Первый проректор Омского государственного медицинского университета, доктор медицинских наук, профессор, заведующий кафедрой дерматовенерологии и косметологии Виталий ОХЛОПКОВ приступил к исполнению обязанностей ректора 5 июля 2016 года, однако по-настоящему откровенно начал общаться с журналистами только сейчас. Обозреватель Анастасия ПАВЛОВА записала наиболее любопытные фрагменты двухчасовой беседы с Виталием Александровичем на «кухонных посиделках» в редакции газеты «Коммерческие вести».
– Виталий Александрович, традиционный вопрос для всех ректоров вузов. Каков годовой бюджет ОмГМУ?
– Около миллиарда рублей. 981 млн у нас было в прошлом году, если быть точным. Из них 492 млн приходится на федеральные средства, 489 млн – внебюджетные. Государственное финансирование уходит на зарплаты, налоги, оплату коммунальных услуг, содержание зданий и так далее. На развитие остается, к сожалению, очень мало.
– Перед вами ставят задачу увеличивать внебюджетную часть? У университета ведь есть своя поликлиника.
– Да, и помимо нее лаборатория на ул. 20 лет РККА, а также стоматологический комплекс. Но они в первую очередь служат образовательными базами для врачей, ординаторов. С этой своей задачей они полностью справляются. А вот их коммерческой деятельностью я как руководитель недоволен.
– Они рентабельны?
– Конечно, иначе бы мы их закрыли. Однако результаты оставляют желать лучшего. На рынке медицинских услуг сейчас объективно сложно конкурировать, пока есть «Евромед», «Ультрамед», крупные сетевые организации – «Инвитро», «KDL». Они способны в день обследования отправить любые анализы в Новосибирск, Москву и так же оперативно получить ответ. К сожалению, мы не располагаем такими ресурсами и возможностями инвестировать в точное, дорогостоящее оборудование – мы просто его никогда не окупим. А ведь мы были первыми, кто в принципе зашел в нишу лабораторной диагностики. Но мы продолжаем привлекать клиентов именами специалистов. Например, профессора Галины НЕЧАЕВОЙ, которая стала брендом качественной кардиологии.
– Тем не менее большинство ваших преподавателей трудится в перечисленных вами коммерческих клиниках.
– Каждый хочет заработать – это нормально.
– Но вы не задумывались о том, что, работай они в вашей поликлинике, бизнес пошел бы в гору?
– Естественно, задумывался. В некоторых вузах действительно есть такая «добровольно-принудительная» практика: заведующих очень просят хотя бы раз в неделю принимать пациентов в подведомственной клинике. Но я пока не готов к такому шагу. Не забывайте, я пока только исполняющий обязанности – мои полномочия продлеваются каждые три месяца.
– Кстати, когда состоятся выборы ректора?
– Как вы помните, третьего марта прошлого года ни одного из претендентов на этот пост аттестационная комиссия Минздрава РФ не пропустила. По закону эти кандидаты в течение года не могли подавать свои документы на выборы ректора. После инаугурации Президента РФ, которого выберут в марте, будет сформирован кабинет министров. Останется ли прежним министр здравоохранения или будет назначен новый, он должен созвать аттестационную комиссию – потому что собираться только из-за выбора главы ОмГМУ нерезонно, сами понимаете. Только потом можно будет провести выборы. Это случится не раньше мая точно. Не исключено (сомневаюсь, что выборы ректоров станут первоочередной задачей министра), что эту процедуру вообще отложат на осень. Здесь хочу отметить, что, конечно, мне очень нравится управлять вузом, и я надеюсь, что занимаюсь этим успешно, но самое главное для меня – что я сохранил белый халат. Я остаюсь практикующим врачом и не забрасываю родной кожвендиспансер – провожу там обходы, консультации, читаю лекции. Если у меня не получится утвердиться на позиции ректора ОмГМУ, то это не станет для меня трагедией – я продолжу быть врачом и профессором.
– В прошлом году вы заключили соглашение о сотрудничестве с шестой больницей Синьцзянского медицинского университета. В нем шла речь об открытии в Омске центра китайской медицины. Как с этим продвигаются дела?
– В рамках сотрудничества с китайскими медицинскими вузами в России уже открыто два аналогичных центра – в Москве и Воронеже. Мы, как и университеты, на базе которых возникли эти центры, входим в Российско-китайскую ассоциацию медицинских вузов. Однако в отличие от них у нас нет сети собственных клиник с полноценной инфраструктурой, готовой к тому, чтобы запустить очередное направление – допустим, китайское. Но мы хотим пойти другим путем. Я много лет дружу с Галиной ФАДЕЕВОЙ – руководителем Сибирского центра ценообразования в строительстве, промышленности и энергетике. В свое время она осталась под большим впечатлением от сеансов иглоукалывания в рамках программы «Шелковый путь». Она-то – воодушевленная – и предложила открыть мне центр китайской медицины в Омске. Я ей объяснил – мы не можем его сделать сами с нуля, но готовы зайти в уже существующий центр и заниматься там профильной деятельностью – обучением. Она согласилась этим заняться, но прогресс застопорился на проблеме с врачами, обладающими разрешением на работу в России. Выпускники китайских медфаков, успешно практикующие и за пределами своей страны, обязаны подтвердить свою квалификацию в России. Это очень долгая и сложная процедура, курируемая Росздравнадзором. Поэтому сейчас ФАДЕЕВА занята поиском профессионалов с нужными документами, которые уже сегодня смогут преподавать тонкости своей народной медицины нашим врачам. Так что вопрос исключительно в кадровой проблеме, помещение найдено, и все остальное тоже готово к запуску – вы наверняка видели рекламу этого центра. Благодаря ФАДЕЕВОЙ, кстати, мы и установили упомянутый вами контакт с Синьцзянским медуниверситетом в городе Урумчи. Только представьте, если у нас во всем вузе учится больше шести тысяч детей (это даже с учетом среднего звена – нашего колледжа), то там учится 25 тысяч – население маленького города! Мы заключили соглашение, в рамках которого будем обмениваться опытом. Вот весной к ним поедут наши травматологи и ортопеды – учиться проводить высокотехнологичные операции. А мы поделимся педагогическими знаниями: их преподаватели несколько месяцев будут изучать особенности нашего образовательного процесса.
– А вы лично – как врач, а не руководитель вуза – как относитесь к народной медицине?
– Очень хорошо. Я практик. Если людям помогает, то я только за. Когда мы летали в Китай, я бывал и в «классических» больницах, где разговаривал с местными врачами на одном языке (в профессиональном смысле – мы используем одни и те же подходы, например, при лечении грибковых заболеваний, псориаза), и в «народных». Последние просто кишели народом. Если бы эти методы не действовали, то и пациентов бы там не было.
– С какими еще иностранными вузами вы сотрудничаете?
– Очень плотно взаимодействуем с медицинским факультетом Страсбургского университета – выигрывали вместе гранты Евросоюза (Tempus, Erasmus). Мы успешно отчитались по этим грантам и уже были готовы претендовать на большее, но ввод санкций перекрыл нам кислород. Дружить мы с французами, впрочем, продолжаем: отправляем своих ребят к ним на практику, принимаем у себя их студентов, консультируемся по сложным вопросам – например, в области онкологии. Также сотрудничаем с Рурским университетом в Бохуме (Германия), Римским университетом (Италия). Есть у нас образовательные проекты с Люксембургом – вместе работаем над лингвистическим направлением. Наши стоматологи работают с Рижским университетом – если говорить о ближнем зарубежье. С казахстанскими вузами общаемся, конечно.
– Чем сейчас может похвастать ОмГМУ?
– Мы очень сильны стоматологическим направлением. Все московские клиники еще лет семь назад заполонили омские специалисты… Очень хорош наш медико-профилактический факультет (ранее его называли санитарным). Не в каждом медвузе есть стоматологический и медико-профилактический факультеты, потому география наших выпускников очень широка. Наши профессора – всероссийские бренды. Все знают нашего великого академика Валерия ЛЕОНТЬЕВА, это просто человек-легенда. Профессора НЕЧАЕВУ я уже называл – она представляет научную школу по изучению врожденной дисплазии соединительной ткани. Исследованием патоморфологии прославился заслуженный деятель науки РФ Алексей КОНОНОВ. Он значительно преуспел в изучении заболеваний желудка, в прогнозировании возникновения рака. Однако, к сожалению, разработанную им инновационную методику не получается внедрить в широкую практику. Система запатентована, КОНОНОВ и его группа получали президентский грант, но необходимо провести множество исследований, чтобы доказать всем контролирующим инстанциям ее надежность. А чтобы эти исследования провести, требуются внушительные средства, которых нет ни у нас, ни в бюджете.
– Какая требуется сумма?
– Три-пять миллионов рублей.
– Так это же смешная цифра!
– Смешная, не смешная – этих денег нет.
– Если этот патент принадлежит ученым вуза, почему бы ОмГМУ не инвестировать в этот проект, чтобы затем на нем зарабатывать?
– Техническим университетам проще – у них есть конкретные заказчики. У нас же, если копнуть, окажется, что медицинские инновации – в коммерческом, не научном смысле – почти никому не интересны. Кстати, на днях я участвовал в III Международной зимней медицинской школе «Репродуктивное здоровье подростков»: читал лекции о вирусных заболеваниях, передающихся половым путем. Помимо иностранных гостей, были и иногородние слушатели. Студентка из Сургута рассказала, что у них в городе действует программа профилактики рака шейки матки. Существует вакцина, которую можно привить девочкам, еще не живущим половой жизнью, – тогда они не инфицируются вирусом папилломы человека, и, соответственно, не заболеют инициируемым им раком шейки матки. Во всем мире действует эта программа, есть она и в Сургуте, где школьниц прививают за счет областного бюджета. А в Омске мы не можем добиться ее запуска! У нас Ольга БОГДАНОВА, заместитель регионального министра здравоохранения – профессиональный гинеколог, заведовавшая соответствующим отделением в областной больнице. Бывший первый замминистра Олег ПОПОВ – тоже гинеколог, кандидат наук. Все понимают, что лучшее лечение – это профилактика. Это гуманней, да и банально выгодней для государства, чем выделять потом средства для лечения рака, но дело все равно не сдвигается с места.
– Эти вакцины есть в открытом доступе?
– Конечно. Их можно легко поставить в частной клинике, а хочется, чтобы эта вакцинация была общедоступной.
–Но нигде нет об этом информации…
– В том-то и дело, что такие темы нужно активно освещать, пропагандировать. И еще о наболевшем, пока не отошли от темы. У нас было свое малое инновационное предприятие, где производили интеллектуальный бандаж для беременных, помогающий избежать симфизита – воспаления лонного сочленения, чреватого операцией. Его придумали наш профессор, травматолог-ортопед Леонид РЕЗНИК и профессор, гинеколог Сергей БАРИНОВ. Мы запатентовали изобретение и всерьез вознамерились внедрить его хотя бы в Омске – консультировать о его пользе в женских консультациях, например. И наше упомянутое руководство – гинекологи по специальности – ответило, что не может нам помочь, так как это не входит в стандарты ведения пациенток. А женщины-то готовы за эти бандажи платить, готовы сами их шить! Но мы не можем продвигать свое изобретение, потому что в этом могут усмотреть коррупционную составляющую! Поэтому с предприятием пришлось попрощаться год назад – потока клиентов нет, и оно оказалось нерентабельным. В Омске, впрочем, есть протезно-ортопедическая мастерская, которой мы хотим передать патент, чтобы идея бандажа не пропала зря. Для нас ведь это не бизнес, а скорее имиджевый проект.
– Вернемся к вузу: как обстоят дела с трудоустройством ваших выпускников?
– До введения аккредитации после окончания университета трудоустраивалось 100% выпускников в первый же год – и по специальности. Есть у нас сотрудник, который мониторит рынок труда и собирает заявки на прием врачей по всей стране. Информация о вакансиях запускается еще во время учебы – есть такое-то место в Курганской области, такое-то в Тюменской и так далее. Регулярно к нам приезжают с запросами на врачей представители министерств и других субъектов здравоохранения. Причем не только весной, когда ожидается выпуск, а в течение всего года. Сегодняшний тренд нашего учредителя – Минздрава РФ – увеличивать целевой набор. Такие места оплачиваются из бюджета и предполагают чуть более низкий проходной балл – по сравнению с обычным бюджетным набором. Но взамен студент подписывает договор с вузом и потенциальным работодателем, обещая последнему пять (минимум три) лет своей службы после выпуска. Если он не соблюдает условия этого контракта, то обязан возместить стоимость своего обучения. Есть просто бюджетный набор студентов – их уже нельзя принудить работать на государство. В Турции, к слову, всех выпускников обязывают это делать – даже тех, кто учился на коммерческой основе.
– А что произошло после введения аккредитации?
– Еще несколько лет назад, чтобы стать практикующим врачом, требовалось получить помимо диплома о высшем образовании сертификат, который выдавали после окончания ординатуры. Теперь государство внедрило систему первичной аккредитации, которая проводится сразу после сдачи госэкзаменов. На первом этапе – тесты. (Кстати, результаты всех стадий проверяются в Москве, чтобы избежать предвзятости и конфликтных ситуаций). На втором этапе проверяют практические навыки, где студент должен обследовать пациента (актера) и назначить ему лечение. Есть вариант отработки того же самого на специальных куклах-симуляторах, которые способны сымитировать любые симптомы, травмы и даже родить младенца. Все это снимается на видео и анализируется экспертами. Третья ступень – решение клинических кейсов. Например, как помочь прохожему, которому стало плохо. Так вот, документ об аккредитации наряду с дипломом уже открывает выпускнику доступ к постели больного. Но он еще не специалист – не дерматолог, не стоматолог – а врач общей практики. Именно в них сейчас остро нуждается государство – таких можно направлять в районные больницы. Теперь у нас есть госзадание: 50% выпускников отправить в «поле». И только другая половина имеет возможность – за счет бюджета или на коммерческой основе – поступить в ординатуру, чтобы получить специализацию. Это породило сумасшедший ажиотаж. Ведь большинство все-таки идет в медвуз, чтобы стать конкретно офтальмологом, например, или гинекологом. Проходной балл в ординатуру очень высок. И хотя система абсолютно прозрачна, на нас все равно регулярно жалуются.
– Как быть студентам, которые не поступили в ординатуру?
– Частные клиники, понятное дело, не хотят брать на работу молодых неопытных врачей. Выпускникам предлагается работать участковыми. Но и тут проблема: они идут в поликлиники, а местные доктора уже набрали себе по полторы-две ставки, чтобы хоть как-то выжить на зарплату врача. В итоге вакансий там нет. И недавнему студенту говорят: а вот в Усть-Ишимском районе есть место, там вам и подъемные дадут, и служебным жильем обеспечат. Годика два-три поработаете, а там, глядишь, и в ординатуру попадете. А стаж, кстати, служит преференцией при поступлении. В итоге эти выпускники вместе с родителями приходят ко мне и плачутся, что некуда идти кроме деревни. А что я могу сделать? Моя задача – качественно обучить, чтобы на выходе получился дипломированный врач. Остальное – забота практического здравоохранения. И, допустим, такие родители говорят своему отпрыску: может, позже станешь врачом, как времена изменятся, а пока поработай в нашем семейном бизнесе. Не всегда связанном с медициной. Так система здравоохранения теряет еще одного врача… С вводом системы аккредитации статистика по трудоустройству выпускников изменилась: 50% в прошлом году, как и положено, окончили ординатуру, а вот закрыть госзадание по выпуску врачей общей практики из других 50% полностью не удалось. Часть из предполагаемых специалистов исчезла по той схеме, которую я только что описал.
– Вы несколько раз назвали своих студентов «дети», «ребята». Почему не «коллеги»?
– Боюсь, это синдром учителя. Для меня все они дети...
– Это понятно. Как и то, что многое со времен Булгакова изменилось. Но в советское время врачи, как и железнодорожники, например, принадлежали к особым кастам. А как же клятва Гиппократа? Когда они ее дают?
– После получения диплома врача.
– Преподаются ли сейчас дисциплины, делающие из «ребенка» врача?
– У нас есть кафедра педагогики и психологии, социологии, которые передают фундаментальные этические знания нашим детям, ой, то есть БУДУЩИМ КОЛЛЕГАМ, на младших курсах. На старших воспитание уже идет через предмет – подспудно. О том, что наше ремесло гуманно, социально ориентировано, осознанно. Представителей врачебных династий у нас тоже хватает. Мой сын, правда, стал юристом, хотя жена у меня гинеколог и дома было достаточно медицинских разговоров. Пара моих друзей-докторов как-то просила меня повлиять на их сына-старшеклассника, который тоже упрямо не желал продолжать семейные традиции. Я поговорил с парнишкой, но родителям все-таки посоветовал не заставлять ребенка повторять их путь. Они нехотя меня послушали, а потом звонили, благодарили – сын поступил в ОмГТУ на ИТ-направление и сейчас абсолютно счастлив.
– Вечернего отделения у вас так и нет?
– Оно было только тогда, когда учился я. И то фундаментальные дисциплины преподавались вечером, а клинические все равно днем. С конца 80-х такой практики больше нет, есть только очное обучение. Была заочная форма – но не для врачей, а для провизоров. Но когда президент велел сократить заочные отделения, он не уточнил про провизоров. На мой взгляд, эта специальность имеет большее отношение к торговле, чем к медицине, – фармацевты должны не только разбираться в лекарствах, но и уметь их продавать. В общем, под эту гребенку попали наши заочники фармфакультета, коих было большинство. Причем география тоже была широкой – у нас учились и иногородние, и даже иностранные студенты. Все благодаря современным технологиям. Людей в возрасте тоже было немало: например, работница аптеки хотела получить высшее фармобразование, чтобы заведовать этой аптекой или вообще открыть свой бизнес. В этом году у нас будет последний выпуск заочников с фармфака. Сейчас мы принимаем на этот факультет не более 30 студентов в год.
– У вас обучают каким-нибудь редким специальностям, например, гериатрии?
– У нас есть такой курс, но отдельного направления нет. К слову, о редких направлениях. При советской власти мы были институтом, потом стали академией и затем университетом. Но чтобы подтвердить это звание, нужно соответствовать огромному количеству критериев. Например, у университета должны были быть непрофильные факультеты – журналистики там или менеджмента. А мы ведь медицинское учреждение. Ну какая у нас может быть журналистика? Знаю медвузы, которые гнались за званием университета, открывая все подряд факультеты. Теперь на этих направлениях учатся всего несколько человек, но название звучное – факультет менеджмента в медицине… Потом, к счастью, законодательство изменилось, и критерии исчезли. Достаточно было подать заявление о переименовании из академии в университет… Что мы и сделали.
– А факультета, на котором бы преподавалась работа с аппаратным оборудованием, нет?
– Пока нет. Для того чтобы затевать реформы, необходима стабильность, которая сейчас отсутствует. Но мы вели переговоры с Анатолием КОСЫХ, ректором ОмГТУ, и Виктором ШАЛАЕМ, экс-ректором, ныне президентом политеха, о создании на их площадке кафедр, где наши студенты могли бы получать дополнительное образование. Не обучаться на медицинского инженера, а просто учиться более углубленно, профессионально владеть техникой. Прецеденты есть, но это требует двусторонних усилий и помощи министерств образования и здравоохранения.
– Использование современного компьютерного оборудования не снижает способности молодых врачей к самостоятельной диагностике?
– Я не буду это отрицать, бывает и такое. С одной стороны, аппаратное обеспечение расхолаживает врача (если есть хорошая машина, ты ведь не пойдешь пешком), с другой – попади ты в качестве участкового в деревню, где нет никакого оборудования, на что ты будешь полагаться, кроме собственных навыков? Для этого и преподается пропедевтика.
– Прокомментируете идею создания медицинского кластера?
– Экс-министр образования РФ Дмитрий ЛИВАНОВ предлагал реформировать систему образования по зарубежному принципу: ликвидировать профильные вузы – медицинские, сельскохозяйственные, транспортные, сделав их факультетами одного университета. На мой взгляд, это сулило только катастрофу. Вот представьте, сейчас у нас был бы только ОмГУ, а все остальные вузы – ОмГПУ, ОмГУПС, ОмГМУ, ОмГТУ и другие – стали бы его факультетами. Для того чтобы противостоять этой экспансии Министерства образования и науки, Министерство здравоохранения выдвинуло идею объединения медицинских вузов в кластеры. Так был образован Сибирский медицинский образовательный кластер (всех медвузов СФО). Это произошло виртуально, сохраняя статус юридических лиц. Но после ухода ЛИВАНОВА обсуждение этих идей затихло.
– Как вы относитесь к тому, что российская медицина все больше коммерциализируется?
– Это нормальный процесс. Везде в цивилизованном мире хорошие врачи живут достойно – не более того. Все дело в отношении государства к социальной сфере – образованию, медицине. Если по каким-то причинам ее не обеспечивают должным образом, возникает ее коммерческая форма – это неизбежно, ведь общество не в состоянии поддерживать себя без учителей и врачей.
– Как глава медицинского университета поддерживает себя в форме?
– Пользуюсь служебным положением: по понедельникам, средам и пятницам вместе с пятью коллегами начинаю день с посещения бассейна нашего же медуниверситета – уже в 6.15 утра мы в воде. Мы участвовали в проекте «Единой России» «500 бассейнов», где предполагалось региональное софинансирование. Его мы, впрочем, не дождались: нам выделили из федерального бюджета 75 млн рублей, остальное пришлось вложить самим – около 100 млн. Но это неважно, я понимаю сложности нашего региона. Главное, что это единственный в Омске бассейн без хлорки – вода очищается озоном. А по вторникам и четвергам занимаюсь тайским боксом.
Ранее полный текст беседы был доступен только в печатной версии газеты "Коммерческие вести" от 21 февраля 2018 года
