Внучка легендарного советского режиссера Григория ЧУХРАЯ, Маруся ПАРФЕНОВА-ЧУХРАЙ с детства окружена «киношной» атмосферой (мама редактор, папа продюсер, дядя – как и дедушка – режиссер), однако на съемочную площадку попала уже взрослой. После окончания престижного лондонского университета Маруся получила предложение о работе в знаменитом модном доме, однако захотела вернуться домой. В России она не сразу разобралась с тем, куда применить свои знания и силы, но в итоге все же стала человеком кино – художником по костюмам и художником-постановщиком. О профессионализме, вдохновении и мечтах Маруся ПАРФЕНОВА-ЧУХРАЙ рассказала обозревателю «КВ» Ирине БОРОДЯНСКОЙ во время пребывания в Омск на фестивале «Движение».
– Маруся, вы работаете только в полнометражном кино?
– Я работала на короткометражных картинах. Студенты и сейчас ко мне обращаются. Возможно, им проще со мной взаимодействовать, потому что я ближе им по возрасту. Это всегда какой-то авторский риск и эксперимент, поэтому стараюсь смотреть конкурсы короткометражек на фестивалях. Они полны открытий и идей.
– А в сериалах?
– Этот год оказался плодотворным. В начале лета мы сняли пилот сериала «Детки» с режиссером Нигиной САЙФУЛЛАЕВОЙ для канала «ТНТ». И сразу после этого я стала арт-директором, то есть и художником-постановщиком, и художником по костюмам сериала «Закон каменных джунглей». Это второй сезон очень популярного восьмисерийного проекта на «ТНТ». Это был режиссерский дебют в сериале для Павла КОСТОМАРОВА – режиссера и оператора документального кино, а также прекрасного оператора-постановщика художественного кино. Наш оператор Денис МАДЫШЕВ тоже пришел из документального кино. Мне, как художнику, был очень интересен их подход и съемки на 360 градусов. Это был своего рода вызов. Сложный, увлекательный и большой проект, полный Пашиных идей и придумок.
– С чего началась ваша работа в кино?
– Я закончила институт искусств и дизайна Central Saint Martin’s University в Лондоне. Факультет текстиля, где мы занимались модой, пространством, пластической скульптурой и многим другим. Параллельно с учебой продюсировала фотопроекты в модных московских журналах. У меня появились хорошие и доверительные отношения в этой сфере. Когда я вернулась домой после пяти лет института, первое время не могла понять, как применить свои знания и чего я на самом деле хочу. Потом услышала, что в кинокомпании «Профит» готовятся снимать фильм по книге Оксаны РОБСКИ «Про Любoff» с Федором БОНДАРЧУКОМ и Оксаной ФАНДЕРОЙ в главных ролях. Я пришла к создателям фильма с предложением бесплатно одеть героев в дорогие костюмы и «ювелирку». Так я стала художником по костюмам. Вскоре у меня появилась работа художника-постановщика. И сейчас, по возможности, объединяю эти должности. Я верю, что в условиях быстрого и интенсивного производства, когда нет времени на долгие поиски и договоренности между художниками, так удается контролировать и делать картинку единой и более цельной.
– Вы, наверное, с детства знаете съемочный процесс изнутри?
– Я родилась в семье кинематографистов. Действительно, я хоть и не попадала на площадку, но с детства знала весь процесс. Смотрела с родителями дома производственные материалы, пробы. Потом вступала с ними в обсуждения и так далее.
– А почему не бывали на площадке?
– Сейчас я понимаю, что родители не брали меня осознанно. Съемочная площадка – это невероятный наркотик! Наверное, если бы я попала туда еще в детстве, выбор профессии был бы предопределен. Я все время рисовала в детстве. Поэтому не пошла во ВГИК, а прошла свой путь. И все равно оказалась на площадке.
– Когда вы там все же оказались, какими были ваши впечатления от съемок?
– Знаете, кто-то – человек площадки, а кто-то ни дня не может там прожить. Сейчас, приходя на съемку, я с первого дня понимаю, кто «доживет» до конца, а кто нет. Это титанический труд, невероятные усилия. Я всегда считала, что я дикая бездельница, а вот выросла, и оказалось, что это не так. Площадка меня захватила. И мой рабочий день не нормирован.
– Вы проучились в Saint Martin's Universityпять лет. Что это были за годы и что это образование вам дало?
– Я очень переживаю, что была недостаточно усидчива. Если у нас учеба академическая (тебе дают знания, а ты должен постоянно их подтверждать: выполнять задания, сдавать сессии и так далее), то там подход иной. Ты приходишь к преподавателю, получаешь задание и уходишь. Преподаватель остается на месте и не сильно тобой занимается. Фактически все знания нужно добывать самому. В Лондоне для этого есть все возможности. Это удивительный город, с таким количеством всевозможных музеев, выставок… Студентам вход всюду всегда открыт. Можно послушать любую лекцию – а ведь приезжают великие художники, потрясающие дизайнеры. Все они готовы говорить, делиться. Образование построено таким образом, что сколько ты способен вобрать знаний, проявить инициативы – столько и получаешь. Сначала я этого даже не ощущала, но, когда вернулась в Москву и стала работать, осознала, что научилась находить необходимую мне информацию и идеи, что ориентируюсь в разных сферах современного искусства. Что называется, насмотрелась. Да, была проблема в том, что поначалу я не знала, как это применить. Разобралась, слава богу.
– Почему не захотели остаться в Лондоне, в Европе?
– После института мне предложили работать в «Hermes». Выпускной экзамен – это выставка, на которой каждый студент представляет свой финальный проект. Сначала приходят родители и друзья, а затем, уже за закрытыми дверьми, работы оценивают дизайнеры, которые ищут интересных им людей. Так поступают предложения о работе и практике. Мой выпуск пришелся на кризисный 2008 год. Тогда многих наших студентов пригласили поработать. Меня позвали в Париж. Удивительно, что об этом мечтала моя мама – и именно это со мной произошло. Но у меня были личные обстоятельства, и я летела домой. Через месяц выяснилось, что из-за кризиса всем талантливым студентам, которых отобрали на практику, их иностранные дома отказались продлевать визы. Стоит это недешево. Очень многие потеряли свои места, но талантливые люди все равно находят себя. Многие мои однокурсники очень успешно работают сейчас, и все у них здорово.
– Ваш дедушка – легендарный режиссер. Вы когда-нибудь представляли, что работаете в кино в то же время, что и он? Тогда ведь условия работы были более суровые. Вроде бы даже нужный материал для костюмов не всегда получалось достать.
– В советское время были другие сроки на подготовку. И художники выкручивались как могли. Я слышала много историй о том, как они добывали и заказывали ткани из заграницы. Настоящие дары. Сейчас, когда я прихожу на «Мосфильм» в Белый дом и захожу на склад реквизита или костюма, вижу там старые платья – испытываю особый трепет. Они не всегда в хорошем состоянии – ткани изнашиваются. Съемки всегда беспощадны. Дотрагиваюсь до каких-то вещей того времени... Что-то в этом есть.
– Вы были близки с дедушкой?
– Очень. Его не стало, когда мне было 16 лет, то есть я была уже взрослым человеком. В детстве долгое время жила с ним и бабушкой. Мы постоянно общались, они рассказывали разные истории, и мы много смотрели кино.
– Есть советские фильмы или режиссеры советского кино, которые вас вдохновляют?
– В интервью часто задают вопрос: с кем безотносительно эпохи и места вы хотели бы пообщаться хоть раз в жизни? Для меня такой человек – Сергей ПАРАДЖАНОВ. Он великий художник. Работал и с коллажем, и с графикой, и с фотографией. Его работы очень символичны. И кино для меня – абсолютная аллегория. Он был близким другом моей бабушки. У нее очень много историй о том, как он у нее из дома то перчаточку умыкнет, то еще что-то – а потом вдруг она увидит это в его коллаже. И она никогда не злилась и не обижалась, а восхищалась его невероятной фантазией.
– За современным кинематографом и искусством вы следите?
– Я все время смотрю кино и считаю неправильным вариться только в рамках того, что делаешь ты или твои коллеги. Нужно расширять границы и смотреть по сторонам. Сейчас очень много всего вокруг происходит, и много реагирующих на это современных художников. Это и фотография, и стритарт, и огромное количество субкультур, которые интересно отслеживать. Я сейчас стараюсь знакомиться с ними и привлекать к совместным усилиям в кино.
– Что в кино вас поразило, порадовало за последнее время?
– Мой фаворит прошлого года – фильм «Безумный Макс». Он меня совершенно поразил! Из российских фильмов – «Страна ОЗ» Васи СИГАРЕВА. Это такой юмор… Знаете, бывает органичный вам юмор, а есть такие вещи, которые вас немножечко смущают, бередят. Вася придумал те шутки, те ситуации, которые выбивают из колеи. Эти фильмы – два самых ярких впечатления, поразившие своим безумством.
– У вас есть мечта поработать с каким-то режиссером?
– Во-первых, я очень рада, что мне довелось поучаствовать в проекте с Пашей КОСТОМАРОВЫМ. Я бы с удовольствием еще с ним поработала. Желательно, уже в художественном кино. Очень хочу оказаться на площадке с Игорем ВОЛОШИНЫМ. Он любит изобилие. Я тоже. А мечтать можно о том, чтобы встречались режиссеры, которые тебя удивляют и дают новую пищу, поле для работы.
– А каким сюжетом вам интересно было бы заняться?
– Наверное, это сказки, причем современные. Найти, точно определить то время, в котором мы находимся, непросто. Так много всего заложено в костюме, в реквизите. Вы поставите что-то в кадр, а потом зритель по этой вещи понимает, когда это было снято, и ассоциирует себя со временем. Когда люди смотрят те же советские фильмы, то говорят: «У меня был такой же телефон, такой же телевизор». Найти сегодня что-то, с чем можно себя ассоциировать и в драматургии, и в изображении, и в лицах актеров, очень сложно, но очень интересно.
– Найти контакт, быть на одной волне с режиссером очень важно? Вы часто что-то подсказываете? Может быть, даже сами отчасти выступаете в роли режиссера?
– Конечно, это очень важно. Пусть даже те два-три месяца, которые вы проведете вместе с режиссером, будут наполнены спорами и страстями, все равно необходимо найти способ прожить это время в любви. В итоге нужно прийти к компромиссу. Задача художника, каким бы самостоятельным он ни был, – транслировать идеи, замысел режиссера. В то же время очень часто режиссер отталкивается от того, что предлагает художник, потому что не может визуализировать свои мысли. Здесь нужно найти контакт, правильно услышать и предложить. И речь не только о декорациях. Это могут быть какие-то детали в образе, в пространстве. Это создает стиль картины. К примеру, часто я понимаю, что нужно предложить добавить воздуха. Сделать картинку объемнее, дать больше натуры. Когда это нужная идея, она подхватывается. Задачи бывают разные. Иногда необходимо оказаться в душном, тесном пространстве – и все меняется. Если режиссер готов тебя слышать, подхватить твою идею, когда ты ему полезен, то получается все очень здорово.
– В бытовой жизни вы тоже художник? К примеру, вы критически смотрите на то, как одеты люди, на окружающий вас интерьер?
– Да, и это ужас. Это болезнь. Я вижу все и сразу. Причем, как это обычно бывает, я сапожник без сапог: себя со стороны увидеть очень сложно. Но другим я ставлю диагноз: в какой обуви в котором часу человек вышел на улицу, с какой прической, как подобрана по цвету одежда, понимает ли он свой цвет кожи и так далее. Так как я художник-постановщик, то и помещения тоже оцениваю: как устроены наличники, как падает свет, где расположены розетки и так далее. Я это вижу, и иногда это даже начинает меня мучить.
– Вам в Омске, наверное, тяжело будет.
– Вы знаете, у меня фантастический вид из окна гостиницы. Я вчера смотрела. Меня поразило, что огней немного, но они отражаются в воде – и это такой рыжий электрический свет, мистический совершенно. Вечером, поскольку много светлых зданий, город хорошо читается. Пока я мало видела, так как мы только прилетели. Я еще погуляю по городу, мне интересно.
– Вы приехали на фестиваль с какой-то работой или для себя?
– Закончились восемь месяцев съемок сериала, о котором я рассказывала, и я приехала сюда с единственным желанием подышать и посмотреть кино. В конкурсе я не участвую, но здесь очень много моих товарищей. С интересом посмотрю, что они сделали за год. Я уже для себя пометила, куда пойти и что посмотреть.
– И что же это?
– В этом году документальное кино представляет Влада САНДУ. В прошлом году я видела ее короткометражку на «Кинотавре», и она меня просто поразила. Это очень неженское, энергичное, заряженное кино. В этом году она привезла документальную ленту из своей поездки в Чечню. Еще хочу посмотреть короткометражку Аксиньи ГОГ. У нее, напротив, очень нежное, сентиментальное кино. И фильм артиста «Гоголь-центра» Саши ГОРЧИЛИНА.
– Как происходит выбор художника для фильма? Высока конкуренция на этом рынке? Если уместно это определение.
– Конкуренция всегда и везде высока. Талантов много. Но режиссеры, операторы и продюсеры тем не менее жалуются на то, что хороших художников нет. Профессиональных, понимающих в своем деле людей всегда не хватает. В кино ты мыслишь кадром, пространством, и хорошо рисовать здесь недостаточно. Плюс ты все-таки руководишь коллективом. Умение общаться, способность слышать друг друга – это очень важно. Производство сейчас безумное, подготовительные периоды чересчур короткие, и нужно всех быстро сориентировать. У меня целый художественный департамент: декораторы, реквизиторы, ассистенты, костюмеры. Создать коллектив и нормальную атмосферу на площадке очень важно. Люди спят во время съемок по два-три часа, очень устают. Я очень благодарна тем, кто работает со мной, причем уже не первый проект. Это важно. Люди приходят вновь, несмотря на разные безумные ситуации, которые происходят на площадке. Тратят свои физические силы, не спят по ночам – и не за самые высокие зарплаты. Ведь у всех есть семьи, дома, дела. Тем не менее находят такую возможность. Тем ценнее их труд.
– Как вы с режиссерами находите друг друга?
– Бывает, вот так пообщаешься на фестивале с режиссером – и находятся общие вкусовые точки, возникает желание поработать. Но я не могу сказать за всех, поскольку с детства в этой среде. Не буду лукавить, для меня не составляет сложности с кем-то познакомиться. И никогда не стыдно просить о работе. Другое дело – что мне пришлось преодолеть, чтобы меня стали воспринимать не как знакомую девочку, а как художника. Для этого нужно просто много работать. Вода камень точит.
– Вы жесткий руководитель?
– Мне сложно оценивать. Я знаю, что люди на площадке иногда страдают от перепадов моего настроения в течение дня. Постфактум я могу устроить скандал, разбор полетов, но стараюсь все же этого не делать. К тому же мне очень везет: люди, с которыми я сталкиваюсь, как правило, работают.
– Не было желания поработать в театре?
– У меня был один такой опыт – антреприза, которая, как говорят, до сих пор хорошо идет. Спектакль называется «Идеальная жена». Это история про 20-е годы, немножко в стиле «Великого Гэтсби». Костюмы, мне кажется, удались. А сценография не очень. Я к ней с опаской подступаюсь. Кадр и театральная сцена – разные вещи. Это всегда некий механизм, который должен работать, двигаться. Пока законы подобных конструкций мне не очень доступны. Поэкспериментировать еще раз было бы интересно, конечно.
– Можете назвать свою любимую книгу?
– Недавно я об этом думала. Наверное, «Руслан и Людмила». Во-первых, это произведение, которую читал мне в детстве дедушка, причем наизусть. У него была феноменальная память. Я могла сказать: «Дедушка, ты вчера закончил на этой строке. Дорасскажи». И он тут же начинал читать дальше. Слушая его, я фантазировала. Но я понимаю, что это шедевр, недоступный для визуализации. Для такого фильма потребуется невероятная фантазия. Боюсь представить себе бюджет. Самый любимый и невероятный – образ Фаины. Она безумная, а меня всегда завораживает, когда человек на грани. Мне интересны любые неожиданные переходы. Человек сидел, разговаривал, а потом вдруг разрыдался… Это может случиться и от переживания прекрасного. Или было хорошее настроение, а потом вдруг стало ярое и безумное. Мне кажется, все наши перепады интересны. Мы перестаем себя контролировать в такие моменты и совершаем в этом состоянии больше поступков.
– Вы прожили в Лондоне пять лет, изучая искусство, дизайн. Общепризнано, что жители нашей страны узнаваемы и в одежде, и в поведении. У вас есть мнение по этому поводу?
– Да, русские очень узнаваемы. Согласна, женщины у нас не всегда уместно одеты относительно времени суток и места, куда они пришли. Все нас ругают за это, а я люблю. Ухоженные и при параде. Но это уходит. Русские одеваются со вкусом и умеют себя подавать. Только надо не так натужно улыбаться. И не одевать маленьких детей в шубы.
– Вы в первую очередь говорите про женщин. Эстетика женственности вам импонирует?
– Я немножко по ней соскучилась, потому что в последнее время делала такое мальчишеское кино – брутальное и минималистичное. А сейчас расслабилась и стала смотреть по сторонам. Но да, мне нравится женственность и таинственность. А может быть, просто хочется немного отдохнуть и выспаться.
