Московское издательство Ольги Морозовой выпустило в свет книгу Уистена Хью ОДЕНА «Рука красильщика и другие эссе» (пер. с англ.; 664 стр.; 16+).
Перевели тексты Марк Дадян, Анна Курт, Глеб Шульпяков. Как подчеркивают издатели, книга шла к русскому читателю двадцать с лишним лет – с момента, когда в России вышел первый сборник эссе Уистена ОДЕНА (1998). «Рука красильщика» – итог литературной жизни крупнейшего английского поэта и мыслителя XX века. В России имя ОДЕНА неразрывно связано с личностью Иосифа Бродского. Впервые сборник «Рука красильщика» увидел свет в 1962 году. Одно из эссе, включенных в книгу и переведенных Анной Курт, называется «Поэт и город». Здесь поэт размышляет о толпе и публике.
«В античной культуре слово «толпа» означало примерно то же, что у Шекспира: зримое скопление людей в ограниченном пространстве, которое под воздействием демагога может превратиться в чернь, ведущую себя так, как не способен вести себя никто по отдельности; это явление, конечно, знакомо и нам. Но публика – нечто совсем иное. Студент в метро, поглощенный в час пик какой-нибудь математической задачей или своей девушкой, – часть толпы, а не публики. Чтобы стать частью публики, человеку необязательно идти в определенное место; можно сидеть дома, раскрыв газету или включив телевизор.
У каждого человека есть определенный запах, который узнает его жена, дети и собака. Толпа смердит. У публики нет запаха.
Толпа активна, она крушит, убивает, приносит себя в жертву. Публика пассивна или самое большее – любопытна. Она не убивает, не жертвует собой; она лишь отворачивается или наблюдает за тем, как толпа линчует негра или полиция устраивает облаву на евреев, чтобы отправить их в газовую камеру.
Публика – наименее элитарный из клубов; в него может вступить каждый человек – богатый или бедный, образованный или невежа, приятный или отвратительный. Она терпит даже притворный бунт против себя, то есть когда в ее рядах появляется группа заговорщиков.
Страсти толпы – ярость или ужас – чрезвычайно заразительны; каждый человек толпы возбуждает всех остальных, так что страсть возрастает в геометрической прогрессии. Между представителями публики контактов не возникает. Если два представителя публики встречаются и беседуют, функция их слов – не передать смысл или возбудить страсть, а скрыть за словесным шумом молчание и одиночество пустоты, в которой пребывает публика».
