Сеть магазинов лакокрасочных материалов «Колор-Шоу» существует в Омске порядка 13 лет и насчитывает сегодня четыре филиала.
Каждый из магазинов – это еще и мастерская, где ведется подбор нужного заказчику цвета. Корреспондент «КВ» Егор КАЗАНЦЕВ побеседовал с директором ООО «Колор-Шоу» Юрием БЕЛОГОРОХОВЫМ о том, что представляет собой профессия автоколориста сегодня и куда движется рынок кузовного авторемонта в целом.
— Юрий Анатольевич, задам дилетантский вопрос: зачем вообще нужен цветоподбор? Неужели на рынке нет готовых красок – тех, которые используют автомобильные заводы?
— Готовые краски в продаже есть, но этого недостаточно. Во-первых, на заводских конвейерах используются, как правило, самые современные пигменты, которые производители поставляют непосредственно на завод. В розничной продаже, а значит, в наших системах цветоподбора, эти пигменты (пигменты, а не готовые краски) появляются только через несколько лет. Во-вторых, в мире стандартизировано около ста тысяч цветов, в которые красят автомобили. На складе держать их все просто физически невозможно. Для этого придумана система цветоподбора. Это некий набор монопигментных паст, из которых автоколорист и составляет нужный цвет.
— Мода на цвет автомобилей отчего зависит и как формируется?
— Мода на цвет может иметь совершенно неожиданные причины. Вы, наверное, помните фразу Генри ФОРДА-старшего, который сказал как-то про свой знаменитый автомобиль «Форд-Т», что он может быть любого цвета, если этот цвет черный. А почему, как думаете? Потому что только черный японский лак, который сох всего за 8,5 минуты, хорошо встраивался в тогдашнюю конвейерную сборку, это позволяло линии работать быстро, и автомобили обходились дешевле. Вот потому и формировалась мода на черный цвет на заре автомобилестроения. Понятно, что с тех пор низкая цена на автомобили перестала быть маркетинговым преимуществом, и, наоборот, сейчас в моде и хорошо раскупаются самые разные по цвету, яркие, с невообразимыми отливами автомобили. Для этого производятся специфические лакокрасочные материалы. Кстати, краску «металлик» придумал тот же ФОРД, который вводил в лак алюминиевую пудру. Потом стали производить перламутровые пигменты, которые дают отлив под определенным углом, это вошло в моду, и до сих пор перламутровых автомобилей огромное количество. Ну и за последние десятилетия возникло огромное количество новых пигментов на новых химических основах.
— Какого цвета машин на дорогах Омска сегодня больше?
— Черных. Это мода. Одно время на российском рынке было больше белых машин. Была мода в 90-е годы на бежевые машины, это была некая аномалия, скажем так.
— Система цветоподбора, представленная в каждой вашей мастерской, насколько обширна? Сколько всего элементов в наборе колориста?
— Только белых пигментов в этом наборе минимум два, а в идеале три. Штук 10 красных, штук 10 синих, штуки 4 зеленых, 10 желтых, несколько черных и так далее. А также от 7 до 19 алюминиевых пудр разной градации и текстуры, порядка 20 перламутров, плюс современные пигменты, которые выпускают в порошках. Колорист, используя свои мозги и программу производителя, должен создать цвет, который, после того как какую-то деталь автомобиля им покрасят, будет полностью соответствовать близлежащим деталям автомобиля.
— Где вы учились этому?
— Меня никто особо не учил. Просто я окончил тот вуз, в котором давали нужные знания и навыки, чтобы освоить подобные технологии. А вообще работать с красками вплотную начал в Омске, на лакокрасочном заводе «Колорит». И так получилось, что в 90-е годы, когда из вузов, НПО, научных лабораторий, инженерных НИИ людей просто вышвыривали на улицу торговать в контейнерах, нескольких человек я научил подбирать краски. Таким образом можно было отстраниться от криминала и в то же время зарабатывать неплохие деньги.
— В Омске в этой сфере сейчас много тех, кто учился у вас?
— Думаю, процентов 80 из тех, кто в городе краски подбирает, либо мои ученики, либо ученики моих учеников. В те годы человека можно было обучить за две недели, рассказав основные принципы.
— А что изменилось сейчас?
— Сейчас учиться ремеслу мало кто хочет. Те, кто поумнее, уходят в юристы или менеджеры, а колорист – это рабочая специальность, и те люди, которые приходят сегодня к нам, просто не умеют в большинстве своем учиться, не умеют интеллектуально напрягаться.
— Свою компанию вы создали в 2004 году в одиночку?
— Нет, я привлек в соучредители человека, который на тот момент был моим конкурентом. Мы продолжаем с ним дружить, хотя долю я у него уже давно выкупил, сейчас у меня другой партнер, прекрасный предприниматель и человек.
— Кто обращается в ваши магазины-мастерские за красками – владельцы машин или работники СТО, и в каких случаях?
— Маляры. Они приносят нам техзадание, образец краски, и мы подбираем нужный цвет. Красят машины, как правило, после аварий, в ходе предпродажной подготовки, и лишь за редким исключением это выпендреж владельца, когда машину перекрашивают полностью.
— И как часто происходят такие исключения?
— Процентов 5 от общего числа заказов максимум.
— Что продаете помимо лакокрасочных материалов и какие услуги, помимо цветоподбора, оказываете?
— Продаем различные расходные материалы для покраски автомобилей – шпатлевки, грунтовки, шлифовальные материалы, полировочные и так далее. Также мы занялись новым направлением – поставляем на СТО смесительные установки, которые позволяют малярам самостоятельно подбирать простые цвета.
— Это оборудование вы где-то приобретаете?
— Часть приобретаем у федеральных дистрибьюторов, часть компонуем сами. Чтобы установить на СТО лабораторию под ключ, нужны не только миксерная установка, весы, каталог цветов и сам набор красок, но еще и вентиляторы, верстаки, распылители, линейки, тара, шприцы для отбора проб, нужно подвести высокое давление, организовать правильный свет, выстроить эргономику рабочего места и так далее. Так что это не просто поставки оборудования, но и услуги по его отладке, по подготовке специалистов.
— Получается, вы от розницы отходите к оптовым поставкам?
— Да, это почти так, мы сохраняем розницу, все четыре торговые точки, сохраняем костяк специалистов, но постепенно дрейфуем в сторону опта.
— Как складываются отношения с конкурентами?
— Так сложилось, что на нашем рынке в Омске каждый из игроков является дистрибьютором какой-то марки и распространяет ее в том числе и среди конкурентов, ведь магазины-то у всех в итоге мультибрендовые.
— То есть можно сказать, что с конкурентами договариваетесь?
— Перестукиваемся, скорее. Маляры ведь покупают краску и у нас, и у конкурентов, и информацию разносят. Наша профессиональная среда в целом достаточно плотная. Мы всех практически омских маляров знаем поименно и делаем им персональные рассылки. Таким образом, отпадает необходимость существенно вкладываться в рекламу, потому как наша целевая аудитория четко определена и нам известна. Главная же наша «заманиловка» в том, что мы сохраняем рецептуру. Клиент с нашей карточкой вновь придет через два-три года, и мы быстро найдем его в картотеке и по готовому рецепту быстро и недорого составим ту же краску.
— В чем специфика работы колориста? Что в ней самое сложное?
— Это работа, требующая постоянного нервного напряжения. Люди приходят с жестким технологическим заданием, и ты должен выполнить его в нужный срок, чтобы не задерживать процесс на СТО. И если мы не сделаем вовремя краску, причем должного качества, пострадает еще человек пять, задействованных в процессе. И иногда люди этого напряжения не выдерживают, причем в основном мужчины. Так что женщин в нашей профессии больше, в том числе и потому, что они многозадачные. Мужчина может одновременно два, максимум три заказа держать в голове в силу особенностей мозга, а у женщин сразу десять задач на конвейере.
— А как же глаза? Должен быть у колориста наметан глаз, талант какой-то особый требуется?
— Глаза у всех одинаковые. Мы учим, как правильно смотреть на краску, чтобы выявить все различия. Для этого у нас есть специальная терминология, тренинги и так далее. Талант, таким образом, не нужен, нужны трудоспособность, внимание, выдержка. В общем, все то же самое, что и сталевару, например. Это такой же тяжелый труд, только, скажем так, более интеллектуальный. Творчества, как вы предполагаете, в профессии колориста никакого нет, это скорее ремесло.
— Каков процент брака в этой сфере? Как часто колорист ошибается?
— 2%. Это статистика моей фирмы. И, как правило, это брак по халатности, и не всегда только по халатности колориста, а случается, что и по халатности заказчика, который формирует техзадание. Например, приносит он люк от бензобака и просит подобрать цвет. Мы подбираем, а он красит по диагонали переднее крыло, и оказывается, что в той части автомобиля совсем другой оттенок. Так что я всегда учу своих колористов, что надо 300 раз спросить у маляра, что он будет красить, как он будет красить, а если есть сомнения, то лучше доехать до автомобиля и убедиться самому.
— Какая разница, как он будет красить? Краска же от этого не меняется.
— Здесь вы не правы, цвет многих красок зависит не только от состава, но и от режима нанесения. Когда мы начинали работать, у всех маляров в Омске был в распоряжении один и тот же пистолет-распылитель немецкой фирмы, и наши колористы им же наносили краску на свои тесты, и все совпадало. Но потом на рынок ворвалось огромное количество производителей распылительной техники, маляры красят теперь разными инструментами, допускают нарушения технологии и так далее. Так что задача колориста усложняется. По идее, хороший колорист – это почти что экстрасенс, который при подборе краски должен предугадать, как конкретный маляр будет работать с краской. Но для этого нужен опыт свыше 10 лет.
— Сколько времени занимает подбор краски?
— От 5 минут до трех суток. Лаборант работает, понятное дело, не над одним заказом все эти трое суток, потому что в процесс входит еще и сушка проб. Но случаются и сложные ситуации, так, я одну краску подбирал четыре дня, там на металлик был нанесен специальный тонированный лак, который я не мог найти на рынке, но в итоге нашел, и все получилось. Такие задачи – из серии «дело чести» возникают редко.
— Вы лично часто занимаетесь подбором цветов или у вас достаточно колористов для этого?
— Сегодня у нас в компании 20 человек, из них 9 – колористы. На каждой точке по два продавца и два колориста, хотя каждая мастерская оборудована на четырех колористов – на вырост. Если говорить о моей роли в рабочем процессе, я, скажем так, играющий тренер. Какие-то сложные задачи нередко беру на себя, но не потому, что этого не может мой колорист, а потому, что у него уйдет много времени на исполнение конкретного заказа и он потеряет в зарплате. А мне сложные заказы интересны, и я уже могу себе позволить уделять им время.
— А что на данный момент происходит в отрасли, экономический спад последних лет как-то отразился на вашем бизнесе?
— Как-то не замечал. Этот рынок не схлопнулся, он достаточно устойчив. Хотя некоторые изменения все же есть, если раньше мы торговали европейскими красками, то сейчас на рынок проникли китайские и другие компании, у которых продукция нестабильна по качеству. Из них труднее составить нужный цвет.
— А современные тенденции в автомобилестроении, которые как-то могут повлиять на ваш бизнес, отслеживаете?
— Да, разумеется, и эти тенденции меня, как специалиста по цветоподбору, не могут не тревожить. Дело в том, что сегодня с такой скоростью развиваются принтерные технологии, что уже сейчас они могут заменить собой окраску автомобилей с помощью распыления. Для этого нужен просто специальный манипулятор. И я пристально слежу за ведущими автомобильными концернами, тем же «Дженерал Моторс», потому что недалек тот день, когда у них могут появиться технологии печати покрытий, которые сразу нас отодвинут с рынка. Они просто на каждой из своих СТО поставят принтеры, и цветоподбор станет не нужен.
— Почему вы выступали за строительство кремниевого завода в Омске?
— Здесь, в Омске, мог появиться аналог кремниевой долины. Как химик ничего страшного в организации такого производства я не вижу. В самом экологически чистом штате США, где даже дизельные автомобили запрещены, потому что они коптят, в штате, где курорт на курорте, – в Калифорнии — в самом центре стоит кремниевый завод и куча производств микросхем рядом с ним. А у нас и технологии бы использовались еще современнее, и плотность населения у нас меньше, и природы, которая в случае чего все бы это «съела», больше, так что никаких причин для опасений, на мой взгляд, не было. Но позиция населения, прислушавшегося к «экологам», к сожалению, не дала возможности химической индустрии в конкретно взятом городе осуществить прорыв.
— Так почему люди встали на сторону экологов, а не на сторону бизнеса, как думаете?
— Потому что люди в целом не верят предпринимателям, они говорят: «Вы уже когда-то, будучи комсомольскими секретарями и партийными боссами, предали страну, а сейчас хотите нас еще и отравить. То, что эти экологи – те еще «экологи», мы понимаем, но вас мы ненавидим не меньше».
— Что же тогда делать инициаторам спорных с точки зрения экологии, но нужных производств?
— Вариантов не много: или использовать административный ресурс и заливать деньгами регион, или отойти от бизнес-подоплеки и позиционировать производство как государственную задачу. Последний фактор нельзя сбрасывать со счетов, как ошибочно делают многие бизнесмены. Нужно учитывать какие-то народные чаяния, патриотические чувства, любовь к детям, опять же. Это основное условие вторичной индустриализации в целом. Люди должны понимать, что их детей выучат, что они не будут шататься по подворотням, а будут заниматься высокими технологиями. Но при этом завод должен быть некой специфической общиной, где будут формироваться рабочие династии, будет внедрена система наставничества-ученичества, в общем люди будут заряжены некой новой идеологией — идеологией постиндустриальной, которую, впрочем, нужно еще научиться формировать.
