От бизнес-класса в аэробусе до «одиночки» в СИЗО.
В своем первом интервью «Коммерческим Вестям» после выхода из заключения предприниматель Станислав МАЦЕЛЕВИЧ признался, что скрашивал свои непростые будни в изоляторе, ведя дневник и записывая истории о других известных бизнесменах, политиках и силовиках Омска, которых встречал, находясь под арестом. Публикуем начало его первого рассказа под названием «Три встречи с Олегом ШИШОВЫМ».
Встреча первая
Я и моя жена Таня вылетаем из Москвы. Мы счастливые молодожены, и лететь нам хочется непременно рядышком, нам кажется немыслимой мысль о разлуке на три часа полета.
Пытаемся зарегистрироваться на соседних креслах. Но, увы, на каждом из рядов бизнес-класса (а их всего-то два) уже кто-нибудь занял место. В итоге регистрируемся: Таня – на 1-й ряд, я за ней.
– Ты же Кинг-Конг, самый сильный в джунглях, – говорит мне расстроенная Таня. – Сделай что-нибудь!
– Поменяемся с кем-нибудь!
Мы входим в салон самолета. Кресла первого ряда еще пусты.
– Слушай, – говорю я, –человек же, получается, один летит? Ему все равно, где сидеть. Попросим его пересесть назад.
И я смело усаживаюсь рядом с Таней на первый ряд. Через проход от нас сидит простовато одетый мужчина. Явно видно, что он впервые и случайно в «бизнесе». К нему подходит стюардесса, присаживается перед ним в своей короткой юбочке и нежно шепчет:
– Как я могу вас называть?
Так тогда было принято в бизнес-классе аэрофлота. Потом, к моему сожалению, этот обычай отменили. Мужчина же по неопытности решает, что девушка к нему сексуально пристает. Он испуганно вжимается в кресло.
Вот стюардесса подошла к нам:
– Как я могу Вас называть?
– Татьяна.
– Станислав.
Я не могу сдержать улыбку и шепчу моей жене:
– Мне всегда хочется ответить: «Называй меня «Мой господин»!»
Таня тоже улыбается.
– Что-нибудь из напитков желаете?
– Шампанского, пожалуйста.
Стюардесса исчезает, в салон входит немолодой мужчина невысокого роста с круглым лицом и недоуменно-раздраженно смотрит на меня. Я понимаю, что это его место я занял.
Шампанское уже подействовало, и я говорю ему довольно развязно:
– Мужик, сядь назад. Тебе же все равно, ты один летишь.
Лицо мужчины наливается кровью от такой моей наглости, он оборачивается в поисках стюардессы. А она уже рядом:
– Олег Владимирович! Как?! Заняли ваше законное, ваше любимое место 1А?!
Только тут я понимаю, что это ШИШОВ. Когда я стал вхож в строительную тусовку нашего городка (и радовался этому), ШИШОВ уже с презрением игнорировал их посиделки, которые и действительно были совершенно бессмысленными. Так что мы не пересекались. Я знал его лишь по фотографиям и представлял его себе человеком огромного роста и богатырского телосложения. В жизни все оказалось совсем не так. Я, конечно, извиняюсь и пересаживаюсь на свое место. Предлагаю моему соседу поменяться местами с моей супругой – он легко соглашается. Мы с Таней счастливо оказываемся вместе. К ШИШОВУ постепенно возвращается нормальный цвет лица. Я беру какую-то омскую деловую газету. Да, это ШИШОВ. Как я его не узнал?! Вот его фото на первой полосе: «Руководитель НПО «Мостовик» Олег ШИШОВ по слухам, отказался от предложения занять пост губернатора Омской области, заявив журналистам: «Некогда мне заниматься всякой ерундой!»
Это он, начав с нуля, со студенческого стройотряда, создал одну из крупнейших в стране строительных компаний, обеспечив работой десятки тысяч людей, строил омское метро, гидроузел, мост на остров «Русский», океанариум во Владивостоке и санно-бобслейную трассу в Сочи. Владелец заводов, самолетов. Это его замы входят в сотню богатейших людей Омска и живут в собственном коттеджном поселке, прозванном в народе «шишовка». Это его главный инженер стал мэром нашего города.
Вот и утро, садимся. У трапа три автобуса: большой – для несчастных из «эконома», «газелька» для бизнес-класса и отдельный автобусик для ШИШОВА (как я потом узнал, такая услуга в Москве – проехать 100 м. от самолета до здания аэропорта – стоит 100 000 рублей). Спросонок я направляюсь к автобусику ШИШОВА. Меня жестко тормозят (стоять!!!) сотрудники аэропорта. Я чувствую себя ничтожным и бреду к своей «газельке».
Встреча вторая.
Раннее утро. Вылетаю один по делам из Омска в Москву. Таня осталась дома – у нас уже двое деток. Вхожу в самолет. В бизнес-классе уже сидит ШИШОВ, читает на IPad статью про банкротство своего «Мостовика», хмурится.
Я усаживаюсь на свое место, на всякий случай тщательно сверяя его с посадочным талоном. Входит ШРЕЙДЕР, бывший мэр Омска, а теперь – депутат Госдумы. Громко и жизнерадостно здоровается с ШИШОВЫМ:
– Олег Владимирович! А что же вы не на своем личном самолете, а с нами, простыми людьми?!
Вопрос задан как бы добродушно, дружески, но ШИШОВУ от него становится еще грустнее. Своего самолета уже нет. Я не сразу понимаю, что мнимое дружелюбие ШРЕЙДЕРА – это утонченное издевательство. Вероятно, мелкая месть. Ведь ШРЕЙДЕРА на посту мэра сменил бывший главный инженер «Мостовика».
Самолет взлетает, я засыпаю. Приземляемся в Москве.
– Олег Владимирович! – не унимается ШРЕЙДЕР, по прежнему изысканно доброжелательный. Разве что чуть-чуть переигрывает... «А как там ваши уголовные дела по олимпийским стройкам в Сочи? Закончились уже все, наверно?» ШИШОВУ становится окончательно грустно. Вдвоем они представляют собой вполне комедийную парочку: высокий, худой и подвижный ШРЕЙДЕР нависает над маленьким, кругленьким ШИШОВЫМ.
– Внимание! – вдруг раздается грубый командный голос по радио, – При выходе из самолета – полицейская проверка. Всем мужчинам подготовить паспорта!
Мы все трое переглядываемся. У каждого в глазах на секунду мелькает страх и немой вопрос: – «Кого из нас?» В бизнес-классе нас всего трое.
Я выхожу из самолета первым, предъявляю людям в форме документ, они пропускают меня дальше. Чуть задерживаюсь, чтобы посмотреть, как пройдут проверку мои соседи. Их тоже отпускают без проблем. ШРЕЙДЕР, радостно улыбаясь, идет рядом с ШИШОВЫМ по «рукаву», вгоняя в него шипы своих вопросов. А полицейские, наверно, ловили какого-нибудь алиментщика из «эконома».
Встреча третья.
Утро. Я прислушиваюсь к тому, что происходит за дверью. Вот слышно, как по коридору катится тележка – завтрак. Металлический лязг – это открылась «кормушка» в 201-й. ГАМБУРГ, бывший вице-губернатор и серый кардинал Омской области, что-то говорит тихим голосом, слов не могу разобрать. «Кормушка» закрывается, тележка едет дальше. Судя по звуку, проезжает мимо 203-й – она временно пустует. Недавно ее покинул КЛЕВАКИН, замначальника УМВД Омской области, его оправдали. Только оправдательный приговор уже отменен областным судом, и 203-ю не занимают – она ждет своего прежнего жильца. Тележка останавливается возле 205й. Снова треск «кормушки», слышен требовательный голос ШИШОВА, за что-то выговаривающего баландеру. Олег Владимирович еще не привык к здешним порядкам – недавно прибыл этапом из Владивостока.
Тележка катится, звук ее ближе. 212-я. Там живет тот, благодаря усилиям которого, это страшное место стало моим новым домом. Мой старый друг. Слышно, как он просит таблетку – у него болит спина. Моя камера в самом конце «спецпродола» – места, где держат особо опасных и важных узников. Вот тележка уже у моей двери. «Кормушка» отворяется.
– Станислав Викторович, вам бутерброды с семгой или с красной икрой?
Я невольно задумываюсь.
«Ха-ха-ха», – ржет надзиратель. Конечно, шутка очень смешная.
— Между прочим, сегодня ровно 9 месяцев, как я здесь живу. Я надеялся, вы мне хоть тортик со свечами принесли, – отвечаю я.
«Держи», – баландер с трудом протискивает в узкое отверстие коробку – «breakfast box» – так бы это называлось где-нибудь в пятизвездном отеле Таиланда. ИРП, индивидуальный рацион питания – так это называется здесь. Изготовлен в Исправительной колонии №7 Калужской области. Значит, меня сегодня будут куда-то вывозить из СИЗО. Открываю коробку, разрезав пленку на ней шариковой ручкой – ничего острее в камере быть не может. Завариваю кашу быстрого приготовления, развожу кисель – он здесь реально вкусный. Пожалуй, это даже лучше, чем баланда из очистков от гнилой картошки, которую обычно дают в последнее время. Качество еды резко ухудшилось в последний месяц. Наверно, до тюрьмы докатился кризис. Но я открываю холодильник и, возблагодарив Бога и мою жену, достаю из него яблоки, мандарины, сыр, помидоры, йогурт и жареную курицу. Во время последнего шмона тюремщик, увидев, сколько у меня в камере еды, сказал: «Тебя бы в голодную «хату»!»
Есть камеры, все обитатели которых провели за решеткой большую часть жизни. Они не получают передач – на воле уже никто о них не помнит. Я вздыхаю: «А долго ли будут помнить меня?» Мою пол в камере и стираю в тазике одежду. Смешно подумать, что именно эти простые действия 9 месяцев назад вызывали у меня слезы каждое утро. Почему? Сейчас не могу понять.
На одной из «продлежек» удалось поговорить с моей Таней через решетку – конвой был невероятно добр (свиданий нам не дают). Она спросила: «А кто вам там одежду стирает?» «Да так же, как в общаге. Иду в женскую камеру. Они мне постирают и накормят меня борщом, я им гардину прибью», – неудачно пошутил я. Потом пришлось долго оправдываться. Оказалось, еще и адвокат мой не вовремя рассказал ей историю, как ШИШОВУ в «Матросской тишине» предлагали женщину. Там мужская и женская часть СИЗО соединяются через душевую. По вечерам тюремщики стучат в камеры и спрашивают: «В душ пойдешь? В платный душ, хе-хе». ШИШОВ от свидания с наркоманкой или воровкой отказался. Моя жена стала переживать, что я не удержусь от такого соблазна. Но мне легко хранить верность ей в нашем «красном» омском СИЗО – здесь женщин не предлагают.
Слышу, как щелкает электрический замок. Значит, сейчас за мной придут. И верно. Громыхают запоры, открывается дверь, потом – кованая, позапрошлого века, решетка. Ключи с трудом проворачиваются в дверных замках. Возможно, им больше сотни лет. В коридоре – 3 надзирателя. Столько нужно, чтобы забрать меня из камеры.
– На выход без вещей! Документы нужные и сух-пай бери.
Выхожу из камеры, привычно встаю лицом к стене, руки вверх ладонями назад.
– Подследственный МАЦЕЛЕВИЧ Станислав Викторович, 4 апреля 73-го, 172-я и 210-я.
Меня обыскивают, внимательно рассматривают бумаги, которые я захватил с собой. Обычная, давно ставшая привычной мне процедура.
– 210-я? Бандит, что ли? – спрашивает незнакомый тюремщик.
– Не, бандитизм – 209-я. А 210 – организация преступного сообщества и руководство им, – объясняю я.
– Простых тут не держат, – в голосе надзирателя слышна гордость.
Да, статья 210-я УК РФ. Из-за нее меня и держат в одиночной камере под неусыпным надзором двух видеокамер. А кроме мощной железной двери выход из моей камеры перекрывает еще и брутальная решетка. 210-я часть 1-я. От 12 до 20 лет. Одно из самых тяжких преступлений в нашем уголовном кодексе...
Ранее было доступно только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 9 марта 2022 года. Продолжение читайте в газете от 16 марта: она продается в киосках «Дилижанс» и в почтовых отделениях.
