докторской диссертации, а в ближайшее время должен был лететь в Москву и Ганновер на выставки.
– Но тут позвали.
– Да, Виктор Иванович пригласил меня и сказал, что я буду министром сельского хозяйства. На это я ответил, что разбираюсь в промышленности и готов возглавить любой завод. В крайнем случае, могу поработать министром промышленности, но сельское хозяйство – это не совсем мой профиль. Виктор Иванович на это ответил, что нужен человек извне, который посмотрит свежим взглядом на существующую систему. Тот, кто всю жизнь работает в сельском хозяйстве, тянет за собой во власть определенный менталитет, а правительству был интересен мой подход к кадрам, к эффективности управления предприятиями. Честно говоря, я собирался отказаться. Во-первых, вопрос об уходе с завода был для меня болезненным. Во-вторых, бюджетная сфера – это не так просто. Сейчас ведь не советское время, когда можно стукнуть по столу и в одном месте финансирование урезать, а в другом добавить и решить проблему. Сегодня у министра сельского хозяйства по большому счету нет иных рычагов управления, кроме субсидий.
– Но вы согласились все-таки.
– В пятницу мы с Виктором Ивановичем поговорили, и я взял время до понедельника, чтобы подумать. И тут вдруг почему-то мне стали звонить фермеры, руководители хозяйств, депутаты Законодательного собрания, главы районов. Они просили: «Максим, если не ты, то поставят кого-нибудь, кто не будет с нами заниматься. Мы знаем тебя и твое предприятие – у тебя получится». Тогда я задумался. Честно говоря, к чиновникам у меня было отношение не очень позитивное. Оно и сейчас не совсем изменилось. И мне не хотелось, конечно, быть чиновником в том смысле, в котором все это слово понимают. Перед тем как дать согласие, я подготовил ряд предложений. Мы с Виктором Ивановичем их обсудили и договорились, что он их принимает, а я несу персональную ответственность за аграрный сектор. Первый месяц я даже не понимал, что все это со мной происходит, но сейчас уже вник в ситуацию, понял модель управления. К концу января я должен закончить анализ отрасли и предложить свою стратегию развития.
– Научную работу не забросили?
-Виктор Иванович не запрещает мне заниматься наукой. Я перестал быть заведующим кафедрой ОмГАУ на базе Омского экспериментального завода, но остался там в должности доцента. Моя докторская диссертация, по сути, уже почти завершена, осталось только ее оформить.
– И какие у вас идеи по поводу омского машиностроения?
– Сегодня в моем ведении 25 таких предприятий, как экспериментальный завод. Мы уже провели совещание с машиностроителями Омской области, поставщиками компонентов, базами снабжения. Это те предприятия, которые 80-90% продукции поставляют за пределы Омской области, то есть привлекают деньги извне: из Казахстана, из соседних регионов. Я ставлю перед ними задачу в разы увеличить объемы производства. Это реально. Существует государственная программа субсидирования сельскохозяйственной техники, но из 25 предприятий по ней работает только Омский экспериментальный завод. Мы убеждаем руководителей заходить в эту программу. Она дает заводам 30% субсидий. Допустим, машина стоит 1 млн рублей, а крестьянин может купить ее за 700 тысяч. Остальное платит государство. Разумеется, он выберет машину с дисконтом.
– Ну и что же их останавливает?
– Есть ряд нюансов. Небольшие компании чувствуют себя неуверенно. Они привыкли работать традиционными дедовскими методами, а для участия в программе необходима сертификация в системе ИСО 9001 и исполнение требований Таможенного союза. Этих документов у предприятий сейчас нет. Пройдя аккредитацию, они также улучшили бы качество своей продукции и сервиса. Стараемся, чтобы к нам прислушались. Например, руководитель механического завода "Калачинский" Виллий ИСКАМ докладывал, что у него в связи с санкциями возникли сложности с экспортными поставками дезинфицирующих установок и по госконтрактам провал произошел. Я ему говорю: "Виллий Яковлевич, заходи в эту программу – аграрии к тебе потянутся".
– Программа полностью федеральная? Сколько денег по ней выделяется?
– Да, областного софинансирования она не требует. Средства – существенные. В 2015 году было выделено 7 млрд рублей, в 2016-м планируется 8 млрд.
– Сельское хозяйство – это одна из немногих отраслей, которая большому секвестру в бюджете области на 2016 год не подверглась. Верно, что региональная доля финансирования будет сокращена, тем не менее федеральная останется?
– Мы будем стараться, чтобы федеральная доля увеличилась. По некоторым программам нам до последнего времени требовалось на один государственный рубль положить один свой, областной. Сегодня перед новой командой Минсельхоза России стоит задача за счет увеличения федеральной доли сократить участие регионов до 5%, а по некоторым программам – до нуля.
– Это только предложение или уже реальность?
– Это уже выполняется. Сейчас мы ждем документов по конкретным субсидиям. По двум проектам на потребкооперативы мы уже заявились. Там можно на 1 предприятие получить финансирование до 70 млн рублей. Это не означает, что Минсельхоз России вдруг деньги начнет сыпать. Каждый проект должен пройти конкурсный отбор. Наша задача – найти инициативных руководителей, привлечь их к работе и помочь им грамотно подготовить проекты. Поддержка селян регионом снизится, потому что часть бюджета мы будем закрывать внутрипоселковыми дорогами. Вы же сами знаете: заезжаешь в деревню – дороги как после бомбежки.
– А вы сами куда выезжаете?
– В основном туда, где какие-то проблемы, конфликты, где возможно банкротство. Посетил недавно в Большереченском районе проблемное предприятие "Восход". Там поголовье коров – более тысячи. Они в 2015 году очень плохо поработали с кормами. Постфактум сложно сказать, что стало тому причиной, но кормов им хватает только до января – февраля, а те корма, что есть, – некачественные. Ряд предприятий выходят у нас сегодня по удоям за 6 тысяч литров в год на одну корову, а эти ребята доят 2 800 литров, при этом на животных страшно смотреть! Ребра торчат сквозь кожу. Их просто по-человечески жалко. При этом "Восход" пару лет назад поставил себе современнейший доильный зал белорусской компании.
– Подозреваем, это хозяйство еще и льготный кредит получило или большие субсидии.
– В то время предоставлялась 50-процентная субсидия на строительство доильных цехов. Они ее получили. У меня в этом плане установка жесткая: поддержка должна быть только там, где есть дисциплина и порядок. Вы расточительно занимаетесь сельским хозяйством, а мы вам помогать должны? Бессмысленно внедрять инновации, если на предприятии нет культуры производства. В технологии каждый элемент важен, каждый этап должен быть обязательно и своевременно выполнен. В противном случае мы вкладываем деньги даже без надежды на финансовый результат. Это как купить дорогой смартфон, чтобы только звонить по нему. Многие занимаются у нас сегодня сельским хозяйством, а мы должны заниматься агробизнесом. С финансированием – то же самое. Если мы профинансируем технологию только в одной части, а в другой забудем, то все. В этом плане у нас ресурс сумасшедший! Мы если не в два раза, то как минимум наполовину можем увеличить удои, остановить процесс сокращения поголовья скота.
– С урожаем то же самое?
– Да. Есть технология минимальной обработки почвы Notill, которая может быть вполне эффективна для наших южных районов, однако она подразумевает изначально высокий уровень земледелия: качественную и своевременную обработку почвы, грамотный посев и так далее. У нас же фермер весной зашел на поле, "похоронил" семена, а осенью вернулся и собрал, что бог дал. Потом он утверждает, что все вокруг виноваты, что ему нужна поддержка.
– Но никто ведь не может обязать фермера.
– Дело в том, что сегодня на уровне региона мы обязаны законодательно оформить структуру севооборота.
– Раньше такого не было?
– В советское время было. Раньше многих сегодняшних руководителей скорее всего поувольняли бы за такое земледелие. Конечно, за один год мы всех не переубедим, но эффект, я думаю, не за горами.
– А система кооперации, на ваш взгляд, у нас может прижиться?
– С этим у нас трудности. Многие руководители покупают самоходный опрыскиватель просто чтобы похвастаться, хотя он даром им не нужен. На самом деле такую машину, чтобы она была загружена, должны покупать вскладчину несколько хозяйств. И в Европе, и даже в Башкирии фермер никогда в одиночку не купит себе ни комбайн на 100 га, ни энергозатратный трактор, ни опрыскиватель. А у нас постоянно какое-то недоверие друг к другу, каждый пытается другого обмануть, перетянуть одеяло на себя.
– Раньше у нас МТС в каждом районе ведь были.
– Да и сейчас многие говорят: "Давайте возродим, сделаем сервисные центры". Но мы живем в рыночных условиях, министерство не может внедрить это "сверху".
– А почему в последние годы аграрии так поздно собирают урожай? С этим можно что-то сделать?
– Под снег уходить стало уже традицией, но мне всегда это было странно. Когда я бывал на аппаратных совещаниях еще при БЕЛЕВКИНЕ Викторе Яковлевиче, еще тогда каждую осень крестьян уговаривали: "Ребята, давайте начнем". Они говорят: "Да нет, еще не созрело".
– Ну они ведь в этом тоже что-то понимают.
– Зерно имеет свойство дозревать. Его можно скосить, положить в валки и затем уже обмолачивать. Мало кто этим занимается. Опять же, надо с сортами работать: есть раннеспелые, есть позднеспелые.
– Раннеспелые, наверное, стоят дороже?
– Нет, они абсолютно одинаково стоят. Просто, когда в хозяйстве несколько сортов, с ними нужно аккуратно работать, следить, чтобы они не перемешались. Это культура определенная. Мы хотим добиться от наших аграриев возвращения озимых культур. С рожью у нас все хорошо, но большого сбыта у нее нет. По озимой пшенице есть нюансы в технологии: на открытых пространствах снег сдувается, и она вымерзает. Такие риски даже в Краснодаре есть. Мы стараемся засевать небольшие площади в окружении лесопосадок. Кроме того, есть технология кулисного посева, когда озимые сеют между рядами стерни. ОПХ "Омское", СПК "Пушкинский" у нас сеют с определенным междурядьем горчицу, а когда она вырастает на полметра, то там же сеют озимые. Пока озимые всходят, кулисы стоят, а все пространство оперативно заполняется снегом. Результат – 40 центнеров озимой пшеницы с гектара. Озимые ведь позволяют начать уборку раньше. Уже в начале августа можно убрать зерно и, пока на рынке дефицит, продать его по хорошей цене. А на эти средства купить те же ГСМ.
– Цена на ГСМ – это ведь для аграриев чуть ли не самая больная тема.
– Нас очень огорчает, что при цене нефти до 40 долларов за баррель на заправках цена за литр стабильно растет. Объемы поставок нефтепродуктов в аграрный комплекс – колоссальные. Думаю, здесь все осложняется тем, что поставщик у нас только один. Хотя, по моим данным, в последнее время к нам стали завозить из Казахстана топливо низкого качества. С этим нужно разбираться, потому что плохая солярка выводит из строя двигатели на дорогостоящей технике. Мы, как всегда, будем уговаривать Виктора Ивановича, чтобы он провел переговоры с нашими нефтяниками о традиционной весенней скидке на топливо. "Газпром нефть" могла бы сделать ее более существенной, учитывая, какие доходы они извлекают из цены реализации в сфере АПК. С их стороны это было бы как минимум патриотично.
– У правительства РФ зерновой резервный фонд есть. А что с резервным фондом Омской области?
– У Омской области собственного резервного фонда сейчас нет. Несколько лет назад эту практику прекратили, но проблем с ценой на хлеб пока не возникает. Выстраиваем диалог с Ассоциацией предприятий пищевой и перерабатывающей промышленности, которую возглавляет Евгений Львович АРОНОВ, с хлебозаводами. У всех есть понимание, что основные сорта хлеба должны оставаться в той же ценовой категория, хотя это трудно: цена на зерно растет. Когда мы подводили итоги на собрании ассоциации, для меня стало откровением, что основные деньги у нас получают не переработчики, а сбыт, сети. По некоторым позициям наценка просто сумасшедшая! Кстати, по интервенциям Омская область является сегодня абсолютным лидером. По моим данным, мы поставили 37% объема всего закупочного фонда РФ.
– Это хорошо или плохо?
– Пока это хорошо. Понимаете, мне сложно сказать, что будет дальше с ценой на зерно, но, когда предприятия закредитованы, по ряду позиций им выгодней продать товар сразу. К тому же по интервенциям уровень цен сегодня выше, чем на рынке. Аграрии продают пшеницу и по 10, и по 11 тысяч рублей за тонну.
– Что происходит на рынке зерна Омской области?
– Сегодня мощности наших элеваторов и зернохранилищ практически полностью загружены. Отгрузки идут на Объединенную зерновую компанию, мельничные комбинаты, макаронные фабрики, но не теми темпами, какими хотелось бы. Тем не менее сегодня мы осторожно относимся к контрактам извне. Мы провели переговоры с Монголией, но скорее всего мы поможем им только по ячменю. Им нужно 600 тонн.
– А чего они еще просили?
– 100 тысяч тонн пшеницы 3–4 класса, но скорее всего не получится. Вы же помните, как Казахстан еще в прошлом году эшелонами вывозил зерно из Омской области за хорошие деньги. Сейчас разница с тенге уравнялась, и Казахстан, хоть и небольшими темпами, но уже везет к нам и рапс, и пшеницу.
– Но если у нас элеваторы забиты, то почему нет?
– По последним уточненным данным, мы получили совокупный урожай в бункерном весе 3,5 млн тонн, в весе после доработки – 3,25 млн тонн. Нам только для собственного потребления необходима половина этого. У нас же сегодня развито животноводство.
– Все новые министры сельского хозяйства обещают примерно одно и то же: больше молока, больше мяса, больше зерна. В итоге все остается на своих местах, только министры меняются. Хотелось бы понять ваши мысли по поводу развития АПК в целом.
– По сути, все начинается с кадров. На всех уровнях мы начнем заниматься образованием – даже с теми, кто уже считает себя самым умным. Сейчас на село идет очень мало молодежи. Я попросил наших кадровиков подготовить статистику – оказывается, глав предприятий от 25 до 40 лет у нас в Омской области всего три десятка, а фермеров – человек 30-40. Это примерно десятая часть. Большинству наших руководителей по 55 – 70 лет.
– Старая гвардия…
– Старая гвардия – это хорошо, но должна быть преемственность. Да, многие уезжают. Я сам приехал из глухой таежной деревни. Так уж получилось, что на Омском экспериментальном заводе практически все те ребята, которые к чему-то стремились, добивались реальных результатов, не считались со временем – это сельские люди. Горожан практически не было. Я не подбирал кадры по этому принципу, просто люди без квартиры и машины больше стремились что-то серьезное сделать.
Что касается подготовки кадров, нам необходимо добиться выпуска специалистов, которые будут по уровню знаний на голову выше нынешних работников хозяйств. Сегодня все наоборот. Как завкафедрой, я знаю, что в прежние годы из 1800 выпускников ОмГАУ в АПК устраивалось всего 200 человек. Необходимо готовить меньше, но лучше. Я уже поставил задачу, чтобы все до единого наши ребята и из университета, и из училищ прошли практики. Я для этого все сделаю, проведу переговоры с руководителями предприятий. АРОНОВ уже согласился принимать на "Хлебодар" детишек, банкир ЯНЕЕВ (директор Омского филиала ОАО "Россельхозбанк". – "КВ") готов взять 25 человек на практику. Мы постараемся создать студентам все условия. Даже если не везде получится обеспечить им хоть какую-то зарплату, проживание и питание в районах мы им гарантируем.
– Ну вот пойдут они в АПК работать, а на что им потом жить?
– Мне непонятно, когда руководитель уже не может придумать, в какую страну съездить отдохнуть, какую машину купить, и вдруг обижается, что от него уходит главный агроном, которому он платил аж целых 12 тысяч рублей в месяц. Я гордился тем, что на Омском экспериментальном заводе фрезеровщик получал 45 тыс. рублей. Не каждый экономист или юрист столько получает. Хотя, я вас уверяю, сегодня производственному предприятию найти адекватного юриста или хорошего экономиста практически нереально.
– При огромном их количестве.
– Да. Еще одна наша цель – это наука. Мы должны получать и использовать высокие достижения.
– Кадры, наука. Что еще?
– С личными подсобными и фермерскими хозяйствами мы будем работать через систему потребкооперации. Зачастую небольшому фермеру не хватает сбыта, а перекупщики скупают мясо и молоко за копейки. Но самое главное сегодня – это все же переработка. Фактические налоговые поступления от переработки сегодня в десять раз превышают доходы от АПК благодаря НДС, налогу на прибыль и более высоким зарплатам. Снабдить каждое хозяйство мини-заводом – это для нас не самоцель, потому что основная прибыль все равно будет поступать от крупных промышленных предприятий, где себестоимость продукции ниже. Население у нас, думаю, будет постепенно высвобождаться и станет заниматься переработкой сельхозпродукции, в том числе глубокой, на крупных предприятиях.
– Минсельхоз продолжит субсидировать кредиты?
– Да, но мы хотим доработать эту систему. Сегодня человек берет кредит под 20% годовых, начинает его оплачивать, а потом свои затраты предъявляет в министерство, чтобы ему просубсидировали две трети ставки рефинансирования. В итоге кредит обходится ему в 7-8% годовых, но для этого он должен доказать, что он аграрий, что деньги он тратит на сельское хозяйство, что у него отсутствуют долги по налогам. Сейчас стоит задача эти субсидии предоставлять не через министерство, а сразу отдавать их банку. Тогда крестьянин сможет сразу, придя в Россельхозбанк или Сбербанк, получить льготный кредит под 5-6% годовых. Ожидается, что в 2016 году это произойдет.
– Площадь неосвоенных сельскохозяйственных земель в Омской области хотя бы понемногу уменьшается?
– Работа эта уже ведется, хотя и не с той эффективностью, с какой хотелось бы. За 2015 год мы ввели в оборот 20 тысяч га, но у нас остается еще 500 тысяч га нетронутой земли. Используется сейчас 2,5 млн га. Южнее железной дороги земли практически нет. У нас есть в поселке Новоуральском Таврического района федеральные земли, на которые "Омский бекон" претендует. В Харламово сейчас 15 тысяч га оформляется. Там процесс уже идет. Есть в Нововаршавском районе примерно 6 тысяч га земли. Наша задача – развивать север: Саргатку, Большеречье, Муромцево. Инвесторы уже есть. "Омскому бекону" после реконструкции потребуется 50 тысяч га земли. В Большереченском и Саргатском районах у нас по 30-35 тысяч га свободно. Нужно проводить инвентаризацию земель. Смотреть, что там растет, насколько плодородные там почвы.
– Минсельхоз Омской области недавно подал иск на Омский экспериментальный завод о расторжении договора. Что там случилось?
– Омский экспериментальный завод выиграл конкурс на проектирование машин для возделывания льна-долгунца и оформил патент. Видимо, или юристы были неграмотные с обеих сторон, или кто-то кого-то не так понял. Права на патент получили в соотношении 50 на 50 минсельхоз и завод. Юристы минсельхоза заявили, что патент должен полностью принадлежали им. Завод был не против переуступить свою долю. Все это без проблем оформляется в Роспатенте. Но руководство министерства посчитало, что в рамках контракта эти юридические работы не предусмотрены. Сам заказ был выполнен полностью, машины уже тиражируются, но теперь минсельхоз не подписывает соглашение и не хочет принимать на себя оставшиеся 50% патента. Абсурдная ситуация. Я уже сказал юристам минсельхоза, что мы примем любое решение суда. Никакого административного ресурса я не использую, на руководство экспериментального завода не выхожу. Если выиграет министерство и суд решит, что завод должен вернуть деньги, он их вернет. Выиграет завод – минсельхоз оформит на себя патент.
– Спасибо за беседу, Максим Сергеевич!
