— За 25 лет ректорства я «пережил» пять министров образования и науки. Фамилию первого уже забыл. Ну, ничем он мне не запомнился. Вторым был Геннадий ЯГОДИН, который даровал студентам право свободного посещения лекций. Замечу, его детище успешно почило в бозе, и слава богу. Третьим министром был Владимир ФИЛИППОВ, намеревавшийся исключить философию из числа общеобязательных вузовских предметов. Четвертым по счету был Андрей ФУРСЕНКО, который подтянул нас к Болонской системе. И, наконец, пятым нынешним министром является Дмитрий ЛИВАНОВ, который упорно проводит так называемую оптимизацию образования и науки. Надо ли всякую реформу начинать с обязательного смещения министров или всего правительства? Мое мнение: нет, не надо.
Сколько уже можно смещать министров образования? ЯГОДИН – «плохой», Филиппов – «плохой», ФУРСЕНКО – снова «плохой». ЛИВАНОВ – еще хуже. Он сокращает неэффективные вузы – что же здесь плохого? Зачем нам столько вузов, если нет их достаточного финансирования? Разве мы сами не видим, что российская наука проваливается в небытие? Море фальшивых диссертаций. Плагиаторство процветает. Российские вузы давно неконкурентоспособны. Молодые ученые едут за границу и находят себя там. Напомню, в XXI веке российские ученые получили всего две Нобелевские премии. Еще две получили московский экономист Леонид ГУРВИЧ и физик из Сочи Андрей ГЕЙМ. Увы, к этому времени первый был уже гражданином США, второй – Нидерландов.
ЛИВАНОВ ввязался в непростую драку, ему нужна поддержка академического и образовательного сообщества, нужна конкретная помощь (другое дело – прислушается он к этому или нет), без которой его просто съедят. Конечно, если дело только в персоне, тогда понятно – надо менять. Благо уже и кандидатура есть – депутат Госдумы Ирина ЯРОВАЯ, которая уже заявила, что изучение иностранных языков в школах представляет собой угрозу нашим ценностям. Что это? Призыв к изоляционизму? А как же быть с лучшими студентами, которых чиновники еще недавно собирались отправлять учиться за границу?
Можно подумать, что у нас сейчас много говорящих по-английски или по-немецки. Судя по данным опроса 2010 года, таковых только 5,48%. Вряд ли нашим ценностям с этой точки зрения еще что-то угрожает. Скорее наоборот, не имея доступа к огромному количеству информации в мировом Интернете, мы будем терять свои ценности. Много ли у нас ученых, особенно в периферийных университетах, знающих мировой академический рынок? Берусь утверждать, что таких единицы. Не поэтому ли мы читаем только авторефераты на статьи зарубежных ученых. Это наша болезнь, а не потеря ценностей.
Позволю себе высказать несколько соображений, касающихся российской науки. Некоторые ученые пытаются противопоставить академическую науку вузовской, считают ее второразрядной, но это не так. Хотя оснащение вузовских лабораторий и лабораторий РАН ни в какое сравнение не идет, и это первая проблема. Вторая проблема – финансирование вузовской науки приближается к нулевой отметке. Если мы вспомним Петра Первого и его Академию, то она, как справедливо заметил академик Жорес АЛФЕРОВ, создавалась со своими лабораториями, музеями, экспедициями, она имела свой академический университет и гимназию. Нобелевский лауреат, академик АЛФЕРОВ, настойчиво подчеркивает, что противопоставление Российской академии наук и вузовской науки недопустимо.
Так не пора ли соединить фундаментальную науку с вузовским образованием и сделать университеты центрами генерации новых знаний? Ответ на этот вопрос еще лет десять назад дал наш президент – пора. Цитирую по памяти: «Интеграция образования, науки и практики – знамение времени». Весь мир развивается по этой линии. Руководство РАН и бывших РАМН, РАСХН и других ведомственных академий практически бойкотировало этот процесс. Мы пошли по этому пути еще в 1998 году. Создали Омский аграрный университетский комплекс, который успешно работал до 2010 года, а затем бюрократы от науки и образования практически свернули его деятельность. Но опыт накоплен приличный. Почему к нему не вернуться?
Почему бы аграрный университет не объединить с НИИ РАСХН, тем более они расположены на одной и той же территории? Учебно-научный процесс выиграет во всех отношениях. Не будем забывать, что 70% критериев оценки деятельности вуза в период аттестации и государственной аккредитации его – это показатели результатов научно-исследовательской работы кафедр. Пройдут ли кадровые вузы аттестацию с учетом этого условия – большой вопрос. Предварительная проверка, проведенная Минобразования в 2012-2013 годах, показала: порядка 140 российских вузов являются неэффективными по показателям, связанным с наукой. А если копнуть поглубже?
Некоторые считают, что вузовская наука может выполнять функции РАН.
Я так не считаю. Просто сегодня в вузовской системе образования главная роль отводится подготовке кадров, а не науке как таковой. Загляните в вузовские планы, обратите внимание на графу «учебная работа». С какой цифры она начинается? С 800 часов... Проведем несложные арифметические действия и получаем в итоге 4 часа в день. Вывод: учебная работа – дело обязательное, наука – факультативное. Я не говорю уже о том, что кроме академической нагрузки у преподавателя вуза куча всяких придуманных обязаловок. На науку (если нет аспирантов, соискателей, докторантов) времени не остается или она делается на энтузиазме в свободное от основной работы время.
Утверждаю: на «вузовскую науку», как и на любую иную, требуется время. Не между лекциями и не после них, а в определенное время, чтобы осмыслить то, что мы собираемся изобрести, написать толковую статью, монографию. Разве проректоры, деканы, заведующие кафедрами не могут изменить режим работы конкретного преподавателя, если он стремится заняться наукой? Нагрузите его в одном семестре учебной работой, а второй семестр освободите – путь занимается наукой, пишет учебники, статьи, монографии. Естественно, с последующим отчетом о проделанной работе. Конечно, практика создания преподавателям условий для научной работы в разных вузах разная. Что-то зависит от государства, что-то от вуза, но многое и от самого преподавателя.
Ученые живут долго. Кто же в этом виноват? Геронтологическая наука доказала: чем выше интеллект, тем дольше продолжительность жизни. Поэтому неудивительно, что люди искусства, изобретатели, исследователи живут дольше среднестатистического гражданина. Казалось бы, пусть живут себе на здоровье. Вопрос в другом. Статистика показывает, что число академиков и профессоров, перешагнувших преклонный возраст в академических и вузовских коллективах достиг 50%. В них нет дифференциации таких ученых по возрастному принципу. Может быть, поэтому молодые ученые, не веря, что когда-нибудь дождутся продвижения по научной лестнице, уезжают за границу и там вполне неплохо устраиваются?
Мне думается, что в уставах научных учреждений (законодательно) должны быть прописаны принципы сменяемости. Достиг 65 лет – освободи дорогу молодому. Понимаю, процесс болезненный, но куда мы уйдем, если не будет смены поколений, если на всех постах останется старая гвардия? Здесь можно подискутировать, конечно, говоря о некой молодости духа. Но если нет телесного здоровья, на одном духе далеко не уедешь. Лучше, когда есть и то, и другое. Но, увы. С возрастом активность мозга действительно значительно снижается. Первые изменения начинают происходить после сорока, дальше – больше. Против природы не попрешь. И когда человеку за 70, то ему уже многое не под силу. Поверьте, я знаю, что говорю, самому, слава богу, 75 стукнуло.
Знаете, что обнадеживает в плане решения вопроса возрастного ценза академиков. Правительство, кажется, предлагает им академическую пожизненную стипендию в 100 000 рублей в месяц. На мой взгляд, такое решение поможет разрядить возрастную ситуацию как в академии, так и в университетах. Такая мера даст возможность академикам, достигшим приличного возраста, не цепляться за насиженное место, а достойно покинуть его и заняться преподаванием, консультированием, книжки писать или выращивать капусту. Кому что больше нравится, как говорится. Но нужно идти дальше. Если сказали «а» (об академиках), надо сказать и «б» (о вузовских профессорах и заслуженных деятелях науки РФ).
Знаете, умные люди говорят, что плохая старость может наступить и в 20 лет, это когда «глаз не горит и ничего не хочется». Жажда новизны и непредсказуемость свойственна молодежи. Поэтому в академии РФ и вузах должен быть баланс старых и молодых. Не помню, кто сказал (кажется, академик К.И. Скрябин), что если в учреждении превалируют пожилые, это – трагедия, если молодые – это комедия, а если тех и других поровну, это – симфония. К последнему и надо стремиться…
Каково же резюме моей статьи? Все просто: давайте строить будущее российского образования и науки вместе. Нужно сделать так, чтобы сферы российского образования и науки стали приоритетными. Деньги для их содержания и развития появится, если доля государственной собственности будет доведена до 50 – 60%. Образование и науку общество обязано кормить, если оно не желает кормить «инопланетян». Коллеги могут мне сказать: пиши, не пиши, задавай вопросы, не задавай – нас все равно никто наверху не слышит. Отчасти с этим можно согласиться. Но только – отчасти. Если вопросы не задавать, то и ответа никогда не получишь. Кстати, дельные ответы, советы, предложения могут дать не только власть имущие, но и общественность. Чиновники обязаны прислушиваться к общественному мнению.
Тем не менее реформирование высшего образования и науки, по моему глубокому убеждению, надо начинать сверху. Снизу – точно не получится. Прежде всего в Министерство образования и науки должны прийти люди, прошедшие практическую школу, знающие образовательную деятельность изнутри. Если государство не будет вкладываться в образование, то оскотинивание общества будет только усиливаться. Высшая школа по определению не может быть рентабельной. Это не завод, не фабрика и даже не колхоз. Отдача будет потом.
Беда в том, что многие выпускники высшей школы не хотят работать по специальности. Согласно опросу ОмГАУ, 19% будущих ветеринаров не собираются ими быть. А ведь это студенты из села, которые уже никогда не пойдут в сельское хозяйство. И ситуация среди выпускников других омских вузов ненамного лучше. При этом количество студентов увеличилось больше, чем на треть – с 67,6 тысячи в 2000 году до 102,1 тысячи в 2011 году. Заметьте, при неизменном количестве рабочих мест.
Что касается переконфигурации вузов (предложение внес в 2012 году премьер-министр России Дмитрий МЕДВЕДЕВ), то этот вопрос давно назрел. Стране не нужно так много вузов. Число их можно сократить на треть безболезненно, а высвободившиеся средства направить на развитие материально-технической базы оставшихся, на увеличение стипендий, зарплат и других социально-экономических благ обитателей вузов. Стране нужны сильные, крупные университетские комплексы. В то же время в вузах должен присутствовать дух академической свободы. В этой связи, выражаясь языком Дмитрия МЕДВЕДЕВА, надо переконфигурировать и внутриуниверситетскую систему.
Пора переконфигурировать и ученые советы. В них не должно быть администраторов без степеней и званий. Выбирать членов ученого совета должны люди, имеющие кандидатские и докторские степени. И во главе ученого совета должен быть авторитетный среди коллег ученый, а не менеджер. Менеджер пусть управляет университетом. Да, проблем у нас накопилось много. И надо их решать, а не совещаться без конца и края. И не надеяться на то, что приедет к нам хороший министр образования и науки и решит все наши вопросы за нас. «На министра надейся, а сам не плошай!».
