29 февраля 1996 года в Омске был убит известный бизнесмен, депутат Законодательного собрания Олег ЧЕРТОВ.
С тех пор пошел 21 год. Его единственная дочь Анна СНЕЖИНСКАЯ (ЧЕРТОВА) нашла свое призвание в PR-сфере. О своих взглядах на судьбу, карьеру, семью она рассказала корреспонденту «КВ» Анастасии ИЛЬЧЕНКО.
– Анна, вы окончили истфак, как и ваш отец…
– В 1999 году я поступила в ОмГУ. В приоритете был исторический факультет, потому что его окончил папа. Он говорил, что базовое гуманитарное образование, в частности историческое, очень хорошо для общего представления о мире, для развития мышления. У меня всегда была любовь к истории. Поступила в Омский университет, тем не менее уехала учиться в Прагу в Карлов университет. Полгода проучилась там на философском факультете, но по семейным обстоятельствам пришлось вернуться. Сдала первую сессию и стала учиться дальше на историческом факультете ОмГУ.
– После окончания работали по специальности?
– К сожалению, ни одного дня. Меня судьба почему-то постоянно толкала на такие специальности, как маркетолог, pr-специалист, менеджер по рекламе. Они тогда были востребованы. Когда я поняла, что мне не хватает знаний, поступила в Академию народного хозяйства при Правительстве РФ на программу МБА. Ездила в Москву на сессии и параллельно работала в PR-службе Омскпромстройбанка, а затем Банка Интеза, «Омсквинпрома», Кондитерской фабрики «Сладонеж».
– Чем сейчас занимаетесь?
– Меньше месяца назад уволилась из КФ «Сладонеж» и планирую уехать жить в Москву. Не для того, чтобы покорять столицу. Очень рационально к этому городу отношусь, хотя все понимаю про возможности там и здесь. Кроме того, сейчас я в творческих поисках, параллельно с пиаром занимаюсь написанием книги.
– О чем она?
– Книга развлекательного жанра, это детектив. Дело в том, что я много времени уделяю интеллектуальным играм – «Мафии», «Что? Где? Когда?», и сюжет книги построен вокруг этого. Раньше я писала небольшие заметки на тему игр, и читатели уговорили меня написать что-то более масштабное.
– Когда ее можно будет почитать?
– Надеюсь к концу 2017 года ее выпустить.
– Для вас написание книги – это способ самовыражения, хобби или возможность получить дополнительный доход?
– На литературе особо не заработаешь, особенно если подсчитать временные затраты и сравнить их даже с самыми смелыми гонорарами. Я вообще человек книги, много читаю. Это мое самое любимое занятие. Тот мир, который создает книга, всегда меня увлекал. Для меня книга –возможность создать свой мир, поэтому, безусловно, самовыражение.
– Кто-то уже читал вашу книгу?
– Дело в том, что у нас вся семья пишущая. Мама – драматург. По первой специальности она психолог, но несколько лет назад серьезно ушла в творчество, издает свой поэтический журнал, стала членом Союза писателей. Периодически мы что-то друг другу читаем. При этом я считаю, что не всегда это нужно, тем более пока произведение не окончено, смысла в этом нет. У меня есть агент-редактор, которая читала синопсис, пробные главы. В целом же работу никто не видел, тем более что еще не известно, чем книга закончится.
В семье достаточно разные вкусы в литературе. Старшее поколение, безусловно, в разы образованнее и искушеннее. Они лишнего слова не поставят, ориентируются на лаконичность. У меня более витиеватый стиль письма, поэтому меня критикуют и «режут» – слишком много метафоричности, оборотов. Мне постоянно ставят в пример Довлатова, который писал короткие, понятные и простые предложения. Но Довлатов – это Довлатов, а я – это я. Поэтому я периодически отстаиваю свою манеру, но прислушиваюсь к советам.
– Каких еще писателей читаете вы и любят в вашей семье?
– Безусловно, Достоевского. Это любимый писатель папы и мамы. Отец писал по «Братьям Карамазовым» научную работу, это было его любимое произведение. Еще в раннем возрасте я прочитала все основные произведения Достоевского. Не могу сказать, что мне это навязывали: когда растешь в такой обстановке, это влияет на твои вкусы. У моей мамы потрясающая память на стихи, она читает все – от Шекспира до шестидесятников. Мне нравятся Арсений Тарковский, Владимир Соловьев, Михаил Бахтин, Диккенс, Александр Солженицын. В нашей квартире библиотека – это центральное место. Книги собирались несколькими поколениями. Когда родители были молоды, книга, особенно запрещенная, – это было целое сокровище. Ради нее люди и жизнью своей, и свободой рисковали. Собирали и через магазины, и через знакомых. Кроме этого я очень люблю германо-романскую фантастику типа Толкиена. Это моя отдушина.
– В семье не считают, что это несерьезная литература?
– Папа открыл для себя Толкиена, когда ему было около 33 лет, он уже занимался предпринимательством, был кандидатом философских наук. Он на трилогию подсадил всех своих бизнес-партнеров. Взрослые бизнесмены читали ее запоем. Толкиена сложно уравнять со сказкой, все-таки у него большая и историческая, и понятийная, и философская база. Мне с детства читали много сказок и папа, и мама. Сказка не становится менее глубокой, потому что фантастична. В нашем доме огромное количество сказок.
– Анна, сколько вам было лет, когда папы не стало?
– 13 лет. Кто-то скажет, еще ребенок, но у меня было уже четкое понимание того, что происходит. Я помню все в деталях. Папа являлся всеобщим любимцем, для семьи, друзей он был солнцем, вокруг которого все вращалось. С одной стороны, у меня возникло ощущение, что весь мир кончился, а с другой, это не стало неожиданностью – даже для меня в 13 лет, потому что ситуация, которая привела к его смерти, длилась в течение полугода. И это обсуждалось. Я знала, что такое возможно. Когда папа погиб, первая моя мысль была о маме, потому что они очень любили друг друга. У нас было полное понимание того, что произошло, почему, кто это сделал. Об этом знал весь город. И третье: я человек верующий, у меня никогда не было ощущения, что его нет. Было удивительное чувство, с одной стороны, глубочайшего горя, а с другой – его присутствия, ощущение, что он меня, как одеялом, от всех закрыл.
– Вам тогда или после случившегося было страшно?
– Знаю, что в таких случаях вдовы боятся, чтобы с ними и детьми не случилось подобное. У нас с мамой была другая позиция – мы жалели, что нас с ним не было в тот момент. Мы предпочли бы погибнуть вместе, чем жить без него. Самое страшное у нас уже случилось, бояться было нечего.
Когда ситуация с угрозами стала складываться, папа пошел с официальным визитом к мэру, к губернатору, рассказал, что ему угрожают. А когда все произошло, они сделали вид, что ничего не знают. На похоронах их не было. Преувеличивать обиду не стоит, потому что здесь все объяснимо и предсказуемо. Органы тщательно искали любые другие версии – ко мне приходили в школу, к маме на работу, дома проводили обыски, искали среди старых знакомых. Но все было очевидно. Папа в своем последнем интервью все рассказал.
– Как в школе отнеслись к случившемуся? Какие вообще отношения складывались с одноклассниками? У вас ведь училось много детей бизнесменов, были ли равные отношения между ними и остальными?
– Дети, как правило, экстраполируют отношения своих родителей. Если те ставят приоритетом занимаемые должности, имущество, одежду, машины, то и дети будут так же делать. Безусловно, у нас в школе такое было. При этом если бы я на секундочку позволила так себя вести, то получила бы от родителей, потому что они в первую очередь интеллигенты. Папа сначала был ученый, историк, поэт, а уже потом предприниматель, депутат и т.д. Мне многое могли простить, но заносчивость, высокомерие к людям не простили бы никогда. Когда случилось несчастье, мои друзья, учителя отнеслись с сочувствием, пониманием. И родители детей так же, потому что у многих могла быть такая ситуация либо близкая. И все это понимали.
– Вы читали стихи, дневники вашего отца? Насколько вам близко то, что он писал?
– Я прочитала все, включая диссертации. В детстве я знала, что он пишет стихи, но мне их не читали, папа писал не для публикации, его стихи очень личные. Читала их мама и еще два друга юности. Папа написал на мое рождение два стихотворения, одно из них мама мне читала с детства. От него самого впервые его стихи я услышала за полгода до трагедии. Мы отдыхали в Словакии, втроем гуляли ночью в Татрах – олени бегают, мистическая обстановка, и мама попросила папу почитать. И он – это был редкий случай – согласился. Моя реакция 13-летнего ребенка тогда была похожа на реакцию людей, которые впервые столкнулись с его поэзией. Дело в том, что у него много стихов о смерти, о Боге. В них скорое предчувствие смерти, и меня они взволновали, даже испугали. Если не знать его лично, можно было предположить, что он склонен к депрессии, мрачному восприятию мира. Это абсолютно не так, в жизни он был веселый человек, который заражал своим оптимизмом всех вокруг. У него было предчувствие ранней смерти, причем он говорил об этом – не играя, не бравируя.
– Фатализм?
– Безусловно, он себя считал фаталистом. Мама в течение нескольких лет после его смерти издала все, что он написал. Сейчас я регулярно перечитываю его стихи, и каждый раз что-то новое для себя открываю.
– Анна, а вы фаталист?
– Конечно, я дочь своего отца в этом смысле.
– Вы тоже пишете стихи?
– Да. Папа – поэт в высоком понимании слова. Это признано не только семьей. Мама тоже пишет стихи. Я писала в детстве и юности романтические стихи. Папа прочитал и охарактеризовал как «ювеналии», но сказал «пиши». К поэтам я себя не причисляю, поэт – это божий дар. Фатализм мой проявляется не в стихах, а в том, что я верю в судьбу. Меня часто занимает вопрос моего предназначения: для чего я пришла в этот мир, причем не только в плане профессии. Когда папа погиб, мне было понятно, для чего я нужна – чтобы нашу семью сохранить, поддержать маму. Возможно, на этом моя роль исчерпывается, возможно, я должна быть просто дочерью Олега ЧЕРТОВА. Моя жизнь – попытка понять замысел Создателя.
– Олег ЧЕРТОВ, кроме того, что был поэтом, историком, являлся еще и талантливым бизнесменом. А как у вас складываются взаимоотношения с бизнесом?
– Никак. Папа стал бизнесменом в интересный период. Если бы он оказался в других обстоятельствах, если бы научная сфера деятельности была востребована в тот период, он, наверное, остановился бы на научной карьере. Есть ученые, которые пишут гранты на актуальные темы, а он занимался только тем, что его глубоко интересовало. Конъюнктурным в плане науки он не был. Жизнь его подтолкнула к преподаванию экономики, в которой он, будучи историком, прекрасно разбирался. Это был период, когда экономические знания были крайне востребованы, страна начала перестраиваться, стали появляться частные формы собственности, и огромное количество людей (многие из них сейчас составляют бизнес-сообщество Омска) приходили к нему за советом. Папа занимался бизнесом очень красиво. Это не было примитивное «купи-продай», он всегда был завязан на какой-то идее.
Понимание бизнеса – это некая врожденная черта характера, которая либо есть у человека, либо нет. Папа оказался способен. Я же никогда не была к этому склонна. С большим уважением отношусь к предпринимателям, однако людей, у которых в крови есть предпринимательская жилка, видение, способность делать деньги, очень мало.
– И не собираетесь заниматься бизнесом?
– Безусловно, это была бы очень красивая история, когда дочь предпринимателя занимается бизнесом… Но у меня женский склад психики, когда важнее «как», чем «что». Многие предпринимательницы из-за своей склонности к деталям прогорают. Может быть, когда-нибудь я смогу что-то для души создать, но не для заработка.
– Ваш переезд в Москву связан с личными обстоятельствами?
– Да, я антидекабристка (смеется). Меня никогда не воспитывали феминистически, но не воспитывали и патриархально с точки зрения замужества. Родители не ориентировали на скорое замужество и на карьеру. Была ориентация стать хорошим человеком. Мужчина должен быть немного умнее и на голову выше. Родительский пример остается в нас в голове. Для меня сейчас на первом месте стоит семья, потом самореализация, а затем карьера.
– Чем вы планируете заняться в Москве?
– Чем и раньше – пиаром. Меня интересует он и коммуникации в крупных компаниях. Я люблю организовывать мероприятия, выставки. При всех минусах, которые есть в Москве (папа, кстати, тоже к ней скептично относился), там в плане карьеры свободный полигон – мероприятий больше, масштаб крупнее. А в Омске заказ на мои услуги ограничен.
– Почему у отца тогда, а у вас сегодня критическое отношение к Москве, ведь столица 90-х отличалась от нынешней?
– Он критически относился к суете ради суеты, к имитации бурной деятельности, поверхностности. Папа был склонен к размышлениям, а в Москве нет на это времени. Если в Омске из-за ограниченных финансов мы сто раз подумаем, прежде чем что-то сделать, то в Москве все быстро. Был период, когда я жила там полгода. В Омске, чтобы пиарщику организовать мероприятие с бюджетом, нужно обоснование, планы, сметы, его предстоит сначала «продавить», а потом отчитаться, почему это хорошо и правильно. В Москве не думают, насколько это нужно, эффективно. Там нет такого сопротивления, никто не считает эти копейки. Меня Москва достаточно радушно принимала. У папы была теория, что место выбирает под себя людей: в одном мы чувствуем себя комфортно, в другом – нет. Я, как ни странно, в Омске себя не чувствую на своем месте. У меня здесь нет чувства пространства, и никогда не было. Это не потому, что провинция, просто нет ощущения своего города.
– Почему же вы еще здесь?
– Вот сейчас у меня очередная попытка. Их было несколько – сначала уезжала в Чехию, потом в Москву. Надеюсь, что эта будет успешной.
– Москва, судя по вашим словам, тоже не ваш город, а какой ваш?
– Очень люблю Прагу и Сан-Франциско. Я не фанатка Америки, но в Сан-Франциско есть ощущение свободы, легкости, пространства, там я всегда была счастлива. Путешествую много. Если говорить в целом, то я из тех людей, которые были бы счастливы не жить в городе вообще. Если бы я состоялась в качестве жены и матери или занималась писательским трудом, то с удовольствием жила бы где-нибудь в замке или загородной усадьбе. Я хорошо переношу одиночество. Сейчас детей по-другому воспитывают – чего они хотят, то и происходит, в компаниях внимание концентрируют на ребенке. Меня воспитывали не так, родители меня брали с собой на деловые встречи, собрания и запрещали вмешиваться. Мне говорили: умному человеку не может быть скучно самому с собой.
– Анна, куда вам удалось съездить вместе с отцом?
– Несколько раз в Чехию. Прага – это город моего сердца. Мы ездили в Словакию. Они с мамой были в Будапеште, в Швейцарии, Польше. Мама хорошо справлялась с ролью первой леди, они были очень красивой парой. Я училась в первом классе, когда папа впервые поехал в Англию по вопросу создания в Омске международного аэропорта Федоровка. К сожалению, все, что отец делал, потом никто не завершил. Это касается и шинного завода. Все успешные проекты, которые он начинал, никто не был способен довести до конца. Уходит лидер – и все разваливается. Папа хорошо знал латынь, а она дает ключ ко всем европейским языкам. Куда бы мы ни приезжали – пара дней, и он начинал понимать разговоры, в том числе деловых партнеров. Он был историком-западником и на экскурсиях мог дополнить любого гида, хорошо и интересно рассказывал.
– У вас четко прослеживаются идеалы семьи. Вы встретили человека, который похож на отца?
– Мы всегда являемся заложниками своего детства, неважно – счастливое оно или нет. Искать мужчину, похожего на своего отца, было бы перспективой остаться старой девой – таких нет. У меня был период, когда я подобного искала, и только последние года два-три поняла, что сама похожа на отца по характеру и влюбляюсь в тех, кто скорее напоминает маму. Соотношение остается такое же. Я интроверт, и эмоции у меня достаточно приглушенные, а мой мужчина – эмоциональный и яркий человек. В нашей судьбе не все буквально.
– Какие желания вы загадываете на Новый год?
– Многие из моих близких уже на том свете – и папа, и бабушка, поэтому я всегда загадываю, чтобы все были живы и здоровы. Остальное – в моей власти.
– Вы занимались когда-нибудь политикой?
– В 2009 году я работала пиарщиком партии «Справедливая Россия». Политику ради политики никогда не воспринимала. Папа и его поколение Заксобрания пришли в политику из промышленности, они должны были создать некое законодательное поле, чтобы предприятия существовали, их не душили законами. В тот период в Заксобрании был очень интересный подбор людей, которые действительно что-то создавали. Сейчас пришли в основном чиновники, и реальных идей и дел нет. Поэтому нет и желания быть к этому причастным. Его роль я не потяну. Я понимаю, почему врач, юрист, преподаватель могут прийти в политику, но политик, за которым не стоит конкретного рода занятий, – нет. Этим людям нечего сказать.
– Можете вспомнить свои поступки или дела, которыми гордитесь?
– Пожалуй, нет. Если ты что-то умеешь делать хорошо, то просто это делаешь. Я могла испытывать не гордость, а облегчение. Бывают случаи, когда обстоятельства заставляют нас пойти по простому пути. Например, когда в веселой компании затрагивают важную тему, а вы не согласны с мнением окружающих. Папа собеседников всегда подтягивал на определенный уровень, не упрощал себя. Когда задевали веру, религию и можно было промолчать, он не позволял этого себе. Считал это внутренним предательством. Я с облегчением отношусь к ситуациям, когда тоже не молчу. Сейчас общество раздирается политическими и социальными противоречиям, но я стараюсь в любых ситуациях говорить правду.
– Почему в данном случае говорите о чувстве облегчения, а не гордости?
– В религиозном сознании гордость – это близко к гордыне, к ощущению самодовольства. Я не могу испытывать гордость. Есть выражение «Кому много дано, с того много и спросится». У меня именно – облегчение, что я грех на душу не взяла.
– Анна, вы исповедуете традиционную православную веру?
– Да, наша семья придерживается традиционной христианской конфессии. В 80-е годы меня тайно крестили. Сначала мы ходили в немецкую католическую общину на Левом берегу. Позже все вместе ездили в Большекулачье. Наша семья принимала непосредственное участие в восстановлении там церкви. Она была очень популярна у бизнес-сообщества Там служил отец Виталий, духовник моего папы, который его и отпевал. При этом я принимаю большинство мировых религий. Бог един, и жесткой позиции по отношению к мусульманам, буддистам, католикам у меня нет. Религии, так или иначе, говорят об одном, просто разными языками.
– Какой отдых предпочитаете?
– Идеальный отдых – камин, плед и книжка. Если говорить про путешествия, то это прогулки по средневековым городам. Каждый город нужно пройти пешком без гидов, путеводителей. Я не человек больших компаний, хотя жизнь меня постоянно выносит в тусовки.
– У вас сейчас фамилия СНЕЖИНСКАЯ. Вы сменили ее?
– Это фамилия моего прадеда, он был режиссером. Она с детства мне нравилась. Прадед хотел, чтобы я ее взяла. И после его смерти я стала об этом думать. Вот год назад решилась. Изначально СНЕЖИНСКАЯ было моим творческим псевдонимом. Когда ты растешь в семье, где есть определенная репутация, имя, то не хочешь, чтобы твои пробы пера подставляли семью. Под фамилией ЧЕРТОВА если уж что-то писать, то это должна быть гениальная нетленка. Я взяла псевдоним, потому что он меня меньше обязывает. Смене фамилии семья долго сопротивлялась. Мне очень легко с ней, даже жизнь, мне кажется, изменилась. Но пока все значимые люди не согласились, не одобрили мой шаг, я не стала этого делать. С детства я ориентировалась на мнение самых близких людей – папы, мамы и бабушки. Сейчас осталась одна мама, с которой надо по важным жизненным решениям искать компромисс, в частности, по вопросу переезда. Мама для меня – не просто родной, а близкий по духу человек. Если бы мне дали выбрать, в какой семье родиться, я, безусловно, выбрала бы своих родителей.
– О чем вы мечтаете?
– В первую очередь хочется реализовать себя как женщину и мать. А еще мечтаю стать писателем. Я была бы рада жить только этим. Но это мечта, а не планы, потому что муза, талант – это не совсем от меня зависит. Талант дается свыше.
Справка
Анна СНЕЖИНСКАЯ (ЧЕРТОВА) родилась 28 ноября 1982 года в Омске. В 1999 году окончила гимназию № 115 с углубленным изучением английского языка. В том же году поступила в Карлов университет (Чехия), где проучилась полгода. По семейным обстоятельствам вернулась в Омск и продолжила обучение на историческом факультете ОмГУ. Окончила его в 2004 году. С 2005 по 2007 годы училась в Академии народного хозяйства при Правительстве РФ в Российско-немецкой высшей школе управления на программе МБА. С 2005 года работала в PR-службе Омскпромстройбанка. С 2008 года – в службе маркетинга «Омсквинпрома». В 2012 пришла в PR-службу Банка Интеза. С 2015 по 2016 годы – в PR-службе Кондитерской фабрики «Сладонеж».
