Интенсивность общественного участия все время повышается.
Известный социолог, руководитель ООО «ГЭПИЦентр-2» Вадим ДРЯГИН кратко охарактеризовал обозревателю «Коммерческих Вестей» Анастасии ИЛЬЧЕНКО ситуацию, которая складывалась в 2021 году на политическом небосклоне Омской области.
– Вадим Владиславович, в январе 2021 года мы с вами говорили о трех политических трендах, которые имели место в 2020 году, – рост протестного голосования, отчуждение избирателей от голосования и «клубное» голосование. Они продолжились в прошлом году или на смену им пришли другие?
– Это не тренды, а общая система электоральных отношений, поэтому они все сохранились. Протестное голосование, безусловно, растет. Несмотря на подавление оппозиции, по результатам последних выборов КПРФ увеличила количество своего представительства как на федеральном, так и на местном уровне через партийные списки. То есть коммунисты, не ведя никакой избирательной кампании в Омской области, увеличивают свое присутствие. И большинство политологов склоняются к тому, что победу коммунистов во многом обеспечило «Умное голосование», призыв голосовать за коммунистов как за единственную оппозиционную партию.
Что касается отчуждения избирателей, да, количество участников голосования все время снижается. Говоря по-русски, это те, кто говорит: «А я не пойду голосовать. Зачем? Только время впустую тратить». При этом в нашем регионе нельзя не сказать об успехе трехдневного голосования. Избиратель принял его и размеренно три дня шел на участки.
– То есть пришли ровно те же, что и в один день?
– В общем, да. И клубное голосование, когда семья всю жизнь голосует, скажем, за ЛДПР, тоже осталось. Но оно никогда не было определяющим. Думаю, все эти вещи до смены у нас политического строя так и будут существовать.
– Что нового 2021 год принес в политические отношения?
– А что такое политика? Это борьба за власть. Политический процесс – это действия разных людей с целью смены власти, поэтому он может происходить, когда есть общественные инструменты политического участия. Когда их нет, это может закончиться, как в Казахстане, т. е. непосредственным противостоянием. У нас спектр политических инструментов достаточно узкий. Я не академический политолог, поэтому считаю, что нельзя говорить о существовании политического поля и вообще политики в нашем нынешнем состоянии. Я считаю, что политических процессов сегодня нет. А точнее, есть, но возможности политического участия в них сильно ограничены. Даже наши официальные власти говорят о сокращении политического поля. Но, конечно, все под этим подразумевают разное. Сейчас основная повестка – не местная, а федеральная. Это естественно, поскольку у нас пирамидальная система власти. Региональное же участие сфокусировано на местных проблемах. И здесь опять вопрос терминов и понятий. Вот когда омичи возмущались по поводу привоза китайских рабочих на ОНПЗ – это политический процесс? Это борьба за смену власти? Нет. Значит, не политика. В социологии такие факты определяют как социальные или экономические протесты. Но в итоге подобных протестных действий могут появиться политические. Как в Казахстане. Сегодня омичи скажут: «не везите сюда китайских рабочих», а завтра: «а давайте-ка сменим губернатора, который их привез». И вот это уже будет политическое требование. О таких качелях перехода от экономических к политическим требованиям еще дедушка Ленин писал, да и в романе «Мать» Максима Горького они есть. Нас всех, кто родился в Советском Союзе, учили революционной борьбе! Мы единственный народ, который этому обучали со школы. И казахов тоже, поэтому они и захватили почту, телеграф, а вот что дальше делать, не знали.
Еще в Средневековье, когда крестьяне не хотели платить оброк феодалу, они его убивали, и происходил процесс смены власти. Но чтобы он не заканчивался кровью и топорами, существуют инструменты, позволяющие осуществлять политическую деятельность. В первую очередь, конечно, демократия, т. е. институты представительства. Зачем поднимать баррикады, если можно переизбрать?
– По итогам выборов 2021 года в Законодательное собрание Омской области «Единая Россия» получила меньше мандатов, чем в прошлые созывы. Это на что-то повлияет?
– Конечно! В конце 90-х годов в Канаде ряд мелких партий объединился и единым оппозиционным фронтом призвали избирателей не голосовать за правящую партию. В итоге они сменили правительство. Снижение количества мандатов «Единой России» в Законодательном собрании Омской области, безусловно, усложнит взаимоотношения между реальными людьми. Представьте фантастическую историю: на каком-то голосовании заболели члены фракции «Единой России» и не явились, а все остальные фракции пришли. В такой ситуации чисто теоретически может быть все. И в истории нашего Заксобрания и городского совета бывали такие случаи.
– Это тенденция или случайность? В прошлом созыве у «Единой России» был 31 мандат, в этом – 26. Может случиться, что в следующем будет 22?
– Разумеется! Мы же не знаем, как пойдут процессы. Сейчас на самом деле интенсивность общественного участия все время повышается. То, что оппозиция системно отсутствует, не значит, что 140 млн перестали думать, высказывать свои симпатии, антипатии. Процесс идет интенсивный, динамичный. И гадать, как изменится ситуация за два года, непрофессионально. Никогда не понимал политологов, которые пытаются что-то предсказать. Даже один человек – это вселенная, а тут речь идет о политическом выборе 140 млн людей. Тут такое многообразие мотивов, комплексов сплетается, что ничего не спрогнозируешь. Да, снижение количества мест «Единой России» в Заксобрании возможно. Как и увеличение (смеется).
– В Заксобрании региона выросло число партий. Как вы это оцениваете? Пришли партии-спойлеры и отобрали голоса у оппозиции?
– Спойлерная партия – это якобы инструмент управления. Если предположить, что «Справедливая Россия», «Коммунисты России» всегда голосуют как «Единая Россия», тогда это спойлерная партия. А если нет? Тогда это оппозиционная партия. Но при каждом голосовании своя ситуация. В этом они – спойлеры, в другом – нет. Четко мы не можем ничего сказать, потому что у них у самих нет внятного представления, кто они такие. Все эти партии в 90-е годы возникли из неформальных движений, т. е. после краха КПСС и Советского Союза люди стали объединяться по привычкам, вкусам, воспитанию, взглядам. А потом в связи с возвратом избирательного права, когда парламентская республика стала президентской, в новом законодательстве возникают партии и происходит их поляризация. Но чтобы реализовать социальный, культурный политический проект, нужны ресурсы. Это и взаимодействие с другими людьми, и, конечно, деньги. И были примеры, когда олигархи создавали свои партии. И всегда происходил процесс перехода из одной партии в другую. Но если внимательно почитать программы партий, то, по сути, они все одинаковые – за все хорошее, против всего плохого плюс патриотизм. И такое отсутствие принципиальных отличий сводит на нет всю политическую систему. Остается единственное – отношение к центру власти. Те, кто плохо относятся, за бортом – это внесистемная оппозиция, те, кто за, выстраивают отношения с властью – за деньги, за подачки. Хотя, когда появляется массовый протест, то и отношения разные.
С чего вдруг наши коммунисты стали антиваксерами? Это политический протест? Нет. Но это реакция на запрос населения. Есть большая статистическая группа россиян, которые не хотят вакцинироваться. И одна из оппозиционных партий говорит: «ребята, мы с вами, мы тоже против». Но люди не хотят вакцинироваться не по политическим причинам, они отказываются в силу своих субкультурных представлений. Это чисто социологическая проблема. Сейчас она изучается. То есть тот или иной социальный конфликт требует позиции существующих политических сил при условии, что они хотят в этом участвовать. А если нет? У нас в Госдуме и в Заксобрании региона были и есть депутаты, которые вообще ни разу не выступали, т. е. они фактически не участвуют ни в каком политическом процессе. Человечество по другому принципу формируется – на основе появляющейся солидаризации – волонтерские движения, защита животных, инвалидов, детей, за экологию и т. д. А дальше, вполне возможно, это выльется в политические требования. То есть идет тот же процесс, что в 90-е годы, но по новому принципу – объединяются люди с более осознанной и высокой мотивацией. В основном мы все индивидуалисты, эгоцентристы, но сейчас пошел процесс солидаризации. Да, это может кристаллизоваться в политические процессы. И конечно, в любой стране (не только в нашей) правящая власть пытается не дать обществу иметь новые механизмы солидаризации. Но если в большинстве демократических стран это делается демократическими и политическими приемами, то в авторитарных, как правило, происходит полицейское подавление.
– Собирается группа с единой идеей, находит ресурсы и примыкает к существующей партии или создает новую?
– Человечество ничего нового придумать не может. Все, что только могло быть, давно в политической истории произошло. И гражданин, прочитав тот или иной круг источников, находит нечто, что вызывает в нем эмпатию. Зачем придумывать новое? Другое дело – политическая игра. «Новые люди» – это прямой маркетинговый ход. Это как талибы, которые заявили, что они не те талибы, а «новые» (смеется). Так и здесь – «новые» люди. Естественно, когда вы чем-то начинаете заниматься, то декларируете новизну, актуальность. А иначе какого черта это делать?! Так и здесь. Начинаем солидаризироваться – декларируем актуальность, новизну, полезность. Но мы не знаем парламентских демократических традиций, у нас нет уважения к закону, а тем более к избирательному. Правда, последние 20 лет оно начинает формироваться. Особенно у молодежи. В этом смысле общество всегда не гомогенно.
– Последние годы ликвидируется достаточно много региональных отделений партий: за 2021 год закрыли шесть. Есть закон: если партия 7 лет не участвует в избирательных кампаниях, ее ликвидируют. Вопрос, не могут ли убрать все партии, кроме одной, задавать, пожалуй, не буду…
– Почему же? Могут!
– Но вот существует ли баланс, определенное число партий, при котором система будет в некоем равновесии?
– Над этим в 19 и даже в 20 веке ломала голову масса умных людей. Конечно, можно что-такое представить, создать, и будет все хорошо. А хорошо кому? Жителям этой страны? Ну вот, в Швеции в парламенте нет националистической партии. Плохо это или хорошо? По идее, должна быть, да. Раз есть система взглядов, которая выдержала испытания веками, то должен быть и полный спектр – от фашистов до коммунистов.
– Великая Отечественная война внесла свои коррективы.
– Конечно. Исторический процесс все корректирует. На самом деле мы имеем то, что имеем вследствие войн, эпидемий и т. д. И все, что получилось, было сделано с полной поддержкой народных масс или их неучастия. Отсюда мы всегда имеем то правительство, которого достойны.
Социология учит, что самое страшное для власти – это обман ожиданий, т. е. если вы пообещали построить коммунизм через 70 лет и не построили, то народ вам этого не простит. Пообещали повышение пенсии, что Конституцию никогда не измените и не будете попирать демократические институты – народ вам этого не простит. А дальше идет исторический отсчет времени. Человечество живет по синусоиде – то одни доминируют, то другие.
– Смена лидеров в омских отделениях партий началась еще в 2020 году, а в 2021-м продолжилась – в пяти крупных партячейках сменились руководители. Кому-то это помогло получить больше голосов, кому-то нет. Есть закономерность?
– Если говорить о небольших непарламентских партиях, не представленных в Заксобрании, той же Партии Роста, партии «Родина», то не думаю, что это внутренняя реформация. Скорее всего часть людей просто разочаровались в этом ресурсе, нашли другую работу, иной вид деятельности. Или устали. Вторая причина, которая касается уже парламентских партий, – ресурс. Партии – это рабочий инструмент. Внутри везде (не только в России) идет перераспределение функций и борьба за более высокий статус. Как только происходит важнейшее изменение в статусе партийного инструмента – «Единой России», КПРФ, ЛДПР – сразу обостряется борьба за перераспределение функций внутри партий, и тут же начинаются попытки смены руководителя. Уж в каком состоянии была «Справедливая Россия» вперед выборами! И скрестили ее, и несколько раз говорили, что МИРОНОВ уйдет. Тем не менее сложилось так, как сложилось. Ну, никак мы с вами не можем сказать, что «Справедливая Россия» стала сильнее. «Коммунисты России», которых только ленивый представитель прессы не называл спойлерами, которые в Омске бились с КПРФ, наоборот, увеличили количество мест. Правда, это как раз предмет технологической ошибки избирательной кампании. Я хорошо знаю, что на этих выборах «Единая Россия» требовала от своих одномандатников на своем округе обязательно помогать в регистрации «Коммунистам России».
– То есть все-таки партия власти вела их как спойлеров?
– Да, «Единая Россия» такую задачу поставила. Только они, к сожалению, элементарных вещей не знают: в итоге «Коммунисты России» не у КПРФ голоса забрали, а у тех же несчастных единороссов! Это безграмотный технологический ход. И опять же сказать, что ЖУКОВА поменяли на КАЗАНИНА и это обеспечило партии победу, нельзя.
– Получается, они как лидеры привлекли людей?
– Не лидеры, а как «знаменосцы» – носители брендов. Вот вы говорите «лидер». А откуда мы с вами – обычные избиратели – знаем, лидер он или нет? Вот я в Омске давно живу и их знаю, а если не знаю? А если это интрига и там есть какой-то серый кардинал? Сработало все по-другому: «Сидоров» имел в Омске тысячу друзей, а сменивший его «Петров» – 1,5 тысячи, значит, за «Петрова» проголосует больше. Вот и вся история. Поэтому вопрос смены лидеров партий у нас в регионе не является фактором улучшения позиции в электоральном поле.
– В январе 2021-го ЖУКОВ говорил, что в партии состоят четыре члена, а сейчас их уже 25 и еще есть желающие. Получается, КАЗАНИН как знаменосец – идеальная кандидатура – и медийная личность, и поднимаемая им тема ЖКХ касается каждого? И у него гораздо лучше изначальная позиция, чем, скажем, у Ильи СМИРНОВА, который не омич?
– В нынешней ситуации отчуждения избирателя, отсутствия политического поля происходит процесс новых форм солидаризации и образования групп. Соответственно, все участники этого процесса – 140 млн россиян – имеют шанс обрести личную популярность и политическое знамя. Если мы сейчас узнаем о чудовищной коррупции в отношении одного из депутатов Заксобрания, это хоть как-то повлияет на наш выбор?
– Но коррупционный скандал обычно сопровождается прокурорской проверкой, судом и лишением свободы…
– Не всегда. У нас сколько угодно было разоблачений, за которые не сажали. А еще репутация не важна, потому что на выборах нет свободного избирателя, т.е. такого, который определяется в момент голосования. Он просто не ходит. На выборы идут мобилизованные группы. Сидоров собрал своих и повел, а Петров своих. А что, «своих» я не соберу из-за того, что, по слухам, пару миллионов из бюджета стибрил? Репутация не работает. Поэтому снижается ценность публикаций в СМИ, снижается роль прессы, к сожалению.
– Пенсионную реформу и возврат прямых выборов мэра некоторые партии часто поднимают в Заксобрании, несут эти темы как знамена. На ваш взгляд, в нашей стране вообще можно протолкнуть их или это чистый популизм?
– Возврат прямых выборов мэра – это внутренняя политика. У нас фактически было ликвидировано местное самоуправление. Между тем, это основа. Возврат прямых выборов мэра принципиально ничего не изменит. Ну, выберет избиратель, а потом мэр не понравится губернатору и его уберут. И что? Да, расширение любых институтов выборно-избирательного права, безусловно, снижает потенциальную возможность свершения революций. Во Франции, если вы не захотите, чтобы на территории вашего муниципального образования был построен мусоросжигающий завод, то его там не будет. Другое дело, что федеральные власти могут предложить компенсации и т. д., и вам будет выгодно иметь его под боком. Что касается возврата пенсионного возраста, это тоже острый вопрос. Ну, не принимают это люди. И пенсия – это как счастье. При условии, что вы принадлежите к 30 млн бюджетников, которым не надо бороться за конкуренцию. Поэтому сокращение пенсионного возраста – это позитивное явление, ведущее к снижению социальной напряженности в обществе.
– А это реально?
– Вот тут давайте будем честными. Прогнозировать действия наших начальников невозможно, потому что они во многом носят случайный, не совсем понятный характер. В общем инициативы властей понятны, а как принимаются решения – сиди и гадай.
Ранее интервью было доступно только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 19 января 2022 года.
