5% судей считают, что они перерабатывают в пять раз, две трети судей – в два-три раза.
Омское региональное отделение ассоциации юристов России на базе юридического факультета ОмГУ им. Достоевского провело круглый стол на тему «Современное состояние и перспективы развития института медиации в России».
– Я не могу назвать Закон «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации)» мертворожденным, – начала дискуссию заслуженный юрист РФ, кандидат юридических наук, заведующий кафедрой гражданского права ОмГУ Елена НЕВЗГОДИНА. – Но как мне кажется, этот закон изначально не учитывал человеческий менталитет, причем речь не только о российских гражданах. Конечно, есть много покладистых людей, разумных, но все-таки большинство не такое – достаточно посмотреть на дела о наследстве, разделе имущества, опеке над детьми. Там идут до конца! И не находится никаких резонов кроме непосредственно решения суда. Думаю, в предпринимательских спорах институт медиации более работоспособен.
По зуму к круглому столу присоединилась из Москвы доктор юридических наук, профессор кафедры финансового права Университета им. Кутафина, представитель Центра медиации при РСПП Лана АРЗУМАНОВА, рассказав про зарубежный опыт:
– Медиация наиболее развита в Австралии, она носит обязательный характер в делах, связанных с семейно-брачными отношениями, предваряя стадию разбирательств в суде. К немедиабельным спорам у них относятся все случаи прецедентного права. В налоговой сфере медиация активно применяется в Нидерландах, но судьи нечасто соглашаются быть медиаторами, потому что отсутствие итоговых договоренностей может сильно ударить по репутации. Более 1200 налоговых кейсов решено медиаторами в Великобритании. Есть государства, которые не применяют медиацию в публично-правовой сфере: в Бразилии она используется в коллективных трудовых спорах, что у нас запрещено, но у них нет практики в налоговой сфере. В России нужно менять логику мышления, мы народ-победитель, нас учили продавливать свою позицию, воспринимать готовность к переговорам как слабость. Сказывается и коррупциогенность: госслужащие боятся упреков в попытке договориться. ФНС России запускает пилотные проекты по практике медиации, но ни один госорган не пойдет на медиацию, если это не предусмотрено нормативно-правовыми актами помимо закона об этой процедуре.
Спикер подчеркнула, что медиация в любом случае дело добровольное, никто не обязывает проходить все этапы этой процедуры и заключать соглашение.
— Или исполнять медиативное соглашение, – согласилась доцент кафедры гражданского права ОмГУ, кандидат юридических наук Олеся ФИЛИППОВА. – Есть ряд препятствий на пути эффективной реализации этого института. Может, стоить закрепить законодательно виды споров хотя бы в качестве пилотного проекта, чтобы в досудебном порядке, императивно разрешать конфликты при помощи медиаторов? Уже несколько лет действует закон о финансовом омбудсмене. Ему не требуется удостоверение нотариуса, его решение сразу имеет юридическую силу. При определенной сумме требований, в страховых спорах участников обязывают перед судом к нему обратиться. А ведь одна из главных задач медиации – снижение нагрузки на судей. 10 млн дел в год рассматривают суды общей юрисдикции, 2 млн – арбитражные суды. По данным Судебного департамента при Верховном суде РФ за 2018 год, 5% судей считают, что они перерабатывают в пять раз, две трети судей – в два-три раза. Финансовые омбудсмены как раз разгружают и судей, и нотариусов. Но с 2011 по 2017 год в арбитражных судах страны рассмотрено всего 0,002% споров с участием медиаторов, в судах общей юрисдикции – 0,008%. Также у нас в законе не закреплено, что профессиональный медиатор должен иметь юридическое образование – это еще одно препятствие для развития института.
– Я бы не выявляла в пилотном проекте, особенно при административной медиации налоговые споры. Досудебное урегулирование споров является обязательным в Налоговом кодексе и так. Налоговая очень гордится показателями увеличения количества конфликтов, разрешенных до суда. За рубежом есть кейсы, в которых одна из сторон тормозила медиацию или вообще не хотела на нее выходить. Даже в случае выигрыша дела ей присуждали сумму всех судебных расходов из-за того, что она не согласилась путем переговоров уладить ситуацию. Если так будет получаться и у нас, представляю, как будут недовольны налогоплательщики! – усмехнулась АРЗУМАНОВА. – Налоговую службу надо научить медиации для начала. Сейчас ею медиатор воспринимается как третейский судья, независимый человек, помогающий решать проблему. Но он на самом деле не решает проблему, а помогает наладить коммуникацию.
Адвокат и медиатор, член Международной ассоциации юристов и медиаторов Ирина РУСИНА усмотрела среди причин непопулярности обсуждаемого института в России отсутствие громких положительных примеров решения конфликтов при помощи медиации. Наши соотечественники, по ее словам, относятся к медиатору как к волшебной пилюле, человеку, который рассудит стороны с непременной пользой только для них самих – никак иначе. При этом зачем платить медиатору, участники споров не понимают – договорились ведь они друг с другом, при чем здесь труд посредника? Для продвижения необходимо создание медиативных центров на базах судов, уверена РУСИНА.
– Как практикующий юрист, я считаю, что у института медиации в России есть будущее. Он тяжело развивается в силу особого менталитета россиян. Но опыт Москвы и Санкт-Петербурга показывает, что медиация все-таки работает. Возможно, это связано с невероятно длинными сроками рассмотрения дел в их судах. А в регионах, в Омской области нотариусы часто отказывают удостоверять медиативные соглашения, – отметила председатель Исполнительного комитета ОРО АЮР, генеральный директор ООО «Юридическая компания «Ф-Групп» Елена БОГДАНОВА.
Доктор юридических наук, профессор кафедры предпринимательского права, гражданского и арбитражного процесса ПГНИУ Владимир БОЛДЫРЕВ назвал перспективы развития института медиации в России нерадужными. Корпоративные конфликты в 80% случаев все-таки доходят до суда, констатировал оратор:
– Пока одна из сторон корпоративного конфликта не достигнет решающего перевеса, договориться практически невозможно. Кто бы ни участвовал в спорах – мажоритарии, миноритарии, обладатели равных долей, существует множество способов достать друг друга, в том числе пытаясь разрушить сам бизнес, жалуясь в органы государственной власти и тем самым блокируя любые экономические решения. Я не представляю, как можно заключить соглашение, которое бы обладало правоприменительной силой в корпоративном споре, потому что зачастую это целая цепочка различных взаимосвязанных решений, сделок, нередко с большим количеством участников.
Успешным медиатором, на взгляд профессора пермского университета, может быть только человек, реально имеющий экономический и политический вес в регионе, то есть тот, кто в состоянии повлиять на стороны не на словах, а на деле. «Звучит угрожающе», – иронично заметила НЕВЗГОДИНА.
Столь же пессимистично относится к медиации и кандидат юридических наук, доцент кафедры гражданского процесса Сибирского юридического университета, стоявшая у истоков зарождения медиации в России Марина СЕДЕЛЬНИКОВА:
– Умение договариваться в нашей стране никогда не было популярно. У нас всегда есть идея непререкаемого авторитета – пусть это будет суд, адвокат, да хоть Дон Корлеоне. Проще пожаловаться, подраться и успокоиться. Но нельзя человека насильно привести к счастью. Идея медиации должна лечь на подготовленную почву. Медиабельных споров, в которых стороны готовы договариваться, очень мало. Например, трудовые, в которых лучше не предавать огласке определенные моменты, не нести компании репутационные потери. А о какой медиации может идти речь, если стороны неравноправны? Как вы договоритесь, допустим, с налоговой?
Кандидат юридических наук доцент кафедры трудового и социального права ОмГУ Галина ОБУХОВА добавила, что и в трудовых спорах сотрудники как правило не готовы идти нынешним и бывшим работодателям навстречу:
– Топ-менеджеры в суды не обращаются. А представителям рабочего класса медиаторы кажутся людьми от сетевого маркетинга, которые пытаются настроить их на позитивную волну.
Еще один столичный эксперт, проректор Института высшего и дополнительного профессионального образования Федерального научно-клинического центра реаниматологии и реабилитологии, кандидат психологических наук, медиатор Ольга ОНИЩЕНКО тоже была настроена скептично:
– Мы с Мариной Геннадьевной [СЕДЕЛЬНИКОВОЙ] ветераны медиативного движения и травмированы словом «медиация». Оптимизма в нас мало. Поначалу была эйфория, казалось, что завтра изменится мир. Но качественных и количественных изменений мы до сих не увидели. Спорили, чего в медиации больше – психологии или права, кто лучший медиатор – юрист или психолог. И пока мы этим занимались, психологи ринулись в сторону школьной медиации. До позавчерашнего, пожалуй, дня я считала это полной профанацией. Но оказалось, что институт школьной медиации очень востребован в Германии и ряде других стран. Конечно, там требуются другие компетенции, но сама парадигма отношения к процедуре медиации, к применению психологических методик при решении споров и конфликтов меняется. Ко мне регулярно подходят люди и спрашивают, как они могут получить психологическую, психотерапевтическую помощь. Представить подобное лет 15-20 назад было невозможно. И если раньше в основном это были девушки, женщины, то теперь мужчины перестают стесняться просить о помощи. Но наше общество все равно пока не настроено на бесконфликтное решение ситуаций, очень много семейных споров в судах.
Кандидат юридических наук, нотариус Ольга ФРИК, продолжая заданный ОНИЩЕНКО тон, высказалась, что роль медиатора очень схожа с ролью нотариуса – он независим, беспристрастен, сохраняет в конфиденциальности данные клиентов и предупреждает конфликт, помогая сторонам понять, какой исход дела будет выгоден каждой из них.
На тему уместности медиации в семейном праве порассуждал полковник полиции, кандидат юридических наук, начальник кафедры гражданско-правовых дисциплин Омской академии МВД России Константин КАРПОВ:
– В судебной практике мне приходилось участвовать и в бракоразводных процессах, и в процессах по разделу имущества. За все это время количество судебных споров примерно равно количеству случаев, когда дело все-таки не дошло до суда. Мы спокойно обошлись без медиации, использовали другие процедуры – например, провели заключение брачного договора за день до расторжения брака, устраивающий обе стороны, и после развода каждый получил свое. Были и ситуации, когда стороны делили все до последнего, но и там они договаривались, заключали соглашение, чтобы не тратить деньги на судебный процесс. При разводе конфликт погасить очень сложно, как тут принудительно применить медиативную процедуру? В США так делают, а еще отправляют к семейному психологу, и пока тот не вынесет свой вердикт, судья не дает добро на расторжение брака. Но в нашей стране правовое поле не сложилось, в котором можно было бы посеять семя медиации. В 1990-х поменялось законодательство, практика еще не сформировалась. Мы не можем просто прийти и сказать: а теперь медиация! 70-80 лет нам еще надо готовиться.
«Россиян пока интересуют не медиаторы, а медиумы», – шутливо подвел итог мероприятия БОЛДЫРЕВ.
Ранее репортаж был доступен только в печатной версии газеты «Коммерческие вести» от 9 июня 2021 года.
