Молодой омский художник, скульптор, дизайнер Алексей ЯКУШИН пару лет назад слегка шокировал публику своим проектом GIPSOVAIA GOLOVA, где, кажется замахнулся на святое – продемонстрировал несколько вариантов бюста Ф.М. Достоевского в виде кашпо. Компанию литературному классику составили также герои античной мифологии. А в конце прошлого года на пятой омской «молодежке» Алексей представил серию объектов на основе обычных манекенов, и в результате одержал победу в номинации «Арт-объект». Корреспондент «Коммерческих Вестей» Эльвира КАДЫРОВА поговорила с Алексеем ЯКУШИНЫМ о смыслах и формах, о поиске своего пути и места в современном искусстве.
– Алексей, когда вы впервые ощутили тягу к творчеству?
– Вообще это пошло, наверное, с детства. У меня отец вырезал из дерева всякие поделки. Мы жили тогда в области, и у него была небольшая сараюшка-мастерская. Я видел, как он работает, мне было интересно. Когда отец ушел из жизни, все как-то сошло на нет, но потом меня тетя отдала в «художку», и тут возник новый виток интереса. Мне нравилась сама атмосфера создания любого произведения, которое рождается как бы из ничего. Я тогда мечтал быть изобретателем и тут подумал, что художник – это тоже изобретатель. Так все и сложилось. После девятого класса я поступил в Высшую школу народных искусств на дизайн, отучился там, потом поступил в Российский государственный профессионально-педагогический институт.
– А почему не на худграф, ведь он наверняка был на слуху?
– На слуху – да. Но если бы я с детства жил в Омске и в определяющий момент варился в этой теме, а так я жил до девятого класса в районе, приехал в город – надо работать. Если учиться, то заочно. И как-то так оказалось проще. Я задним числом думаю, что знать бы тогда, как все сложится, я бы, конечно, пошел на худграф. Потому что у меня сейчас друзья учатся там на кафедре монументального искусства и когда показывают, что они делают, я такой: «Вау! Я тоже так хочу!»
– Чем занимались после учебы?
– Когда я уже сдал диплом по дизайну, понял, что в Омске с ним все достаточно печально. Ну, поработал некоторое время, кухни рисовал. И ушел в декоратив. У меня и дипломный проект был – такое объемное панно в хостеле. Мне нравится что-то реально делать руками.
– Вы говорите, что в Омске с дизайном проблематично. Но, мне кажется, со скульптурой еще больше. Это видно даже по выставкам соревновательного характера, когда в данной номинации иногда не случается конкурсной ситуации.
– Есть такое. Но скульптура – это, как ни крути, вид искусства, а дизайн в нашем городе переходит на какие-то бытовые вещи. Причем, лично у меня живых воплощений было очень мало. Ну, как бы ты можешь рисовать кухни, и это будет по большей степени что-то достаточно типовое, на чем сильно не разгонишься, а здесь существует простор для творчества и нет ограничений. Все зависит от твоего умения и фантазии.
– Все-таки сейчас больше востребована скульптура малых форм, чем что-то монументальное?
– На большие формы, конечно, нужен заказчик, но тут не только в этом дело. Большие формы, применение этих форм, адаптация их в среде – все это должно друг за друга зацепиться. А пока всё находится в таком ждущем режиме, полузачаточном. И я очень надеюсь, что ситуация изменится, потому что у нас в Омске есть очень крутые мастера.
– Как появился проект GIPSOVAIA GOLOVA?
– Я искал, чем хочу больше заниматься. Написал список, сидел, анализировал. Мне хотелось попробовать работать с гипсом, но начать надо было не с какой-то сложной формы, и я стал отливать плитки, изразцы. А куда их применить? Посмотрел: о, есть зеркала! Стал делать рамки для зеркал из плитки, даже продавал их одно время. Ну, и потом уже пришел к тому, что, в общем-то, является азами художественного образования.
– Но ваши головы – это не просто академическая лепка, вы делаете кашпо. Помнится, когда-то керамисты отстаивали свое право на то, что у них все-таки искусство, а не утилитарное ремесло. А у вас получается процесс наоборот: академическую скульптуру вы делаете утилитарным предметом. Для чего?
– Мне хочется, чтобы эти вещи не просто стояли на полке и с них периодически стирали пыль, а чтобы они были частью интерьера и несли в себе не только эстетическую, но и практическую функцию. Наверное, здесь во мне говорит дизайнер. Ну, вот у меня художники, бывает, покупают кашпо под кисти, особенно почему-то Достоевского. И у них возникают такие ассоциации, что ты берешь эти кисти из его головы, из его мыслей, и это их прямо заряжает творчески.
– Расскажите о ваших персонажах. Почему вы выбрали именно их?
– Мельпомена – потому что мне нравится театр, а это греческая богиня трагедии, вдохновлявшая самого Геродота. Но она у меня такая современная особа, то есть в разных вариациях я представляю, какой она могла бы быть сейчас. Геркулес как персонаж привлекает тем, что он неоднозначен. Если внимательно почитать про него, то получается, что парень-то был не совсем хороший. То есть, вроде бы, и хороший, но поступки были местами так себе. Я эту разницу выражаю через декор, покраску, какие-то детали, и каждое воплощение наполняется новым смыслом.
– А Достоевский?
– Достоевский, кстати, был первым. Я решил взять образ, который был бы сопряжен с Омском, тем более мне нравятся и сами произведения. Я хотел показать его с разных сторон, не только как писателя-классика, но и как мыслителя, философа, а главное – как человека, которого переродила омская каторга. И у меня есть и кашпо «Король драмы», и «Сумеречный гений», и «Игрок», и просто «Достоевский».
– А не кощунственно в голову классика помещать горшок с цветком?
– Вот! Я за это немало шишек получил. Мне говорили, особенно работники культуры: ты отрезал полголовы, так нельзя, это вандализм. При этом, что касается той же самой Мельпомены, ни у кого не возникало вопросов, почему у нее в голове дыра. Получается есть те, кого можно, условно говоря, трогать, вольно интерпретировать, а есть те, кого нельзя. Но, по моему личному мнению, чтобы делать искусство, надо подходить без каких-то…
– Пиететов?
– Не то чтобы даже пиететов, а каких-то навязанных обществом стереотипов. Круто же смотрится в интерьере бюст Достоевского, когда в нем сухоцветы стоят! А если живые цветы – то получается, что он как бы питает новую жизнь, и сам продолжается в этой жизни. И люди, которые на это смотрят, тоже могут что-то из этого черпать для себя.
– Сколько времени уходит на создание работы, и вообще как все происходит?
– Сначала делается матрица, и это достаточно долгий, кропотливый процесс, затем льется силиконовая форма. Уже с нее изготавливается изделие, то есть голова. Тут, по идее, времени уже не так много, потому что форма отработана. Конечно, потом присутствует постобработка, надо что-то подшоркать, где-то убрать пузыри, но это уже не долго. И если не брать последующую сушку, работа делается в течение четырех-пяти часов. Ну а на сушку уходит до нескольких дней. Изначально эта история была рассчитана в первую очередь на коммерцию, но, как выяснилось, у меня нет деловой жилки, я иногда больше трачу, чем зарабатываю. Меня по большей степени привлекает искусство. Сейчас на подходе новые работы, они пока в пластилине. Хочу еще сделать такой небольшой прикольный мерч. И очень хочется сделать персональную выставку.
– Откуда появилась идея с манекенами?
– Манекен как основа арт-объекта – это не новая практика. Но у меня это возникло из того, что было желание выразить свою эмоцию, свои мысли, а возможности и времени делать работу целиком не было, поэтому решил декорировать манекенов. Купил несколько штук, подрезал, подмазал, подкрасил. Там у меня на них много всего: гипс, акрил, металлические детали, даже старая шапка. Первым опять же был Достоевский – «Каторга». Я подумал: какая она может быть, если в ней произошло перерождение человека в такого мастера, в такую величину? И получился женский образ, он и чудовищный, и нежный одновременно. И Достоевский выходит где-то из солнечного сплетения, он как бы рождается заново, пройдя все те круги, пережив те моменты жизни в омском остроге, которые сломали его и сделали другим.
«Крадущий солнце» – это мистический персонаж, безликий, немного жутковатый. Жизнь ведь не всегда радужная, не всегда прекрасная, в нее приходят и тучи, и ночь, и вот этот персонаж, который крадет из тебя все светлое, хорошее. У каждого он свой. Но рано или поздно он должен будет выпустить это солнце, и опять наступит свет.
«Сварщица Зина» – наша совместная работа с Дашей ЛЮБИМОВОЙ, художницей, которая тоже участвовала в «молодежке». Я придумал сам образ, а Даша расписала. У меня была идея сделать что-то в таком «суровом» стиле, какой был у живописцев 1960-х. И мы придумали эту историю про сварщицу, которая мечтала стать балериной. Она не забыла свою мечту, и там фигурка балерины висит у нее на руке. И, наверное, она думает периодически: а если бы у меня получилось, а если бы было другое время?! И не то, чтобы грызет себя, просто понимает, что жизнь могла бы быть другой. И мы даже не придумали эту историю, таких было много, особенно в послевоенное время, когда нужно было поднимать страну, когда не до балета. И в какой-то степени мы посвятили эту работу тому поколению.
– Вы достаточно молодой человек. Вас посещают мысли о смысле жизни, о смысле творчества?
– Конечно. Для меня главный смысл – это не быть только потребителем. Потому что сейчас всё, как правило, уходит на потребление, а хочется что-то создавать, оставить после себя. Пусть оно будет не такое уж великое, но это будет часть меня, я душу в это вкладываю. Понятно, что сейчас у меня нет такого, что может остаться прямо на века, это у тех, кто занимается скульптурой из металла, из бронзы, произведения надолго переживут их самих.
– Есть желание тоже поработать с металлом?
– Конечно! И хотелось бы однозначно делать что-то современное, не хочется в классику уходить. Это круто, это база, но не тянет заниматься классической скульптурой. Есть ребята, которые делают это гораздо лучше меня. Я вообще еще не ощущаю себя скульптором, может быть, только начинающим.
– А кем вы себя ощущаете?
– Не знаю, я занимаюсь современным искусством. А современное искусство – это такая окрошка, где намешано все. Тут и скульптура, и ДПИ, и арт-объект, и многое другое. Я вообще, наверное, еще нахожусь в поиске себя, того, что мне больше нравится, с чем можно по жизни идти. Кое-что нашел, есть планы, задумки. Самая большая сложность – где все это делать. Вообще, у молодежи главная проблема: где делать свои работы и где показывать.
– Вы входите в кандидатское объединение Союза художников?
– В прошлом году мне не удалось в кандидаты поступить, буду пробовать снова. Я подавал заявление на скульптуру, но не прошел. Потому что скульптуры у меня действительно мало, и вообще навыков еще не хватает, я это сам понимаю. К сожалению, у нас нет пока направления по современному арту.
– В принципе, зачем вы стремитесь в Союз, что вы хотите от этого получить, помимо каких-то материальных бонусов?
– В первую очередь я, наверное, хочу показать мое намерение жить этой жизнью – жизнью художника. И это для меня не проявление какого-то статуса, потому что я далек от погони за статусностью или карьерой, просто я хочу развиваться, хочу общаться с этими людьми, войти в это сообщество и стать его частью.
Фото © Эльвира КАДЫРОВА и из личного архива Алексея ЯКУШИНА