"Пятый театр" никогда не боялся ставить в Омске вещи рискованные, резкие, те, которые, условно говоря, не может себе позволить солидный академический театр.
В начале сезона главным режиссером Омского государственного драматического «Пятого театра» стал Максим КАЛЬСИН, много лет служивший в Магнитогорской драме, ставивший спектакли в Москве, Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Самаре, Хабаровске, Норильске, Кемерове, Ростове-на-Дону, Новокузнецке, Петропавловске-Камчатском, Тамбове, Казани, Тюмени и даже южнокорейском Сеуле. С Омском мастер знаком не понаслышке: лично привозил свои творения на фестиваль «Молодые театры России», а также ставил в том же «Пятом» спектакль «Географ глобус пропил», который отметил у нас свой одиннадцатый сезон. Обозреватель «Коммерческих Вестей» Евгения ВАЙС побеседовала тет-а-тет с культурным деятелем о новой постановке, посвященной недавним событиям в Украине.
– Максим Георгиевич, в качестве главного режиссера «Пятого театра» вы начинаете с постановки пьесы Алексея Куралеха «Перемирие». Это произведение о войне на Донбассе, написанное в 2017 году. Обычно режиссер вашего масштаба вынашивает замысел долго. Сколько вы думали об этой постановке?
– На этот раз недолго, с того момента, когда прочитал пьесу примерно год назад. Во-первых, я пытался поставить ее в других городах, предлагал директорам нескольких театров, но они пугались и отказывались. Здесь, в омском «Пятом», я сразу же нашел полное понимание, а это в том числе означает, что «Пятый театр» – это мой театр, что он мне близок, близок моим желаниям. Во-вторых, думаю, что пьеса «Перемирие» отвечает «эйдосу» нашего театра, его внутренней сути. «Пятый» никогда не боялся ставить вещи рискованные, резкие, те, которые, условно говоря, не может себе позволить солидный академический театр. В-третьих, это очень хорошая пьеса – честная, умная и человечная. Боюсь делать прогнозы, но мне кажется, что она останется на небосклоне российской словесности вообще, что она не забудется. Мы сейчас не избалованы хорошими, актуальными и взрослыми пьесами. Актуальность, уж не говоря об экспериментах, часто путают с дешевым эпатажем…
– Зачем нам сегодня в «Пятом» разговор на тему отношений с Украиной?
– Отношения очень плохие, просто чудовищные, но нам не уйти от этого разговора, если мы работаем в театре, который слышит и чувствует свое время. И лучше разговаривать не так, как это делают официальные каналы, на которых, увы, ничего, кроме пропаганды и хамства не найдешь, а так, как в этой пьесе: спокойно, глубоко, сострадательно. Мы помогали Донецку, там воевало много добровольцев из России. В Украине их, по понятным причинам, называют наемниками. Но не будем скрывать, что даже в России для кого-то наши добровольцы – это представители не до конца умершего русского духа, патриотизма, братской народной благородной помощи. «Против нацистской нечисти – кто, если не мы?» А для кого-то – это отмороженные адреналиновые наркоманы, которые жить не могут без войны. Полярные точки зрения, согласитесь. А ведь есть еще в этой войне и солдаты ВСУ, которых совсем не добровольно, а по призыву – родина послала защищать свои интересы и свою государственную целостность. И нацистов среди них было ничтожное меньшинство. Все нацисты пошли в добровольческие батальоны типа «Азова», «Донбасса» и «Айдара». Но и там (особенно в последнем) были не только они, а и люди, искренне поверившие в свою «революцию достоинства». Они сполна заплатили и платят сейчас за то, во что вылился Майдан. Но должны ли мы здесь, в России злорадствовать по этому поводу? А есть еще (и это главное!) люди самого Донбасса, у которых в ситуации, когда твоя большая родина Украина бьет по твоей малой родине Донбассу из «Градов», был единственный выбор: взять АКМ в руки, чтобы защищать свой дом и свою семью, или не взять. Богу спасибо за то, что никто из нас в России вот уже сто лет не стоял перед таким выбором… И еще много чего разного там есть на Донбассе, в этой трагедии. Включая мировую левую идею, геополитику и судьбу пограничных земель в эпоху окончательного распада великих империй.
– Вы уверены, что такой исторический и политический разговор – это дело театра?
– В том-то и дело, что пьеса не об этом! Обстоятельства сейчас настолько накалены, что любой разговор, касающийся войны на Донбассе, сразу же свалится и на это. Ну что ж, мы с артистами к такому разговору, надеюсь, готовы. Пьеса же, повторю, не про политику, она не про то, кто прав, а кто не прав. Пьеса про людей. В политике ведь все просто: мы хорошие, они – гады. Иногда, как у нас после перестройки, наоборот: они хорошие, а мы – выродки. В жизни же, как и в мире среди людей, все очень сложно. Дело искусства, как бы это высокопарно ни прозвучало, говорить о правде. Ни политики, ни военные не могут себе этого позволить – порох тогда отсыреет.
– И в чем же, по-вашему, правда?
– В том, что у каждого она своя.
– А у вас?
– У меня она тоже есть и как у художника, и как у гражданина. Если говорить коротко, то я убежден, что Россия должна помогать (и чем бескорыстнее, тем лучше) своим – это раз. Особенно, когда ее об этом недвусмысленно просит младший брат: приди, помоги, спаси! Что Россия должна защищать свои интересы, а не бесконечно лебезить перед заморским «большим парнем», потому что мы тоже – большой парень, и если надо драться, то надо драться – это два. И главное, что совесть на стороне Донбасса и России – это три. Но при этом я не хочу представлять противную сторону сборищем клоунов, упырей и подонков. Для этого и официальных каналов предостаточно. И вот я нахожу именно такую пьесу! Пришло время для спокойного и человеческого разговора. Россия к нему готова. В конце концов, это позиция сильного и уверенного в себе общества.
– Что для вас, как историка, важно в этой пьесе?
– Я не являюсь историком, то есть человеком, который профессионально занимается историей: работает с источниками, преподает. Хотя я закончил в Москве истфак МГУ в середине 1990-х и написал на сегодня несколько сценариев исторических докудрам, я просвещенный любитель, не больше. А вот театром я занимаюсь профессионально – у меня есть театральное образование, есть большой опыт работы. Поэтому при постановке спектакля я, естественно, подхожу к нему только как режиссер. Но если говорить про историю и не вдаваться в глубины (Дикое Поле, малороссийская и великорусская колонизация, создание Южно-Русского промышленного центра), для понимания контекста не лишним будет сказать, что эта земля издавна была населена людьми, которые говорили и на русском языке, и на суржике, в меньшей степени на украинском, которые себя определяли и определяют и как украинцев, и как русских. Это симбиотическая, пограничная территория. Что касается административного деления, то в царской России она была просто одной из губерний, такой же, как Киевская, Полтавская, Орловская, Курская или любая другая. Это была Екатеринославская губерния. Когда произошла революция и Российская империя прекратила свое существование, на Донбассе сразу же возникла Донецкая советская республика. Потом уже, когда начинался Советский Союз и выстраивались его административные границы, эта территория была передана советским правительством в состав Украинской Советской Социалистической Республики. Донбасс стал Украиной только в начале 1920-х годов, не раньше! Но это только исторический контекст. Пьеса не о нем, она – о людях. Не чужих нам с вами людях.
– Алексей Куралех, повествуя об этих событиях, дает бойцам позывные, если задуматься, не совсем обычные: Шумахер, Че Гевара, Ахилл и ключевое – Ной. Автор волей-неволей переводит нас в некий пласт эпического повествования. Может быть, разговор на тему войны и мира, ведущийся с подмостков сцены здесь, в сибирских снегах, окажется судьбоносным, как взмах крыла бабочки. Термин «эффект бабочки» постулирует идею о том, что мельчайшие колебания воздуха в определенных обстоятельствах могут в конечном счете изменить путь торнадо…
– Это, конечно, слишком смело – предполагать, что будущий спектакль сможет хоть каким-то образом повлиять на разрешение трагической ситуации на востоке Украины. Хотя, с другой стороны, «каждая малая свеча – это часть большого огня», да, я в это верю… Однако если спуститься с небес на землю, то у нас здесь, в России, просто есть возможность (а значит, и обязанность) об этой трагедии говорить в театре. Ни на Донбассе, ни тем более в Украине такой разговор сейчас невозможен. И боюсь, что не будет возможен еще очень долго. Слишком много пролитой крови, слишком сильна боль, слишком велика ненависть.
– Да, не будем забегать вперед. Тем более что у нас сегодня даже нет спектакля, только замысел. И в замысле «день шестой», когда герои, среди которых боец с коротким позывным Ной, выходят на авансцену и озвучивают текст, в котором «Эгейское море подступает к ступеням дворца и сияет вершина Арарата, сплетенная из снега и света…»
– Что касается эпичности повествования, то пьеса в подзаголовке, обозначающем жанр, названа притчей. В ней есть аллюзии, отсылающие к Троянской войне, Ветхому Завету, Новому Завету. В какой-то момент военная драма словно взмывает над реалиями конкретной войны и устремляется ввысь, выводит читателя к вопросам существования человека как такового. Причем не только на войне. Если говорить о режиссуре, то необходимо соблюсти баланс между реализмом и символизмом для того, чтобы наполнить спектакль смыслами, которые выходят за рамки конкретного и отсылают ко всеобщему. Это сложно и трудно. Трудно еще и потому, что пьеса избавлена от дешевого, привычного нам всем либерального пацифизма. Она и о том, среди прочего, что война, к сожалению, лежит в сердцевине любого мира. Если уж не удалось удержать этого дракона на привязи, то вопрос в том, как не потерять на войне человеческий облик. Только в этом. В конечном счете эта пьеса о милосердии. Неслучайно в пьесе нет собственно войны, ведь пьеса так и названа: «Перемирие».
– Тогда необходимо раскрыть карты, как это перемирие будет нам представлено. Думаю, это можно и нужно сделать в конце концов, не кино же снимаем!
– Время действия – лето 2014 года. В предлагаемых обстоятельствах – полуразрушенный дом на нейтральной полосе и четыре человека: два бойца со стороны ВС Украины и два со стороны ополчения Новороссии. Им приказано отремонтировать дом. Их командиры по каким-то своим надобностям договорились об этом, солдатам просто приказали, те ничего не знают о предстоящей встрече. А дом оказывается не пустой, а населенный. Там беременная женщина по имени Мария… Вот и все (это, кстати, абсолютно реальный случай). Враги сначала ненавидят друг друга, потом совместная работа их объединяет, они начинают сначала слышать, потом понимать друга друга, друг другу симпатизировать, затем и вовсе почти дружить. А дальше… Дом построен, перемирие окончено, и снова война, и снова они искренне хотят убивать друг друга. Они же солдаты, у каждого своя правда, которую они защищают, у каждого за плечами смерть товарищей. И только один из четверых способен выйти за пределы этого круга. Ведь НЕ УБИВАТЬ врага на войне – это же предавать своих. И живых, и мертвых. Нужно огромное мужество и сила духа, чтобы в определенных обстоятельствах ПРЕДАТЬ в себе солдата. И соответственно, дать шанс на спасение всем остальным.
Ранее интервью полностью было доступно только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 3 февраля 2021 года.
